Выбери любимый жанр

КГБ в Японии. Шпион, который любил Токио - Преображенский Константин Георгиевич - Страница 48

Изменить размер шрифта:

Вскоре отворилась дверь, и туда без стука вошел пожилой телетайпист японец в жилетке и черных брюках. Шаркая кожаными подошвами шлепанцев, он подошел к столу, молча положил на него белый листок телеграммы и тотчас удалился По японским понятиям это считалось верхом неучтивости, и Алексей проводил телетайписта злобно прищуренным взглядом.

— Недоволен, видите ли, тем, что его увольняют! — саркастически произнес он, когда за телетайпистом закрылась дверь. — И денежной компенсации, которую мы выплачиваем им за счет советского народа, не ценят, — продолжал он. — А зря: сумма-то весьма крупная, достаточная, чтобы купить несколько автомобилей. Эх, эти бы деньги дать нашему мужику! — горестно воскликнул Алексей, ударив кулаком по столу. — У нас в СССР если увольняют кого, то в лучшем случае выплачивают мизерное двухнедельное пособие, а могут не дать и его… Кстати, — оживился он, — когда наши финансисты в ТАСС узнали, сколько десятков миллионов иен предстоит выплатить здешним телетайпистам в связи с увольнением, они прислали телеграмму, в которой было всего два слова: «Вы шутите?» Еще бы, наши бухгалтеры и предположить не могли, что при увольнении в Японии полагается что-то платить — ведь они тоже воспитаны на наших статьях! Пришлось с дипломатической почтой отправить им перевод японского закона, устанавливающего эти выплаты, и каждую страницу заверить консульской печатью!.. А японцы все равно недовольны — какую-то там мелочь они теряют. Как бы еще забастовку не устроили: тогда и вовсе греха не оберешься!.. Ой, что же я, дурак, сам подаю им идею! — воскликнул он, с опаской взглянув на потолок, и замолчал… — Ну и черт с ними! — сказал он минуту спустя, словно подводя итог своим недолгим раздумьям. — В конце концов, специальность у меня есть. Поглядим-ка, что в телеграмме! — И он бодро сдвинул очки на кончик носа…

Телеграммы из Москвы с указаниями написать статьи на ту или иную тему приходили очень часто и были зеркальным отражением тех проблем, которые особенно будоражили нашу страну и были невыгодны ей с точки зрения пропаганды, подрывая идею о преимуществах социализма над капитализмом.

«Напишите о росте цен в Японии», — читали мы в очередной телеграмме и догадывались, что в скором времени у нас в Советском Союзе грядет очередное повышение цен.

«Подготовьте разоблачительный материал о жилищном кризисе в Токио», — гласила другая телеграмма, не оставлявшая сомнений в том, что как раз не в Токио, а именно в Москве потерпела крах очередная программа жилищного строительства.

Иногда, по многолетней привычке, Москва требовала срочно сообщить о загрязнении в Японии окружающей среды, но выполнять это указание становилось все труднее, потому что за последнее десятилетие японцы умудрились каким-то образом очистить свою среду обитания и больше не загрязнять ее, в то время как у нас, несмотря на огромный размер территории, она, наоборот, загрязнялась.

Но больше всего волновали Москву две темы: кризис японской медицины и тяжелое положение японских женщин. Задания написать о них поступали порой даже ночью.

— Просят дать материал о кризисе японской медицины, — объявил Алексей, покачивая головой. — Кто напишет? Может быть, ты, Петя? — сказал он, зная, как Петр любит ругать Японию.

— Нет, Алексей, не могу! — решительно отказался, однако, тот. — Совесть не позволяет! Я ведь немолод и недавно прошел здесь полное обследование с помощью электронной техники. У меня нет слов, чтобы передать внимательность врачей, участливость медицинских сестер, их деликатное обращение с пациентами. Не то что наши советские медсестры!.. Пусть об этом напишет тот, кто помоложе!..

