Короче, Склифосовский! Судмедэксперты рассказывают - Величко Владимир Михайлович - Страница 17
- Предыдущая
- 17/64
- Следующая
А на следующее утро для освидетельствования заявился и мальчик. Был он подобострастен, заискивающе улыбчив и всем своим видом изображал раскаяние. Мол, и сам не знаю, дядя Марк, как все это получилось. Выпили, наверное, лишнего — вот и свалял дурака. И говорил он все это очень искренне, раскаивался, чуть ли не слеза катилась по его пухлым щекам. А глаза! Про такие глаза в народе говорят: эти глаза не умеют врать! И я сначала поверил ему! Действительно, мало ли что случается. А потом, уже заканчивая осмотр и печатая акт освидетельствования, я возьми да и спроси у мальчика:
— Ну ладно, ну «пощупал» ты девочку, ну это в какой-то мере понятно: гормоны там, алкоголь. А зачем же ты юбку-то с нее сорвал? Это ж чистой воды хулиганство. Неужели самому-то сейчас не стыдно?
— Стыдно, дядя Марк, — ответил Артем и покаянно опустил голову, — очень стыдно!
— Вот представь, — продолжил я, — какой-нибудь подонок то же самое сделает… ну скажем, с твоей мамой, например: при всех сдернет с нее юбку? Прикинь, какой позор для женщины!
— Ей? Стыдно… позор???? Ха-ха-ха! Да она только рада будет показать все другим мужикам, а вы — стыдно!
И мальчишка визгливо, очень искренне и заразительно расхохотался. Потом, спохватившись, резко смех оборвал и примолк.
После таких слов «любящего» сына о родной маме исчез раскаивающийся парень — подвыпивший дурачок и хулиганишка, на секунду выглянуло мурло самовлюбленного циника, хама и подлеца. И глядя на него, я понял: то, что произошло, еще цветочки! Ягодки будут впереди… точно, будут!
Плюнув на все эти психологические экзерсисы, я закончил осмотр. Описал на щеке у Артема две ссадины, ну такие… очень характерные… от ноготков. Дал им судебно-медицинскую квалификацию, а акт освидетельствования также отдал на руки мальчику — пусть несет куда хочет. Он и принес его к маме. И тут такое началось, прямо ни словом сказать, ни пером описать!
Мама накатала на многих листах заявление в прокуратуру, где среди прочих эмоциональных выплесков были и «конкретные, вопиющие факты» моей необъективности. Например, она обратила внимание товарища прокурора на то, что эксперт на 2 миллиметра преуменьшил размеры ссадин на лице ее мальчика (она их сама дома перепроверяла!). И — внимание! — цитирую дословно отрывок из ее жалобы: «…почему эксперт оценил эти ужасные повреждения на лице моего мальчика как самые легкие, они же неизгладимо и тяжело обезобразили нежную кожу на лице моего сыночка… Эксперт необъективен… не создал равных условий… он на рентген моего мальчика не направлял, а вот эту прошмандовку направлял…» Ну, вы все понимаете абсурдность этих заявлений, но объяснения прокурору писать все равно пришлось. По факту причинения девочке повреждений возбудили уголовное дело, присовокупив туда и юбочно-хулиганские действия. По окончании разбирательства мировой судья определил Артему самое легкое наказание, по вменяемой ему тогда статье.
И теперь представьте, коллеги: пока это дело тянулось, все это время мама с подругами без устали поливали грязью эксперта, то есть меня.
— А ты что же? — спросил Бурков. — Так и промолчал?
— А что я должен был делать? Тоже слухи распускать? Так это — не мое. Пустое! Знаешь же — собака лает… Да плевать!
Некоторое время все молчали. Потом Бурков сказал:
— Ну и что особенного в этом твоем пути? У каждого эксперта бывают такие взаимоотношения и с потерпевшими, и их родственниками. Всегда кто-то недоволен твоими заключениями. Подумаешь…
— А я думаю, — перебил того Михаил, — главное в рассказе еще впереди. Так ведь, Марк?
— Да, все еще было впереди, — начал было Марк, но тут дверь распахнулась, и на пороге появился доцент нашей кафедры Зорин Илья Александрович — высокий, слегка рыхловатый мужчина с вечно улыбающимся лицом.
— Коллеги, кто-нибудь угостит сигареткой бедного доцента?
С наслаждением затянувшись он спросил, медленно выдыхая дымок:
— Кто и о чем сказку сказывает на сей раз?
