Отец монстров - Арно Сергей Игоревич - Страница 35

• Предыдущая
• 35/53
• Следующая

— Не желаю, — ответил я, хотя и желал уязвить, да посильнее. Не нравился мне этот тип. Что у него на уме?

— И не только из газеты, но и в отделе антропологии Мария Николаевна — специалист по Рюйшу — о вас говорила, что вы тоже интересовались. Помните такую?

— Да, конечно, помню.

Я действительно часто наведывался к ней, когда собирал материал о Рюйше, да и в Библиотеке Академии наук целыми днями просиживал. Материала было до крайности мало, и его приходилось собирать по крупицам.

— Так вот. — Александр Петрович достал пачку сигарет и протянул мне для угощения, я поблагодарил, он вынул сигарету и прикурил. — Так вот, — затягиваясь дымом, продолжал он, — у меня и вопрос к вам как к специалисту по Фредерику Рюйшу.

— Тогда вам, Александр Петрович, не ко мне. Я ни в коем случае не специалист по Рюйшу, я, конечно, почитал кое-что, почитал… Но я никак не могу считаться специалистом, а вот Мария Николаевна — да, это мировая величина… Так что вам лучше к ней. Да и вообще, что вас может интересовать в этом анатоме, умершем в начале восемнадцатого века да еще и в Голландии?

— Да вот меня интересует один странный вопрос. Может быть, вы, любезнейший, поймете, почему я пришел к вам, а не к ученым-специалистам. Вопрос касается секрета мумифицирования людей, который изобрел этот ученый.

— Бальзамирования, — поправил я, хотя, по сути, разницы не было.

За разговором мы дошли уже до моего дома и остановились на углу возле детской площадки.

— Ну да, пусть бальзамирования. Так вот. Скажите мне, любезный Сергей Игоревич, а не мог ли этот секрет дойти до наших дней?

Я усмехнулся.

— Как раз об этом я сейчас и пишу. Об этом мечтают многие анатомы уже три века. Я думаю, что теоретически дойти мог. У Рюйша было двое детей. Сын умер еще до кончины самого Рюйша, а дочь Рахиль пережила отца на девятнадцать лет, но, судя по всему, секрета не раскрыла, а может быть, и не знала. А сам Рюйш был, по-моему, слишком жаден до денег, чтобы делать подарки человечеству.

— Значит, никак.

— Нет. Думаю, никак, — развел я руками. — Надеюсь, я вас не очень огорчил.

— Ну хорошо, — не отставал привязчивый Александр Петрович. — А другими путями какими-нибудь?

— Что значит «другими»?

— Ну если бы не он сказал, если бы украли?

— Кражи — это по вашей части… А впрочем, ведь ходили слухи о том, что Рюйш передал секрет Петру Первому. Конечно, это маловероятно — слишком жадным был старик. Но я пишу в своем романе о том, что секрет продал Петру слуга Рюйша. Потом Петр передал его врачу Блюментросту, тот после смерти Петра в свою очередь передал его хранителю Библиотеки Академии наук Шумахеру, и секрет этот уже после смерти самого Рюйша (должно быть, такая была у Петра договоренность при покупке) был опубликован в 1743 году доктором Ригером. Но секрет оказался, как говорится, туфтой. Это было не бальзамированием, а приготовлением спиртового раствора, который не был секретом и о котором знал всякий анатом.

— Удивительно, что этот секрет, который знали все, передавался несколько десятилетий как великая тайна. — Александр Петрович пожал плечами. — Неувязка какая-то.

— Ну да, — согласился я. — Тут есть неувязка, но так считают ученые, изучающие жизнь Рюйша.

— Непонятно. Если все знали, что это спиртование, а не бальзамирование… непонятно.

— Здесь действительно много неясного, — согласился я.

— Самая большая ошибка людей в том, что они считают себя умнее других. Им кажется — ну я-то их всех обманул, у меня комар носа не подточит. Работа в милиции научила меня смотреть на вещи с другой стороны. Но ведь послушайте, Сергей Игоревич, ведь Петр что-то понимал в медицине. Ведь его надуть не просто было, да и опасно… Но если даже допустить, что Петра надули, то он все же передал секрет врачу — как там его фамилия — Блюментросту, и тот в свою очередь передал специалисту. А опубликовали, простите великодушно, туфту. Признавшись, можно сказать, принародно в своей некомпетентности.

— Если предположить, что вы правы, значит… Значит, этот секрет потерялся где-то по дороге.

