Вскрытие показало... - Корнуэлл Патрисия - Страница 50

• Предыдущая
• 50/73
• Следующая

В лаборатории околачивался Марино. Он курил, навалившись всем весом на стол.

Я принялась нумеровать и надписывать вещественные доказательства и пробирки с образцами крови. Марино молча наблюдал за моими действиями.

– Нашли что-нибудь, что мне необходимо знать?

– Причина смерти – асфиксия, вызванная насильственным удушением посредством шнура, – автоматически ответила я.

– На теле обнаружены посторонние предметы? – Сержант смахнул пепел прямо на пол.

– Несколько ворсинок...

– Чудненько, – перебил Марино. – У меня тут кое-что есть.

– Чудненько, – в тон ему отвечала я. – Но давайте сначала выйдем из этих отвратительных стен.

– И я того же мнения. Почему бы нам не прокатиться на моей машине?

Я застыла с ручкой в руках и уставилась на Марино. Сальные волосы, как обычно, свисали ему на глаза, галстук он ослабил, белая рубашка с короткими рукавами на спине была сильно помята, как будто Марино несколько часов провел за рулем. Под мышкой левой руки он держал длинноствольный револьвер в рыжей кобуре. Марино выглядел внушительно: свет лился с потолка, и глаза доблестного сержанта были погружены в глубокую тень, а желваки играли прямо-таки устрашающе.

– Право, вам следует поехать со мной, – продолжал Марино безразличным тоном. – Я только и ждал, пока вы покончите со своей "нарезкой" и позвоните домой.

Позвоните домой? Откуда Марино узнал, что дома кто-то ждет моего звонка? Я никогда не говорила, что у меня гостит племянница. Никогда ни словом не упоминала о Берте. Какое дело сержанту до того, есть у меня вообще дом или нет?

Я уже собиралась сообщить Марино, что не имею ни малейшего желания ехать с ним куда бы то ни было, но он так глянул, что слова застряли у меня в горле. Я только и смогла выдавить:

– Да-да, конечно, едем.

Марино остался курить, облокотившись на стол, а я пошла в подсобку умыться и переодеться. В полном трансе я полезла за лабораторным халатом и не сразу сообразила, что он мне сегодня не понадобится. Мои бумажник, портфель и жакет были наверху, у меня в кабинете.

Я кое-как собрала мысли и вещи и последовала за Марино. Когда я открыла дверь автомобиля, свет внутри не загорелся. Прежде чем сесть, мне пришлось смахнуть с сиденья крошки и скомканную бумажную салфетку. Я пристегнула ремень безопасности.

Марино молча взгромоздился на сиденье. Тщетно мигала рация – сержант, по-видимому, решил не обращать внимания на вызовы. Полицейские что-то бубнили – слов было не разобрать, казалось, копы просто жуют микрофон. Все равно я не понимала смысла сигналов.

– Три-сорок-пять, десять-пять, один-шестьдесят-девять на третьей линии.

– Один-шестьдесят-девять, конец связи.

– Свободен?

– Десять-десять. Десять-семнадцать, кислородная камера. С объектом.

– Вызовите меня после четырех.

– Десять-четыре.

– Четыре-пятьдесят-один.

– Четыре-пятьдесят-один икс.

– Десять-двадцать-восемь на Адам-Ида-Линкольн один-семь-ноль...

Тревожные позывные били по нервам, как басы электрического органа. Марино вел машину молча. Мы проехали центр города. Витрины магазинов были уже закрыты на ночь металлическими жалюзи. Красные и зеленые неоновые вывески крикливо зазывали в ломбард, в мастерскую по ремонту обуви и в кафе быстрого обслуживания. "Шератон" и "Мариотт", залитые огнями, выплывали из темноты подобно лайнерам. Автомобилей на улице почти не было. Пешеходов тоже – разве что проститутки кучковались под фонарями. Они провожали наш автомобиль взглядами, и белки их глаз сверкали в темноте.

Я не сразу поняла, куда мы едем. На Винчестер-плейс Марино сбавил скорость, а поравнявшись с домом № 498 – принадлежавшим Эбби Тернбулл, – буквально пополз. Дом казался черным кораблем, флажок над парадной дверью обмяк расплывчатой тенью. Перед входом машины не было – значит, Эбби ночует в другом месте. Интересно, в каком.