— Да вот Марк о своей кривой дорожке в специальности излагает.
— А-а-а… ну мы эту историю знаем! Слышали… обсуждали тогда всей кафедрой. Ты прав был тогда, Марк Михайлович. Давай, расскажи ребятам этот случай. Сие — поучительно. — И повернувшись — вышел из комнаты.
Глава 2
— Вот так хохма, Марк! Даже кафедральные работники знают о какой-то поучительной истории, что произошла с тобой, а мы до сих пор — нет. Давай колись, дядя, а то мы не посмотрим, что ты боксер, и так тебя… защекотим, — заржал Бурков, — что быстренько расскажешь всю правду.
— Правду, говорите? Правду рассказывать легко! И одновременно — сложно. Правда бывает многогранна, особенно в судебно-сутяжных делах. Как вам, коллеги, рассказать о дальнейших событиях, я не знаю. Но уж как получится. Слушайте.
После того случая Артем вроде успокоился. Участковый говорил, что пацан сидит в основном дома, по ночам не шляется, часто с какими-то книжками в город ездит. Ну а на День нашего городка, что отмечался в конце лета, Артем снова прогремел на весь город! А случилось вот что.
Летним, теплым августовским вечером по узкой и извилистой улочке нашего маленького городка ехал за рулем своей «семерки» со службы сержант милиции. Опытный, спокойный, не пьющий в принципе. Служака, в классическом понимании этого слова. Поперек улицы шла толпа подвыпившей молодежи, и в ней, как вы, должно быть, догадываетесь, был и мальчик Артемка. Сержант побибикал им — мол, дайте дорогу, — а молодежь как шла, так и идет. Он вылез их усовестить, но они оттащили его от машины и отделали так, что в реанимацию сержанта привезли в коме тяжелой степени. Там он без сознания пролежал трое суток. Дело, естественно, «раскрыли» по горячим следам. Несколько человек — жителей соседних домов — видели, как почти стокилограммовый мальчик Артемка прыгал на голове лежащего человека, как пинал его же по голове. Артемку повязали и на трое суток задержали. И наутро привезли ко мне на освидетельствование — зафиксировать имеющиеся повреждения либо их отсутствие. Во избежание, так сказать, различных спекуляций и инсинуаций в последующем.
Мальчик Артем на этот раз был совсем другим: вел себя дерзко, вызывающе, нагло, всем «тыкал» и предупреждал, что когда он «выйдет», то разберется со всеми. И нагло улыбаясь, смотрел на меня.
Ну а я начал осмотр. По правилам, любого подозреваемого, задержанного, а тем более арестованного полагается раздеть и осмотреть всего — невзирая на его возможное несогласие. Вот я и предложил Артему раздеться.
— А че смотреть-то хочешь? Небось, дядя Марк, молодыми мужиками интересуешься, поглядеть хочешь? А у меня есть на что посмотреть, — дерзко ответил он, похлопав себя по причинному месту.
Я к таким манерам давно привык и поэтому никак не среагировал, сказав только:
— На раздевание даю 3 минуты. Потом сержанты тебе помогут. Понимэ?
Сержанты — два широкоплечих мужика — радостно заулыбались, потирая руки, а один из них — тоже не хилый! — задумчиво стал разглядывать свой здоровенный, величиной со средний арбуз, кулак:
— Конечно, Михалыч, поможем, еще как поможем! С удовольствием поможем!
И только после этого Артем нехотя стал раздеваться. Я сначала осмотрел голову, шею, туловище, потом, когда он остался в плавках, — ноги. Все это время Артем презрительно улыбался, чего-то бубнил угрожающее. Затем, когда он стал стягивать свои плавки, я сделал отрицательный жест — мол, не надо, обойдемся.
— А че, дядя Марк, посмотри на моего дружка, тебе это полезно будет… Чтоб знал, каким красавцем я после зоны твоих дочек попотчую! Гы-гы-гы…
Дальше привожу выдержки из протоколов допросов. В частности, конвоира, что был в тот момент в комнате:
«…Марк Михайлович одну резиновую перчатку к тому моменту, когда задержанный сказал… ну… это… про его дочерей, снял. После этих его слов Марк Михайлович как-то неторопливо снова надел перчатку на руку и резко (я и не увидел — как) ударил, и задержанный повалился на пол и сильно закричал, держась за левую половину лица… От этого удара, как нам сказали потом, у задержанного сломалась нижняя челюсть…».
- Предыдущая
- 17/64
- Следующая
