Сказки для самых храбрых - Перро Шарль - Страница 16

• Предыдущая
• 16/29
• Следующая

Пропев песенку, птичка полетела дальше: цепочку она держала в когтях правой лапки, а башмаки — в когтях левой лапки, и прилетела она прямо на мельницу, которая работала на полном ходу и постукивала так: плики-пляки, плики-пляки, плики-пляки.

На мельнице сидели человек двадцать рабочих, которые обтесывали жерновой камень и выбивали молотками: тик-так, тик-так, тик-так — и мельница вторила их работе своим постукиванием. Птичка опустилась на липу, которая росла у самой мельницы, и запела:

Один рабочий перестал работать.

Еще двое от работы отстали и прислушались…

Еще четверо бросили работу…

Уж только восемь рабочих остались при деле.

Уж только шестеро осталось…

Только один продолжал работу…

Тут уж и последний отстал и тоже стал слушать.

— Птичка, — сказал он, — как ты славно поешь! Спой еще раз!

— Нет, — ответила птица, — дважды не стану петь даром. Дай мне жернов, так я еще раз тебе спою.

— Если бы жернов мне одному принадлежал, — сказал он, — ты бы его получила.

— Хорошо — отозвались другие, — если она нам еще раз споет, мы отдадим ей жернов.

Тогда птичка слетела вниз, а все двадцать рабочих стали приподнимать жернов и покрикивать: «У-у-ух, у-ух, ухнем! Ух!»

А птичка продела голову в отверстие жернова, нацепила его на шею, как воротник, вместе с ним взлетела на дерево и запела:

Пропев свою песенку, птичка расправила крылышки и, держа в когтях правой лапки цепочку, в когтях левой — пару красных башмаков, а на шее — жернов, полетела вдаль, к дому отца своего.

В доме за столом сидели отец, дочка и мачеха, и отец говорил им:

— Что это значит, отчего у меня сегодня так легко, так весело на сердце?

— А мне что-то страшно, — откликнулась мачеха, — словно гроза большая надвигается.

А дочка сидела и все плакала да плакала. Тут как раз прилетела птичка и села на крышу.

— Ах, — воскликнул отец, — мне так весело, и солнце так прекрасно светит, и на душе у меня так хорошо, как будто мне предстоит увидеться со старым знакомцем.

— Нет, — сказала жена, — страшно мне, страшно так, что зуб на зуб не попадает, а в жилах у меня словно огонь.

Дочка же тем временем села в угол, стала плакать еще пуще и прикрывала глаза руками, и ладони рук ее были совсем мокрые.

Птичка между тем уселась на дерево посреди двора и стала петь:

Мачеха, услышав это, заткнула уши и зажмурила глаза, не желая ничего ни видеть, ни слышать, но в ушах ее все же был шум, как от сильнейшей бури, а глаза жгло, и в них словно молния блистала. Птичка продолжала петь:

— Ах, матушка, — сказал отец, — там сидит такая славная птица и поет так прекрасно, да и солнышко так светит и греет, и вокруг все благоухает тмином.

Птичка продолжала:

Сестричка, как услышала это, уткнула лицо в колени и стала плакать навзрыд, а отец, напротив того, сказал:

— Я выйду, посмотрю на птичку вблизи.

— Ах, не ходи, не ходи! — закричала жена. — Мне кажется, что весь дом наш в пламени.

Но муж ее не послушался, вышел из дома и взглянул на птичку, которая продолжала петь:

И, закончив песенку, птичка сбросила сверху золотую цепь прямо на шею отцу, и цепь пришлась как раз ему впору.

Тогда он вернулся домой и сказал:

— Какая это чудесная птица: подарила мне прекрасную золотую цепь, да и сама-то на вид такая красивая.

А жена тем временем бегала в ужасе по всему дому и места не могла себе найти. Птица опять завела ту же песню:

— Ах, если бы я хоть в самой преисподней теперь была! Лишь бы не слыхать мне эту песню! — проговорила мачеха в отчаянии.

Мачеха при этих словах в изнеможении упала на пол.

— Ах, — сказала сестричка, — я тоже выйду и посмотрю, не подарит ли и мне чего-нибудь птичка.

И она вышла из дома.

Тут сбросила она сестричке сверху красные башмачки.

Тогда и у сестрички на сердце стало легко и весело. Она надела новые красные башмачки и стала в них плясать и прыгать.

— Ах, — сказала она, — я была так грустна, когда выходила из дому, а теперь мне так легко и хорошо! И что за славная птичка — ведь она подарила мне пару красных башмаков!

— Нет! — закричала ее мать и вскочила с места в ужасе, и волосы поднялись у нее дыбом на голове. — Мне кажется, что светопреставление наступило! Не могу вытерпеть: я тоже выйду из дома — быть может, и мне станет легче!

Но чуть только она вышла за двери — тррах! Птичка скинула ей мельничий жернов на голову и раздавила им мачеху насмерть.

Отец и сестричка услыхали этот шум и выскочили из дома: из того места, где жернов упал, повалил клубами дым, потом показался огонь, вспыхнуло пламя, а когда все это закончилось, они увидели перед собой маленького братца, который взял отца и сестричку за руки, и все трое были счастливы и довольны настолько, что вошли в дом, сели за стол и принялись кушать.

У одного бедняка было двенадцать детей, и он должен был день и ночь работать, чтобы добыть им хлеб насущный. Когда родился у него тринадцатый ребенок, он уж и не знал, как ему быть, выбежал на большую дорогу и хотел позвать к себе в кумовья первого встречного.

Первый, встретившийся ему на дороге, был сам Господь Бог, и ему было уже известно, что у бедняка на сердце. Бог и сказал ему:

— Мне жаль тебя, бедного. Я приму твоего ребенка от купели, буду о нем заботиться и наделю его счастьем на земле.

Бедняк спросил его:

• Предыдущая
• 16/29
• Следующая