Вскрытие показало... - Корнуэлл Патрисия - Страница 35

• Предыдущая
• 35/73
• Следующая

Поколебавшись, я решила развить тему:

– Как вам кажется, то, что временные промежутки между убийствами становятся все короче, не случайно? Неужели причина этой спешки – пресса: маньяка возбуждает шумиха вокруг его персоны?

Марино ответил не сразу, однако заговорил более чем серьезным тоном:

– Доктор Скарпетта, этот тип подсел на убийства. Раз начав, он уже не может остановиться.

– То есть вы хотите сказать, что шумиха в прессе никак не влияет на его поведение?

– Нет, этого я не говорил, – ответил Марино. – Поведение у него обычное – сидит себе тише воды, ниже травы, не жужжит. Возможно, маньяк не был бы настолько спокоен, если в наши доблестные журналисты не облегчили ему жизнь. Все эти сенсационные статьи для него просто подарок. Убийце и делать ничего не надо – за него все сделала "желтая" пресса, причем бесплатно. Вот если бы журналисты ничего о маньяке не писали, он бы засуетился, возможно, полез бы на рожон. Пожалуй, начал бы строчить письма, а то и звонить в полицию, чтоб расшевелить журналюг. Одним словом, оборзел бы.

Мы помолчали.

И вдруг Марино ошарашил меня вопросом:

– Вы что, говорили с Фортосисом?

– С чего вы взяли?

– Слухами земля полнится. А статейки просто доводят Фортосиса до белого каления.

– Это он вам сказал?

Марино небрежно снял солнечные очки и положил их на панель приборов. Он поднял на меня свои маленькие глазки – они поблескивали недобрым блеском.

– Нет. Но Фортосис сообщил об этом двум моим добрым друзьям. Один из них – Больц. Второй – Таннер.

– А вы-то как узнали?

– А у меня всюду уши – и в нашем министерстве их не меньше, чем на моем участке. Я всегда знаю, что происходит, а иногда знаю даже, чем все закончится.

Снова повисло молчание. Солнце садилось – оно было уже ниже крыш, и длинные тени ползли по лужайкам и по шоссе. Марино только что приоткрыл дверцу, которая могла привести нас к взаимному доверию. Он что-то знал. Он усиленно на это намекал. Я осмелилась распахнуть эту дверцу.

– Больц, Таннер и остальные сильные мира сего весьма огорчены тем, что секретная информация просачивается в прессу, – бросила я пробный камень.

– С тем же успехом они могут впадать в депрессию из-за дождя. Да, утечки информации случаются. Особенно если вы живете в одном городе с "дорогушей" Эбби.

Я невесело улыбнулась. Так оно и есть. Поведай тайну "дорогуше" Эбби Тернбулл, а уж она позаботится о том, чтобы твои секреты попали в "желтую" прессу.

– От Эбби один геморрой, – продолжал Марино. – У нее все схвачено, даже в нашем департаменте. Можете мне поверить: шеф полиции чихнуть не успеет, как ей уже все известно.

– Кто же ее информирует?

– Скажу только, что я кое-кого подозреваю, но доказательств у меня нет, а без доказательств, сами понимаете, никуда.

– А знаете, кто-то залез в мою базу данных, – сказала я таким тоном, словно это уже было известно каждой собаке.

Марино бросил на меня острый взгляд.

– Давно?

– Не могу сказать. Несколько дней назад кто-то вычислил пароль и пытался получить информацию по делу Лори Петерсен. Нам еще повезло, что мы вообще узнали об этом. Системный администратор допустила оплошность, благодаря которой команды этого взломщика остались на экране.

– Вы хотите сказать, что этот тип, возможно, уже несколько месяцев шарит в вашем компьютере, а вы об этом ни сном ни духом?

– Именно.

Марино напрягся и замолчал.

– Это известие заставило вас заподозрить кого-то другого, не Эбби? – попыталась я его расшевелить.

– Угу, – лаконично ответил сержант.

– Кого же? – раздраженно спросила я. – Скажите же что-нибудь!

– Сказать я могу только одно – под вас усиленно копают. Эмберги знает о компьютере?

– Знает.

– Полагаю, и Таннер в курсе?

– Да.

– Черт, – пробормотал Марино. – Теперь кое-что прояснилось.

