Владетель Мессиака. Двоеженец - де Монтепен Ксавье - Страница 68

• Предыдущая
• 68/118
• Следующая

— Почему?

— Потому, что считаю недостойным быть причиной ссоры между матерью и дочерью…

Жерар де Нойаль чувствовал сильную головную боль и страшную слабость. Он последовал совету девушки, рекомендовавшей ему заснуть и успокоиться, и лег на кровать. Едва он закрыл глаза, как тотчас впал в тяжелый сон.

Гильона, увидав это, схватила дочь за руку и громко спросила:

— Наконец объяснись же со мной?

— Потише, матушка! — возразила девушка, — вы его разбудите!…

— Растолкуй же мне, что означает обещание дать две тысячи этому помешанному на химии? Ведь он сумасшедший, это ясно, как Божий день!…

— Для вас — может быть, но не для меня. Я верю его словам и верю в его успех! Нас свела с ним не простая случайность, а общая судьба… Мы родились, вероятно, под одной звездой, у нас одни и те же мечты, желания, и я хочу разделить с ним роковое богатство, которого ни он без меня, ни я без него никогда не достигли бы. Понимаете ли вы это, матушка?

— Я знаю только одно, что ты надеешься на невозможное!…

— Время покажет, кто из нас прав.

— Да откуда же ты хочешь достать такую сумму? Если бы мы вздумали продать весь наш скарб, то и тогда не выручили бы и десятой доли…

— Я все это хорошо знаю, но я рассчитываю попросить у человека, который, вероятно, мне не откажет.

— У кого же?

— У моей молочной сестры Дианы де Жильда.

Старуха пожала плечами.

— У Дианы у самой ничего нет, а графиня, ее мать, почти так же бедна, как и мы.

— У графини осталось еще несколько бриллиантов. У нее нет других желаний, как сделать приятное своей дочери, а Диана с радостью исполнит мою просьбу.

— Так ты думаешь сходить к графине в ее маленький домик на берегу Марны?

— Да… И вы пойдете со мной, матушка!

— Когда?!

— Скоро… Может быть, завтра… Давно уже мне хотелось обнять мою милую Диану. Вы знаете, ведь я ее люблю, как родную сестру.

— Потому-то ты и хочешь ее разорить!

— Нет, я хочу сделать ее богатой, так как и она, вероятно, получит часть золотых гор, которые будут принадлежать мне.

— Пускай будет по-твоему! — ворчала старуха. — Я больше не стану спорить. Ты ведь всегда права!… Делай, как знаешь… Но теперь постараемся немного поспать. Старость берет свое: у меня слипаются глаза, мне необходим сон. Так как ты уступила свою постель, то ложись вместе со мной.

— Ложитесь одни, матушка, а я засну на этой скамье.

Гильона не стала настаивать. Она поспешно улеглась и через несколько минут заснула.

Хильда не последовала ее примеру, хотя она и легла, но остаток ночи не смыкала глаз: она мечтала.

Прошло уже больше часа, как солнечные лучи, прокравшись через узкое окно, осветили жалкую бедную мансарду. И вот кавалер Жерар де Нойаль открыл глаза и увидел перед собой неземной образ молодой девушки. Он был положительно ослеплен красотой, которую накануне не удосужился разглядеть в темноте.

Хильда не была кокетка, нет, но она была женщина и тотчас угадала, какое впечатление произвела ее красивая наружность на молодого человека. Со своей стороны, она находила Жерара де Нойаля красавцем и в первый раз в жизни почувствовала учащенное биение сердца.

— Как вы теперь себя чувствуете? — спросила девушка взволнованным голосом.

— Благодаря вам… отлично!… Ведь это вы спасли меня? Вы перевязали мне рану? Вы приняли меня к себе с добротой ангела?

— Разве я так переменилась за ночь, что вы меня не узнаете? — улыбнулась Хильда.

— В темноте я не мог разглядеть вашей красоты… Теперь же ваш образ запечатлен здесь… И ничто на свете не может его изгладить…

Эти слова были произнесены с таким воодушевлением, что девушка невольно опустила глаза.

Гильона спала крепким сном и ни слова не слыхала из их разговора.

