Держава под Зверем - Бриз Илья - Страница 3

• Предыдущая
• 3/72
• Следующая

Лучше, командир, спой, – я снял со стены и подал старшему лейтенанту гитару.

Что? – Ваня тут же начал что-то бренчать и подстраивать гитару под себя.

Давай нашу, – тут же потребовал Колька.

Иван посмотрел на моего ведомого, улыбнулся и запел. Голос у него был низкий, почти профессиональный. До Анны Герман ему было далеко, но… за душу брало.

Светит незнакомая звезда,

Снова мы оторваны от дома,

Снова между нами города,

Взлетные огни аэродромов.

Здесь у нас туманы и дожди,

Здесь у нас холодные рассветы,

Здесь на неизведанном пути

Ждут замысловатые сюжеты…

Припев подхватили мы все вместе. В комнату нашего звена начали протискиваться другие пилоты.

Надежда – мой компас земной,

А удача – награда за смелость.

А песни… довольно одной,

Чтоб только о доме в ней пелось.

Несколько минут просидели в тишине. Вот интересно, почему здесь, в этом мире мало песен Высоцкого? Я привычно, как в восьмидесятые в том мире, продул мундштук «беломорины», промял, прикурил и решительно отобрал гитару у Ивана.

Их восемь – нас двое.

Расклад перед боем

Не наш, но мы будем играть!

Сережа! Держись, нам не светит с тобою,

Но козыри надо равнять.

Я этот небесный квадрат не покину.

Мне цифры сейчас не важны, -

Сегодня мой друг защищает мне спину,

А значит, и шансы равны.

Николай посмотрел мне прямо в глаза. Он, похоже, примеривал эту ситуацию на нашу летную пару.

Мне в хвост вышел «мессер», но вот задымил он,

Надсадно завыли винты.

Им даже не надо крестов на могилы,

Сойдут и на крыльях кресты!

Я – «Первый», я – «Первый», – они под тобою,

Я вышел им наперерез.

Сбей пламя! Уйди в облака! Я прикрою!

В бою не бывает чудес!

Сергей! Ты горишь! Уповай, человече,

Теперь на надежность строп!

Нет! Поздно – и мне вышел «мессер» навстречу.

Прощай! Я приму его в лоб.

Я знаю – другие сведут с ними счеты.

А по облакам скользя,

Взлетят паши души, как два самолета,-

Ведь им друг без друга нельзя.

Архангел нам скажет: «В раю будет туго!»

Но только ворота – щелк,

Мы Бога попросим: «Впишите нас с другом

В какой-нибудь ангельский полк!»

А вот здесь меня, кажется, не совсем поняли. Антирелигиозная пропаганда еще сильна, хотя за последние годы значительно ослабела.

И я попрошу Бога, Духа и Сына,

Чтоб выполнил волю мою:

Пусть вечно мой друг защищает мне спину,

Как в этом последнем бою.

Мы крылья и стрелы попросим у Бога,

Ведь нужен им ангел-ас,

А если у них истребителей много,

Пусть пишут в хранители нас.

Хранить – это дело почетное тоже,

Удачу нести на крыле

Таким, как при жизни мы были с Сережей,

И в воздухе и на земле.

Когда прозвучал последний аккорд, ребята не сразу поняли, что песня кончилась.

А почему Серега? – обиделся Колька. Ведь моим ведомым был он.

Ну, – я задумался, – так автор написал.

Кто? – тут же требовательно спросил Ваня Голубев.

Не скажу! – усмехнулся я. Н-да, прячусь за фамилией. С другой стороны… Наступят ли здесь такие времена, когда друзьям можно будет говорить все? А ведь это и от меня зависит.

Офицеры, а в комнату уже набилось человек десять, дружно потребовали:

Тогда давай еще! У него, этого твоего секретного автора, наверняка еще что-нибудь такое есть.