Марино медленно свернул на узкую аллею между домом Эбби и соседним зданием. Машина подскакивала в раздолбанных колеях, фары выхватывали из мрака темные кирпичные стены, консервные банки, напяленные на столбы, разбитые бутылки и прочий мусор. Проехав несколько метров, Марино заглушил мотор и выключил фары. Рискуя нажить клаустрофобию, мы сидели в машине и смотрели на задний дворик дома Эбби, где по ограде вился плющ, а на газоне красовалась табличка "Осторожно, злая собака", хотя никакой собаки не было.

Марино включил прожектор. Луч освещал ржавую пожарную лестницу на стене. Все окна были закрыты, в темноте тускло поблескивали стекла. Кресло поскрипывало под тяжестью доблестного сержанта, пытавшегося выхватить из мрака каждый закоулок пустого двора.

– Ну же, – произнес он, – скажите что-нибудь. Мне не терпится узнать, что вам приходит в голову – то же, что и мне, или нет.

Я сказала очевидную вещь.

– Табличка "Осторожно, злая собака". Если бы убийца сомневался, есть собака или нет, он бы поостерегся лезть в окно. Ни у одной из женщин не было собаки. Иначе они, возможно, не погибли бы.

– В точку!

– Кроме того, – продолжала я, – подозреваю следующее: вы пришли к выводу, что преступник знал: табличка стоит исключительно для мебели, у Эбби – или у Хенны – не было собаки. А вот откуда у него эти сведения?

– Вот именно, откуда? – эхом отозвался Марино. – Разве что он специально выяснял.

Я промолчала.

Марино сжал в кулаке зажигалку.

– Похоже, он уже бывал в этом доме.

– Не думаю.

– Хватит играть в молчанку, доктор Скарпетта, – мягко произнес Марино.

Трясущимися руками я достала сигареты.

– Все это так и стоит у меня перед глазами. Да и у вас, наверное, тоже. Представляю типа, который уже раньше был в доме Тернбулл. Он понятия не имел, что у Эбби живет сестра, зато убедился, что журналистка не держит никаких собак. Да еще сама мисс Тернбулл, будь она неладна, знает нечто такое, что парню ой как хочется сохранить в тайне.

Марино помолчал. Я чувствовала на себе его взгляд, но не желала ни смотреть на него, ни отвечать ему.

– Понимаете, он с нее уже кое-что поимел. И возможно, далеко не все, что ему хотелось. Он не удовлетворен, ему нужно больше. Несостыковка в сценарии, так сказать. К тому же он боится, что она на него заявит. Она ведь журналистка, та еще пройдоха, черт ее возьми. Ей платят за то, что она раскрывает грязные тайны. И не сегодня-завтра она расколется. – Марино снова посмотрел на меня, но я была как кремень. – И что ж ему прикажете делать? Он решает замочить журналистку и оформить все так, будто и она стала жертвой маньяка. Одна маленькая проблема – он не знает, что в доме мисс Тернбулл живет ее сестра. Не знает также, где находится спальня Эбби, потому что в прошлый раз ему хватило и гостиной. Вот парень и попадает не в ту спальню. А почему? Потому что свет горел только в комнате Хенны, так как Эбби была в Нью-Йорке. Отступать поздно. Он зашел слишком далеко и должен довести дело до конца. Он убивает ее...

– Больц не мог этого сделать, – произнесла я, сдерживая дрожь в голосе. – Больц никогда бы на такое не пошел. Он не убийца – кто угодно, только не убийца.

Повисло молчание.

Наконец Марино медленно поднял на меня глаза и стряхнул пепел с сигареты.

– О-очень интересно. А ведь я не называл фамилий. Но раз уж вам на ум пришел Больц, не соизволите ли развить свою мысль?

Я прикусила язык. Слезы подступали к глазам, копились в горле. Не заплачу, не дождется! Чертов коп не увидит моих слез, такого удовольствия я ему не доставлю!

– Послушайте, доктор Скарпетта, – произнес Марино уже гораздо мягче, – я не хотел ловить вас на слове. То есть я хотел сказать, ваша личная жизнь – это ваше личное дело, я не собираюсь в нее лезть. Вы взрослые свободные люди. Но мне кое-что известно – я видел Больцеву машину у вашего дома...

– У моего дома? – Вот уж не ожидала. – А что вы де...

– Что я делал! Да я только и делаю, что объезжаю дозором этот чертов город. И так уж случилось, что вы в нем живете. Я знаю вашу служебную машину. Знаю ваш адрес, будь он неладен, и знаю Больцеву белую "аудюху". И все те разы, что я наблюдал эту самую "аудюху" у ваших ворот, Больц явно заезжал не про убийства речь вести.

• Предыдущая
• 50/73
• Следующая