Беглецы - Шустерман Нил - Страница 51

• Предыдущая
• 51/81
• Следующая

Лев поворачивает и подходит Коннору.

— Вернись в строй! — требует Мегафон. — Мы идем на склад.

Но Коннор жестом показывает ему, что все нормально.

— Идите дальше, я знаю этого парня.

Мегафон неохотно соглашается.

— В таком случае ты должен сам привести его на склад, — говорит он, возвращаясь, чтобы навести порядок в колонне.

— Ну что, как дела? — спрашивает Лев.

Ничего себе. Вот так просто: «Как дела?» Можно подумать, они приятели по летнему лагерю, которые встретились случайно. Коннор знает, что нужно сделать. Пожалуй, другого способа разрешить возникшее между ними недопонимание не существует. Он снова действует, не дав себе возможности все обдумать. Это инстинктивный поступок, но не иррациональный. Продиктованный эмоциями, но не импульсивный. Коннор научился чувствовать нюансы. Размахнувшись, он бьет Льва в глаз. Недостаточно сильно, чтобы повалить на землю, но достаточно весомо, чтобы голова мотнулась, как пуговица, висящая на одной нитке, и чтобы поставить наглецу большой красивый синяк.

— Это за то, что ты сделал там, в школе, — объясняет Коннор, прежде чем Лев успевает оправиться от шока. Сказав это, он делает нечто еще более удивительное и неожиданное: хватает Льва за плечи и крепко обнимает. Последний раз он так обнимал младшего брата, занявшего первое место в состязаниях по пятиборью. — Я очень, очень рад, что ты жив.

— Да уж. Я тоже.

Коннор отпускает мальчика, прежде чем ситуация становится неловкой. На прощанье он пристально смотрит на то место, куда попал кулак, и видит, что синяк под глазом уже начал проявляться. В голову Коннору приходит остроумная мысль.

— Слушай, — говорит он, — я отведу тебя в медпункт. Есть там кое-какие знакомые. Думаю, они с удовольствием займутся твоим глазом.

Только поздно вечером Коннор в полной мере осознает, насколько сильно Лев изменился. Где-то в начале ночи Коннор, уже успевший задремать, чувствует, как кто-то трясет его за плечо. Открыв глаза, он видит, что кто-то светит ему в глаза фонариком, да так близко, что смотреть на свет больно.

— Эй! Какого черта?

— Тихо, — отвечает голос, чей обладатель скрыт ярким светом фонарика. — Это Лев.

Он должен был бы находиться в самолете, где живут новички до того момента, пока их не рассортируют по отрядам. Кроме того, есть строжайшее предписание ни под каким предлогом не выходить по ночам на улицу. Значит, Лев перестал быть мальчиком, слепо подчиняющимся законам.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает Коннор. — Ты хоть понимаешь, какие тебе грозят неприятности?

Лев продолжает светить фонариком в глаза, и Коннор не видит его лица.

— Ты меня ударил утром, — говорит он.

— Ударил, потому что ты это заслужил.

— Я знаю. Да, заслужил, поэтому все нормально, — соглашается Лев. — Но если ударишь еще когда-нибудь, пожалеешь.

Хотя Коннор не собирался бить его снова, ультиматумов он в принципе не терпит и отвечать на них согласием не привык.

— Я тебя ударю, — говорит Коннор, — если будет за что.

За световой завесой воцаряется молчание.

— Справедливо, — наконец отзывается Лев. — Но только в случае, если действительно будет за что.

Убрав в карман фонарик, Лев уходит. Но Коннору уже не спится. У каждого беглеца есть секрет, которым он не станет делиться ни с кем. Очевидно, есть такая тайна и у Льва.

Через два дня Коннора вызывает к себе Адмирал. Очевидно, ему нужно что-то починить.

Его штаб-квартира находится в салоне старого «Боинга-747», служившего личным самолетом президента США за много лет до того момента, когда Коннор появился на свет. Турбин под крыльями нет, и президентская символика на фюзеляже закрашена, но, если приглядеться, эмблема все равно видна под слоем свежей краски.

Сжимая ручку ящика с инструментами, Коннор поднимается по трапу, от души надеясь, что ничего серьезного не произошло и ему удастся быстро разобраться с поломкой и убраться восвояси.