До моего десантирования Васька был, конечно, рубахой-парнем, но вот знатоком редких авторов он явно не являлся. Можно ли воровать песни из того мира? Интересный вопрос. Нужно! Здесь Володя Высоцкий другие напишет, никак не хуже. И будет этот Советский Союз вдвое богаче на его песни! Я выкинул погасшую папиросу в пепельницу и стал «давать». Первой, соответственно, на «ура» пошла «Я – „Як"-истребитель». Затем, посмотрев на особиста, неизвестно когда появившегося в нашей переполненной комнате, я исполнил «песню расстрелянного» – «Тот, который не стрелял». А потом понеслось. Память услужливо поставляла мне тексты и аккорды. Я пел и вспоминал собственную встречу с великим поэтом и бардом в том мире. Заглянул в гости к хорошему знакомому – очень крутому специалисту по передатчикам авиационных прицелов. Заглянул и встретил там Высоцкого. Мы тогда познакомились, тоже пили водку, и он пел. Репертуар тогда был вначале, увы, в основном блатной. Но потом Володя начал выдавать свое задушевное. Сейчас я пытался хоть как-то подражать, исполняя только лирику и военное.

И чего я распелся? Вроде не перед девчонками выступаю. А действительно, с чего вдруг? И только задавшись этим вопросом, я понял то, что мое подсознание распознало само. Этим ребятам я должен отдать все. Потому что завтра пойду с ними в бой…

В час ночи пришел замполит и разогнал нас. Но еще одну песню я все-таки спел.

Рассмеялась ты и взяла с собой.

И с тех пор ты стала близкая и ласковая,

Альпинистка моя, скалолазка моя!

Почему Викентьев не выходит со мной на связь?

Другая война. Ну а как это еще можно назвать? Там она была Великой Отечественной. А здесь… Заводы и фабрики работали шесть дней в неделю. В воскресенье люди отдыхали. Ходили в кино и театры там, где они были. Выбирались на свои садовые участки. Еще в тридцать восьмом всем желающим стали давать по десять соток. Студенты, а их в стране стало очень много, подтягивали «хвосты» или весело отмечали окончание сессии. С одной стороны, война с фашистской коалицией, а с другой – как жили, так и живем. Война – она где-то там, на западе. Даже отпуска не отменили. У кого-то две недели, а на вредных производствах – месяц. Подъем патриотических настроений во всех слоях общества огромный. Добровольцев в армию – полно. Вот только мало кого берут. Ну кому нужен необученный солдат? А если этот доброволец – квалифицированный рабочий? Вот и давай на производстве свои сто-сто три процента нормы. Сто десять? Вот тут уже разбираться начнут. Если ты такой способный и трудолюбивый, что действительно можешь больше других сделать, так получи за это премию. А если технологию нарушаешь и гонишь количество за счет качества? Так за это еще в том же тридцать восьмом начали давать на первый раз условные сроки с поражением в гражданских правах. Молод и силы девать некуда? С работы не отпускают? Учись! Партия и правительство все для этого сделали! Не очень квалифицированный, талантов особых и семьи нет, в армию не берут, а на месте не сидится? Так вон повсюду объявления, «требуются на стройки народного хозяйства». Страна как будто и не замечала войны. Прокладывались новые дороги, старые расширялись и покрывались слоем черного асфальта. Снимались новые фильмы, в театрах ставились новые спектакли. Люди любили друг друга и рожали детей.

А войска работали строго по планам. Я просматривал свежие сводки с фронта. На душе было и радостно и горько одновременно. Радостно, потому что, несмотря на ожесточенные бои, потери были минимальны. Горько… Очень горько было за ту, мою первую Родину. Столько народа погибло в той Великой Отечественной войне!

В двери опять показался Поскребышев:

Егор Иванович, все уже собрались.

Я посмотрел на часы. Тринадцать пятьдесят восемь.

• Предыдущая
• 3/72
• Следующая