– Например? – У меня начинался приступ паранойи. Думаю, детектив заметил, как меня затрясло. – Что конкретно прояснилось?

Марино не отвечал.

– Что прояснилось? – не отставала я.

Он медленно поднял на меня глаза.

– Вы действительно хотите знать?

– Думаю, мне лучше быть в курсе. – Голос у меня был спокойный, хотя страх уже почти перешел в панику.

– Ладно. Скажем так: если Таннер узнает, что мы с вами сегодня катались по городу, он, пожалуй, отберет у меня полицейский значок.

У меня глаза округлились от изумления.

– Не может быть!

– Еще как может. Сегодня утром я зашел к нему в управление. Таннер отозвал меня в сторону и сказал, что он и другие шишки намерены покончить с утечками информации. Таннер, мать его, велел мне держать язык за зубами. Можно подумать, я когда-нибудь трепался! Но он сказал еще кое-что – и вот это-то показалось мне полным бредом. Дело в том, что мне теперь нельзя сообщать никому из вашего офиса – проще говоря, вам – информацию по последним убийствам.

– Что?

Марино точно не слышал.

– Ни слова о том, как идет следствие, или о том, какие у полиции версии. В общем, вы ничего не должны знать. Таннер приказал нам только получать от вас информацию о вскрытиях и экспертизах, а вам ничего не рассказывать. Он сказал, что и так уже прессе известно слишком много и единственный способ прекратить этот бардак – ничего не обсуждать с теми, кого убийства не касаются непосредственно...

– Да, конечно, – перебила я. – И все же я-то здесь при чем? Эти убийства входят в мою компетенцию – они что, забыли?

– Успокойтесь, – мягко сказал Марино. – Мы ведь с вами сидим в этой машине, разве не так?

– Да. – Я взяла себя в руки. – Да, конечно.

– Мне вообще на Таннера с его приказами плевать. Может, он распсиховался из-за вашего компьютера. Или просто не хочет, чтоб полицейских можно было хоть в чем-то заподозрить.

– Пожалуйста...

– Или тут дело в чем-то еще, – пробормотал Марино себе под нос.

В любом случае он не собирался делиться со мной своими подозрениями.

Марино резко переключил передачу, и мы поехали к реке, к югу от Беркли-Даунз.

Следующие десять минут – а может, пятнадцать или двадцать, я не засекала – прошли в молчании. Я безразлично смотрела в окно. Мне казалось, что со мной сыграли злую шутку, что меня не посвятили в некую тайну, которая для всех остальных уже давно не тайна. Ощущение, что со мной никто не желает иметь дела, становилось невыносимым. Я была на грани истерики и уже не могла поручиться ни за правильность своих суждений, ни за свою сообразительность, ни даже за собственный рассудок – короче, вообще ни за что.

Мне оставалось только размышлять о жалких остатках того, что всего несколько дней назад казалось успешной карьерой. Меня и моих подчиненных обвинили в разглашении информации. Мои попытки провести модернизацию подорвали мою же систему строгой секретности.

Даже Билл больше мне не доверяет. Теперь вот и полицейским запретили со мной общаться. Кончится все тем, что я стану козлом отпущения: на меня свалят ошибки и промахи, которые были допущены при расследовании последних убийств. Эмберги, пожалуй, придется освободить меня от занимаемой должности – не сейчас, так в недалеком будущем.

Марино бросил на меня взгляд.

Я и не заметила, что мы уже припарковались.

– Сколько досюда миль? – спросила я.

– Откуда?

– Оттуда, откуда мы приехали, – от дома Сесиль.

– Ровно семь целых четыре десятых мили, – бросил Марино, даже не взглянув на спидометр.

При дневном свете я едва узнала дом Лори Петерсен.

Он казался нежилым, пустым, заброшенным. Белый сайдинг на фасаде в тени был темным, бело-голубые жалюзи казались тускло-синими. Лилии, что росли под окнами, кто-то вытоптал – наверное, следователи, прочесавшие каждый дюйм в поисках вещественных доказательств. На входной двери трепыхался обрывок желтой ленты, еще недавно огораживавшей место преступления, а в траве – ее давно следовало постричь – виднелась банка из-под пива, очевидно, выброшенная из проезжавшей мимо машины.

• Предыдущая
• 35/73
• Следующая