— А я вот тоже недавно лечил здесь зубы! — мечтательно произнес я. — Кто бы мог подумать: бормашина не причиняет никакой боли! Впрочем, давайте-ка я напишу о кризисе японской медицины, хотя, как мы знаем, кризис медицины в действительности существует не в Японии, а у нас, в Советском Союзе, потому что наши врачи там получают мизерную зарплату, а государство выделяет на оснащение клиник сущую мелочь — то, что остается от военных расходов. Но я читал в японском журнале, что и у японских медиков есть проблемы. Например, врачи с большим вниманием глядят на экран компьютера, чем на больного, а сложные операции обходятся весьма дорого…

— Пиши, — усмехнулся Алексей, — хотя учти: ты болтаешь под японской подслушивающей аппаратурой много лишнего о нашем социалистическом строе.

Я бойко затарахтел на машинке…

— А я напишу о женщинах! — провозгласил Петр и тоже принялся барабанить по клавишам. Спустя некоторое время он положил свой опус на стол начальника.

— Ну, Петь, ты даешь! — воскликнул Алексей, пробежав глазами написанное и зачитав вслух: — «Все большему числу японских женщин приходится в наши дни искать работу…» Ты пишешь об этом как о трагедии, а ведь у нас все женщины работают, и никто это трагедией не считает. Более того, официально это расценивается как крупное завоевание социализма. Ведь у нас мужья не могут содержать семью на свою зарплату, а здешним мужьям, японским, это все-таки удается. Но нашему советскому читателю об этом ни в коем случае нельзя знать.

— Но ведь Киодо Цусин [3]дает цифры! — обиделся Петр и помахал обрывком белой ленты.

— Оно их дает по любому поводу, а у тебя должна быть своя голова на плечах! Оно сообщает и о сокращении улова лосося, хотя никаких очередей в магазинах не замечается, и красную рыбу здесь едят по-прежнему много. Недавно мне один старый японец говорил: «Все меньше у нас становится лосося и кеты, потому что вы не позволяете ловить их в своих водах!» А я ему ответил так: «Да если наш русский мужик хотя бы раз в год попробует красной рыбки, то он уже и доволен!..»

— Неужели ты мог так сказать иностранцу, Алексей? — ужаснулся Петр и укоризненно покачал головой.

Тот, поняв, что сболтнул лишнее, потупил взгляд и замолчал…

Тут, к счастью, часы пробили одиннадцать. Пришла пора пить кофе. Разумеется, на территории СССР такого буржуазного обычая нет и в помине, но зато корреспонденты ТАСС неофициально взяли его на вооружение. Это дает им отличный повод на несколько минут отлучиться, чтобы за чашкой кофе немного расслабиться.

Поэтому все быстро поднялись из-за столов и поспешили к дверям. Впрочем, каждый не преминул пригласить Алексея на кофе к себе, ибо знали, что жена ею на полгода уехала в Москву, к детям и внукам, дома его никто не ждет.

Алексей поблагодарил за приглашение, но отказался:

— Нет уж, пейте сами, мне кофе уже нельзя по возрасту…

После этих слов все как один разбежались. Убедившись, что в комнате никого, кроме меня, нет, Алексей достал из-под груды газет американский журнал, раскрытый на статье «Не все в порядке в империи Горбачева», и продолжил чтение. Очевидно, статья задевала его за живое, потому что он то и дело восклицал, обращаясь, очевидно, к коммунистическим руководителям:

— Эх, управители! Эх, герои труда! Это надо же умудриться так развалить страну, прячем без войны, без мора!..

Видно, меня он совершенно не стеснялся, считая, что мы все равно находимся с ним в одной упряжке КГБ, А между тем я, завершив клеветнический опус о прекрасной и бесконечно гуманной японской медицине, положил его на стол Алексею и тоже поспешил было к выходу.

— Куда это ты так торопишься?.. — строю окликнул меня Алексей.

— Как это куда? — многозначительно переспросил я, разводя руками и показывая ими на потолок, утыканный микрофонами, и тем самым давая понять, что вот сейчас попью дома кофе и поеду в резидентуру. Что же в этом удивительного?.. Ведь это моя работа!..

— Но все-таки по линии ТАСС ты недорабатываешь! — строго заметил Алексей.

— Но ведь, наверное, это естественно… — осторожно возразил я, имея в виду то, что другие корреспонденты, хотя они и являются агентами, все же не выполняют такой большой объем каждодневной шпионской работы, хотя и во многом глубоко формальной и ненужной.

вернуться

Киодо Цусин — ведущее японское информационное агентство.