Тайна - Сидикова Зухра - Страница 47
- Предыдущая
- 47/61
- Следующая
Не знаю, сколько прошло времени, наконец, мы перестали копать. Я почувствовала, что моя лопатка уперлась во что-то мягкое.
Алена велела мне отойти, отвернуться и не поворачиваться, пока она не разрешит.
На ватных ногах я отошла в сторону, села на мокрую от вечерней росы траву. Никакие силы не заставили бы меня обернуться, мне казалось, что за моей спиной происходит что-то непоправимое и ужасное.
Вдруг страшно и горько зарыдала Алена. Я вскочила на ноги и в ужасе обернулась… Папа! Папочка! Огромные деревья надо мной качнулись и все разом повалились на меня, их черные ветви потянулись ко мне, словно пытаясь задушить, задавить меня, что-то громко и пронзительно завыло и заухало, я закричала и потеряла сознание.
2
Все происходившее с нами потом до сих пор с трудом укладывается в ясную картину. Словно все это происходило с кем-то другим, посторонним, а я лишь наблюдала со стороны.
Когда я очнулась, я увидела, что Алена сидит на земле, на краю этой черной, ужасающей мня ямы. Казалось, она тоже была без сознания. Я трясла ее, плакала, умоляла, но она была безучастна.
- Алена, пойдем домой! Пойдем домой, Алена! – кричала я. Гулким эхом отзывался мой голос в черной кроне деревьев, пугая птиц.
Наконец, она подняла голову и посмотрела на меня:
- Тихо, Леночка. Тихо, маленькая, - сказала она. – Пусть папа полежит немного, пусть отдохнет, он устал, видишь, он устал… - И она снова наклонилась к отцу.
- Алена, пойдем домой! – громко плакала я. Мне было страшно, я не знала, что мне делать с ней, как увести ее. На папу я старалась не смотреть, я, словно понимала, что если взгляну на него, то сойду с ума, так же, как и Алена.
- Алена, Аленочка, пожалуйста, пойдем домой! Я боюсь, я боюсь, Алена, пойдем домой! – я гладила ее по плечу, снова трясла ее и совсем охрипла от плача.
Стало совсем темно. Луна светила сквозь ветви деревьев, все плотнее обступающих нас. Я устала плакать, устала звать Алену, прислонившись к ней, я то ли уснула, то ли просто потеряла сознание.
Очнулась я от резкого толчка. Алена стояла надо мной и сердито смотрела на меня. Взгляд ее уже не казался таким бессмысленным, затуманенным, она словно пришла в себя.
- Лена, уже совсем темно, а ты разлеглась, вставай, нам нужно идти.
Ямы не было, земля была выровнена, и закрыта ветками.
Я шла за Аленой, не разбирая дороги, ни о чем не думая. Ветви больно хлестали по лицу, меня бил озноб.
Дом был пуст. Слепо темнели окошки.
Папы больше не было с нами.
- Лена, - сказала Алена, - мне нужно уйти сейчас. Ты останешься и будешь ждать меня. Никуда не уходи из дома, слышишь? Закройся и никому не открывай. Лучше ложись спать.
Она говорила резко, строго и совсем не была похожа на прежнюю Алену, которую я знала и любила. Я смотрела на нее и ничего не могла ответить, горло сжало с такой силой, что я не могла произнести ни звука.
Алена взглянула на меня пристально. – Ты почему не отвечаешь? – спросила она, - ты почему молчишь? Лена! Лена! - она затрясла меня за плечи. - Почему ты молчишь? Отвечай! Отвечай, скажи что-нибудь!
Я молчала не в силах выговорить ни слова, только испуганно смотрела на нее.
- Ладно, ладно, маленькая, успокойся, - она обняла меня, - ничего, ничего, - она снова взглянула на меня, - мы с тобой потом поговорим, я вернусь и мы поговорим, хорошо? – она взяла мое лицо в ладони, поцеловала. – А теперь я пойду, закрой за мной дверь.
Она ушла в темноту тайги.
Я закрыла дверь на большой железный засов, легла на пол у нашей большой печки, еще хранившей тепло, папа топил ее утром, чтобы мы могли вернуться в теплый дом, но теперь это тепло нашего милого уютного дома никого уже не согреет.
Я закрыла глаза, пытаясь заснуть, но перед глазами мелькали деревья, черные, тянущие ко мне ветви, пытающиеся задушить. Я пыталась крикнуть, позвать на помощь, но мое горло обхватили ветви, переплели его, схлестнули со страшной силой, так что я не могла издать ни звука.
