Витязь специального назначения - Каменский Юрий - Страница 19

• Предыдущая
• 19/115
• Следующая

— Да, — серьёзно сказал Барс, — пошли, Борисыч, командировочные и проездные выписывать. Я так понимаю, что Клим во что-то крутое встрял.

— Пожалуй. Насчёт пьянки и баб — это скорее к Соловушке относится, — и оба спешно зашагали к дому Ставра.

… Боярин, против ожидания, возражать не стал.

— Поезжайте, витязи. Воинская дружба — святое дело. Да и, к слову сказать, Кнез Великий сам покуда не знает, куда вас девать. Оставил он это на моё усмотрение. Вот вам грамоты Великого Кнеза, с ними вас любой послушает, как если бы ему сам Бран указал. Выручите друга — все вместе ко мне, много у меня с вами задумок связано, только вот время не пришло.

— Помоги тебе Сварог, боярин, — поклонились друзья, принимая из рук Ставра грамоты и тяжёлые мошны с серебром.

— Ништо. А чтобы у меня за вас сердце лишний раз не болело, дам я вам двух витязей в дорогу.

— Это ещё зачем? — поморщился Барс.

— За нами, что ли, глядеть будут? — напрямую резанул Акела.

— Да если и поглядят, — усмехнулся боярин, — что плохого? Али задумал чего неладное?

Вот ехидный старикан! Одна улыбочка чего стоит.

— Не люблю чужих глаз, — устало сказал Акела, — в таких делах я должен каждому доверять.

— Да они не так чтобы очень уж и чужие, — Ставр подошёл к двери и открыл её, — заходите, молодцы!

В комнату вошли… Серж с Малышом.

— Этих берете?

— Этих? Да запросто, — засмеялся довольный Барс, обмениваясь с ними рукопожатиями.

— Вот и ладно. Когда в дорогу?

— Да, пожалуй, что с утра. На ночь как-то не с руки.

— Тогда доброго пути, отдыхайте, набирайтесь сил. А ты, — добавил он, обращаясь к Барсу, — до княжеского терема меня проводи.

Когда они ушли, Серж с Малышом тоже заторопились. И в дорогу собраться надо, да и попрощаться кое с кем. В итоге он остался в гордом одиночестве и от скуки принялся анализировать ситуацию.

Не придумав ничего умного, он крепко уснул.

Слава, грустно подперев ладонью щёку, смотрел в окно. Настроение было, как говаривал Борисыч, хреновато-задумчивое. Погода тоже не радовала. Какая-то серая хмарь, дождя нет, но и солнышко не шибко-то балует. Сама по себе жизнь в деревне его не угнетала, — деревенский он и по рождению и по жизни. Труд крестьянский был делом насквозь привычным. Хоть и времена другие и места, — дальше некуда (шутка сказать — другое измерение), а вилы, они и в Африке вилы.

Лето подошло к концу, в Грушевке началось время заготовок. Уже скошены хлеба, убраны репища, отлущили горох. С огородов убрана последняя морковь да редька, уложены и перестелены соломой румяные зимние яблоки. Наносили бабы да девки красные из лесу ягоду малину, сизую чернику, голубику с дымчатым налётом, не прошли и мимо боровой бруснички и алой клюковки. Насушена для пирогов клубника, земляника отварена в меду.

В погребах уже ждали своего часа кадушки с солёными рыжиками, исходили смородно-укропным духом крепкие груздочки. Бочки с квашеной капустой спущены сюда совсем недавно, — будут зимой и щи наваристые и, при случае, есть чем привести в порядок голову после праздничных возлияний.

Начиналось время охоты и рыбалки. Тоже ничего нового, разве что вместо привычной «тулки» двенадцатого калибра самострел, так кто им в детстве не баловался? А уж рыбалка здесь… Мужики сбивались в ватагу, всем гамузом начинали заготовку рыбы на всю деревню. Под большим навесом у дощатых столов ставили бочки и прямо из реки рыба потрошилась и укладывалась. По мере наполнения их развозили по домам на телегах. Мелочёвку, присолив, развешивали вялиться под крышей навеса, — будет зимой и наваристая юшка. И, что характерно, никакого тебе рыбнадзора.