— Я вам обещала, — сказала Хильда, — что к вашему пробуждению моя мать во всем будет со мной согласна. Так и вышло: она совершенно поняла меня и обещала мне содействовать. Сегодня же мы оставляем Париж и поедем к той особе, которая должна нас выручить известной суммой денег. Но наша отлучка продолжится недолго. Через три дня мы вернемся, и вы получите обещанное…

— Ах! — восторженно воскликнул Жерар. — В этот век сомнений и недоверий я вдруг встречаю такую душу! Перед вами преклоняться мало!… Вы божество!… При такой красоте да еще золотое сердце! Я вас поставлю на пьедестал, вы будете властительницей всего света!… Скажите мне ваше имя?…

— Хильда.

— Итак, Хильда, я сделаю вас царицей!

— Хильда улыбнулась, польщенная этими словами, она твердо верила в их осуществление.

— Позвольте мне задать вам нескромный вопрос?

— Говорите!

— До той поры, когда мы будем царствовать, еще надо жить некоторое время, а у вас нет средств. Я говорю с вами, как друг, как сестра. Откуда возьмете вы денег на необходимое? На пищу и пропитание? Позвольте мне предложить…

Жерар не дал ей окончить и прервал почти с гневом:

— Хильда! Умоляю вас, ни слова больше… Вы мне предложили значительную сумму для возобновления моих трудов, и я, не колеблясь, принял ее. Теперь же дело идет о милостыне, вы оскорбляете меня… Я вас извиняю, но милостыни никогда не приму!

Заметив смущение Хильды, он прибавил:

— Будьте спокойны, дитя мое! Я не умру с голода во время вашего отсутствия, у меня еще остается вот это…

С этими словами Жерар снял с пальца золотое кольцо с небольшим сапфиром и показал его Хильде.

— Я знаю, что стоит оно немного, но мне все-таки дадут кое-что и этого будет достаточно. Жаль с ним расставаться, это память о моей матери… А теперь отплатите мне такой же откровенностью. Расскажите мне о себе, о вашем прошлом… Ведь я ничего не знаю о вас, кроме одного: что вы красивы, как день, и добры, как ангел!… Умоляю вас, не откажите мне в этом!…

— Это не трудно и к тому же будет коротко, — отвечала девушка. — В моей жизни нет ничего интересного, она самая обыденная. Но так как вы желаете узнать ее, то извольте…

Вот в чем заключался рассказ Хильды. Гильона была родом цыганка. В молодости она славилась красотой, но счастья ей это не принесло. Попав случайно в Париж, красавица сделалась любовницей одного знатного господина, который скоро ее оставил. Не имея никаких средств к жизни, брошенная на произвол судьбы, да еще с ребенком на руках (у нее уже родилась тогда Хильда), Гильона, вероятно, сделалась бы жертвой разврата или страшной нищеты, если бы одна добрая особа не предложила ей стать кормилицей ее ребенка, при этом цыганке было дозволено не покидать свое родное дитя. Особа эта была графиня де Сен-Жильда.

За девять месяцев до рождения ее дочери Дианы графа де Сен-Жильда обвинили в гнусной измене и казнили.

Все имение казненного было конфисковано. На графиню де Сен-Жильду, вышедшую замуж по любви, обрушились сразу два удара: она лишилась обожаемого мужа и всяких средств к существованию. В это отчаянное для нее время у нее родилась дочь. Отчаяние было так велико, что опасались за ее рассудок. Графиня действительно была близка к помешательству. Вместо того, чтобы находить утешение в своей малютке, она не могла на нее смотреть без ужаса и старалась всячески удалить ее от себя. К счастью, ненависть к собственному ребенку продолжалась недолго, скоро она превратилась в самую искреннюю и нежную любовь.

Гильона, Хильда и молочная ее сестра Диана поселились в скромной квартире графини на одной из мрачных улиц квартала Море.

Обе девочки росли вместе, их соединяла очень тесная и нежная дружба. Им исполнилось по четырнадцать лет, когда графиню постигло новое несчастье.

Доверенное лицо, которому она поручила ведение своих дел и в руках которого находилось ее состояние, оказалось страшным плутом. Он забрал все ее деньги и скрылся.

• Предыдущая
• 68/118
• Следующая