Вдруг я услышала, как, скрипнув, открылась дверь, и вошел отец, я хотела позвать его на помощь, но не могла, ветви душили меня. Отец шагнул вперед, его осветил лунный свет, падающий в окно, и я вдруг увидела, что все лицо его черно от земли, что сквозь него прорастают черные ветви, растут сквозь его руки, плечи, ноги, все его тело, и эти черные ветви тянутся, тянутся ко мне!.. Я закричала изо всех сил и проснулась. За окном светало. Я встала. Я хотела позвать Алену, мне казалось, она где-то в доме. Но не смогла. У меня больше не было голоса.
Я подошла к входной двери, и вдруг мне показалось - кто-то зовет меня, там за дверью. Это папа и Алена! Они вернулись! Я отодвинула засов, распахнула дверь. За ней никого не было. В бледном утреннем свете застыли передо мной деревья. Мне казалось, что они обступили плотной стеной наш дом, что они сжимаются вокруг меня. И тут я снова услышал голос, кто-то звал меня из-за деревьев. Это папа и Алена! Я побежала, и продолжала бежать на эти зовущие меня голоса в полной уверенности, что где-то там за этими деревьями ждут меня отец и сестра.
Я очнулась на той самой полянке, возле холма, черневшего вскопанной землей, просвечивающей сквозь наваленные ветви. Папа лежит в этой яме, вспомнила я, со страхом отступая назад… Где-то за моей спиной шумела река. Где же Алена? Она ушла еще ночью, где же она?
Меня охватил страх, мне снова показалось, что деревья наступают, надвигаются на меня, хотят раздавить, задушить меня. Я подняла голову, вокруг меня кружилась, кричала разными голосами тайга. Я потеряла сознание.
Глава вторая
1
Я плохо помню, что происходило дальше. Помню каких-то людей… Они стояли надо мной, говорили что-то. Помню, как меня везли на машине. Как я лежала в небольшой светлой комнате, за моим окном росла молодая тонкая березка, она радовала меня своей нежной хрупкой белизной, потому что не была похожа на черные деревья из моих снов.
Помню высокого полного доктора, ласково говорившего со мной. Но мне не хотелось отвечать на его вопросы, я отворачивалась к стене и часами лежала так. Я не хотела говорить, да и не могла, речь так и не вернулась ко мне.
Помню, как вошел в мою комнату пожилой человек, он называл меня по имени, гладил по голове, спрашивал - неужели я не помню его? Но я не смогла его вспомнить, и снова отвернулась к стене, а он ушел, оставив на моей тумбочке пакет с конфетами – вкусными вишневыми карамельками.
Потом был детский дом. Его я тоже помню плохо. Помню, что я не играла с другими детьми, часами сидела у окна, ждала. Я ждала Алену. Но она все не приходила.
А однажды я услышала разговор двух нянечек. Они говорили обо мне, о том, что я напрасно жду, что мне некого больше ждать. Алена утонула в ту ночь, утонула в реке, пролежала в воде несколько дней, и ее опознали только по одежде и длинным волосам. Я не плакала, словно из меня вместе со словами и звуками ушли и слезы. Мне казалось, что во мне ничего больше не осталось - только черная вязкая пустота.
Как-то мне принесли бумагу и краски. Я долго смотрела на белый лист, он радовал меня своей чистотой и белизной. Я взяла кисточку, обмакнула ее в воду, и стала рисовать прозрачной жидкостью на листе. Мне хотелось нарисовать белое чистое деревце, такое же нежное и хрупкое как та березка за окном моей прежней больничной комнаты. Но вода быстро высыхала, и березка растаяла на белом листе. Тогда я взяла черной краски на кисточку и стала рисовать стройный силуэт и мелкими штрихами полосочки на тонкой нежной бересте. Но вдруг вместо хрупкой березы стало вырастать огромное черное дерево, оно вырастало у меня на глазах, надвигалось на меня, тянуло ко мне свои кривые руки-ветви, и я закричала, закрыла лицо руками. Прибежали воспитатели, краски и бумагу унесли.
Больше я не рисовала.
А потом в детдом пришла эта женщина, Зинаида Петровна - невысокая, худенькая, с седыми, собранными в пучок волосами, очень энергичная. У нее были удивительные глаза – добрые, смеющиеся, и маленькие смуглые руки - надежные и крепкие.
- Предыдущая
- 47/61
- Следующая