Коннора обуревает любопытство. Он хочет посмотреть, как живет Адмирал и что находится внутри президентского самолета. Впрочем, при этом придется постоянно находиться в поле зрения пронзительных глаз Адмирала, и это пугает Коннора.

Оказавшись в салоне, он видит двух ребят младшего возраста, занятых уборкой. Коннору их лица не знакомы; он рассчитывал увидеть здесь кого-то из Золотой молодежи, но, кроме двух уборщиков, в салоне никого не видно. Да и обстановка, кстати, оказывается не такой уж роскошной, как он думал. Обивка кожаных кресел растрескалась, и ковер оставляет желать лучшего. Больше похоже на салон старого автомобиля, которых предостаточно в Акроне, чем на интерьер личного лайнера президента Соединенных Штатов.

— А где Адмирал? — спрашивает Коннор. Старик немедленно появляется откуда-то из глубин воздушного корабля. Глаза Коннора еще не совсем привыкли к полумраку салона, но он тем не менее замечает в руке Адмирала пистолет.

— Коннор! Я рад, что ты зашел, — говорит он, заметив мальчика.

Увидев пистолет, Коннор вздрагивает; к тому же он неприятно поражен тем, что Адмирал знает, как его зовут.

— Это зачем? — спрашивает он, указывая на пистолет.

— Просто чищу его, — объясняет Адмирал. Удивительно, думает Коннор, если он его чистит, почему не вынул обойму? Однако от дальнейших расспросов решает воздержаться. Адмирал кладет пистолет в ящик стола и запирает на ключ. Отослав уборщиков, он тщательно закрывает за ними люк. Ситуация складывается в соответствии с худшим сценарием, который Коннор только мог себе вообразить, и мальчик чувствует, как его кровь под воздействием адреналина начинает закипать. В пальцах рук и ног ощущается характерное покалывание, как перед дракой или поспешным бегством. Он замирает в ожидании худшего.

— Вы хотели, чтобы я что-то починил, сэр?

— Да, верно. Кофеварку.

— Почему бы вам просто не попросить принести другую из соседнего самолета?

— Потому, — отвечает Адмирал спокойно, — что я предпочитаю пользоваться своей.

Он приглашает Коннора проследовать за собой во внутренние покои. Салон «боинга» оказывается еще больше, чем ожидал Коннор. По сторонам прохода тут и там попадаются двери, ведущие в каюты, конференц-залы и кабинеты.

— Знаешь, твое имя у всех на слуху, — замечает Адмирал.

Для Коннора это новость, и нельзя сказать, чтобы приятная.

— Это почему?

— Прежде всего потому, что ты отлично чинишь вещи. Кроме того, тебя считают отменным драчуном.

Коннор решает, что Адмирал вызвал его, чтобы провести разговор на тему дисциплины. Да, попав на Кладбище, он стал драться реже, но всем известно, что Адмирал не терпит непослушания.

— Прошу прощения за драки, сэр.

— Не стоит. Я понимаю, ты такой человек. Как пушка, сорвавшаяся с лафета. Но это твое личное дело, по крайней мере, пока ствол направлен в нужном направлении.

— Я не понимаю, что вы хотите сказать, сэр.

— Видишь ли, я понял, что, вступая в драку, ты всегда стараешься решить ту или иную проблему. Даже если проигрываешь. Значит, ты, в косвенном смысле, продолжаешь чинить вещи, только иным способом, — говорит Адмирал, награждая мальчика ослепительной белозубой улыбкой. Коннора передергивает. Он пытается скрыть это, но Адмирал наверняка все видел. Они останавливаются в небольшой кают-компании, совмещенной с кухней.

— Ну вот, пришли, — объявляет Адмирал.

Старая машина для приготовления кофе стоит на кухонной стойке. Она, слава богу, не сложная. Коннор достает отвертку, чтобы открутить винты, удерживающие заднюю крышку, но в этот момент замечает, что вилка не вставлена в розетку. Он подключает прибор, на панели загорается огонек, и машина начинает выплевывать горячий кофе в стоящий на подставке небольшой стеклянный кофейник.

— Что ж, похоже, все нормально, — говорит Адмирал, улыбаясь своей ужасной белозубой улыбкой.

— Вы меня не для этого позвали, не так ли? — спрашивает Коннор.

• Предыдущая
• 51/81
• Следующая