— Совершенно справедливо, любезнейший Сергей Игоревич! — вдруг несказанно обрадовался Александр Петрович и даже любовно похлопал меня по груди. — Совершенно справедливо.

— И если рассуждать логически, — в задумчивости продолжал я, — это могло быть только последнее звено — либо Шумахер, либо Ригер: тот, кто опубликовал якобы переданный ему секрет бальзамирования, а на самом деле рецепт простого спиртового раствора. Вот.

— Совершенно справедливо. Браво, Сергей Игоревич!

— Послушайте, вы что, это знали? — подозрительно глядя на Александра Петровича, спросил я. — Вы так говорите…

— Ничуть нет. Это вы знали, а я только ваше знание в правильное русло обратил. Но только почему вы предпоследнее звено изволили посчитать, не разумею.

— Последнее? Здесь могло быть так, что заветы Петра Великого передавались в обязательном порядке, и Ригер, опубликовавший их, не осмелился бы этого не сделать, даже если бы и понял, что это туфта. Там тоже свои законы, знаете ли, были.

— Вот это и интересно. Значит, здесь-то и могла произойти утечка информации, по простому говоря — кража. Очень вам благодарен. — Александр Петрович сверкнул золотым зубом. — Я так и думал, что ваш изощренный ум сможет выйти на путь правильный… Недаром вы фантастику пишете…

У него пискнул телефон, он достал его из внутреннего кармана пиджака, посмотрел на сообщение и тут же заторопился.

— Я не пишу фантастики, — сказал я сердито, но несколько запоздало.

— Да и не пишите. Имею счастье откланяться. — В последний раз сверкнув золотым зубом, он пожал мне руку, повернулся и зашагал в обратную сторону.

Я смотрел ему вслед с некоторым недоумением. Неужели он ждал меня возле милиции, чтобы вот так запросто раскрыть преступление восемнадцатого века? Да и вообще какое отношение он имеет к голландскому анатому? Одно дело, когда ты пишешь роман, где происходят невероятные события, и совсем другое, когда невероятные события происходят с тобой.

Проследив, как Александр Петрович сел в машину, я пошел домой.

Когда я входил в парадную, мне навстречу попались трое незнакомых мужчин; они повернули головы как-то так, что я не смог увидеть их лиц, хотя с некоторых пор стал внимательным к прохожим. Газовый пистолет находился у меня за поясом, и если бы я увидел своих обидчиков Шнура с Леонтьевым, мне бы потребовалось не более чем пара секунд, чтобы выхватить его и привести в действие.

Я открыл дверь и вошел в квартиру. Марина еще не пришла. Но я сразу понял, что в квартире кто-то побывал. Я иногда замечаю странные вещи, какие-то мелкие нюансы, а не вижу часто крупного под самым носом. Ящик тумбочки, когда я уходил, был приоткрыт, а теперь закрыт полностью. У этого ящика такое свойство: если, закрывая его, просто толкнешь, он останется чуть приоткрытым, а для того чтобы его задвинуть полностью, нужно на него надавить. Никто и никогда на него не надавливал до сегодняшнего дня, сдвинута обувь, потому что открывали нижнюю дверцу шкафчика, который тоже раз в год открывают. По всему видно, что торопились…

Я вынул из-за пояса пистолет и, держа его наготове, бесшумно проскользнул в комнату, заглянул под диван, за занавески, потом пошел в кабинет — там тоже никого не было. Из прихожей вдруг донесся шум.

Я бросился к стене и напрягся. Значит, я не ошибся. Бесшумно ступая, через коридорчик подошел к прихожей, там кто-то был. Сердце колотилось, я сжимал рукоятку пистолета вспотевшей рукой. Поглубже вздохнув, чтобы унять дрожь в теле, я, выставив вперед пистолет, выскочил в прихожую.

«Стоять!! На пол!! На пол быстро все!!! Стрелять буду!!! На пол!!!» — хотел заорать я что есть мочи… Но не заорал. Посреди прихожей, глядя на меня удивленно, стояла Марина.

— Вот это Рэмбо! А вам круто пистолет идет. Я в отпаде.

— Да, только похудеть нужно, — сказал я смущенно. — Тут кто-то приходил, похоже, когда нас не было, — смахивая со лба пот и пряча пистолет за пояс, сказал я, где-то даже сожалея, что это не злоумышленники, так мне понравилась роль крутого парня — не доиграл, наверное, в детстве. Я бы им показал кузькину мать!

• Предыдущая
• 35/53
• Следующая