Тихо плещет в берег речная вода и мысли Славкины текут столь же неторопливо. Женщина ему попалась душевная, вдова молодая Милолика. Намучилась без мужика, сапоги самому снять не даёт, ложку до рта донести. Ночами в кровати вся отдаётся, без остатка, так и стремится вся навстречу, как подсолнух на солнышко. Всё-таки в древности женщины были лучше. Испортила их эта, как её… эмансипация.

Хотя извечная женская слабость на передок и здесь не в диковинку. Вот Васькина Любава. Всем баба хороша — и работящая и заботливая, одна беда — слово «нет» как в детстве не выучила…. Славка крякнул. Тоже оскоромился, чего уж там. Ваське как обычно — только шары залить, рождённый пить… всем известно.

Клим глянул в окно — солнечный свет ещё отливал красным, по деревне заперекликались петухи. То там, то тут стукали воротца, выгоняли хозяйки своих бурёнок, ночек и рыжух навстречу звуку рожка, на котором задорно наяривал седой дедок в холщовой рубахе с висящей через плечо торбой в небрежно накинутом кожушке, таком же древнем, как и хозяин.

Выходящие из дворов коровы мычанием приветствовали своего повелителя — огромного быка с мощными рогами, которого бестрепетно вёл за кованое кольцо в носу белобрысый семилетний пастушонок. Бугай признавал только его, благосклонно терпя разве что ещё деда-пастуха. Весьма известен он был и далеко за пределами веси.

В прошлом году проезжий купчина, перепив браги, решил приударить за красивой неприступной вдовой, — матушкой пастушонка. Та, однако, без раздумий указала нахалу на дверь. Оскорблённый таким неуважением со стороны «голодранки», купец решил плюнуть на приличия. От бросившегося на помощь матери мальчишки дородный мужик отмахнулся, как от приставучей мухи. В это время дверь хлева с грохотом вылетела и в проёме явил себя настоящий хозяин положения.

Замерший посреди двора купчина в долю секунды, каким-то сверхъестественным чутьём, понял, что жить ему осталось ровно столько, сколь потребно бугаю на два не очень больших прыжка. Бык на волосок не достал охальника — тот в мгновение ока вынес через довольно высокий забор семипудовые телеса. Купчина задал по улице такого стрекача, что защитник вдов и сирот так и не сумел его догнать.

Взамен бычара выместил жажду неутолённой мести на обозе купчины, за повозками которого поначалу пытался укрыться обидчик. Горохом сыпанули возчики, кошками карабкаясь на ближайшие сосны. С безопасной высоты они довольно наблюдали за происходящим. А чего им переживать? Купчина был изрядный плут и наглец, норовя по возможности обжулить каждого. При этом мог залезть в морду любому, кто пытался возражать, но не мог постоять за себя. Глядя, как он с воплями мечется меж гибнущего добра, возчики от всей души желали злобной животине долгих лет. Только покуражившись вдоволь над тем, что осталось от обоза, бык разрешил пастушонку увести себя. Насильник не посмел появиться в деревне — так через лес и ушёл.

И вот сейчас эта местная знаменитость стояла посереди улицы и пристально наблюдала, как хозяйки, почтительно здороваясь, подают дедку кто глечик молока, кто узелок с пирожками. Медленно и степенно стадо покинуло улицу, уходя на свои привычные лесные выпасы.

Стукнула калитка — во двор вошла Милолика. Клим приподнялся на лавке. Почувствовав движение, поднял от стола помятую морду Соловей, глянул вопросительно, но, проследив за взглядом друга, хмыкнул.

— О чём вы думаете, солдат, глядя на этот кирпич? — О женском половом органе, товарищ капитан. — Почему? — А я всегда о нём думаю…

— Я ж не ты, — лениво отмахнулся Славка, — кто с водкой дружен, тому хрен не нужен.

— Скотина толстая, — огрызнулся Васька и перевёл разговор на более нейтральную тему, — а вот хотел бы я знать, куда это наши отцы-командиры запропали? Больше трёх недель прошло, должны были, по идее, уже вернуться.

• Предыдущая
• 19/115
• Следующая