Орел Шарпа - Корнуэлл Бернард - Страница 48

• Предыдущая
• 48/66
• Следующая

— Как хорошо, что у нас есть союзники, — рассмеялся Хоган.

Драгуны, которые находились слишком далеко, чтобы их можно было как следует рассмотреть, продолжали стрельбу по невидимым целям. Шарп уже понял, что они просто развлекаются. Французы не замечали паники, которая охватила ряды испанцев. Все испанские солдаты, наставив на пустое поле мушкеты, сгрудились у земляных заграждений; за спинами у них полыхали брошенные костры. Офицеры продолжали раздавать приказы направо и налево, и Шарп с ужасом заметил, что по их команде были заряжены мушкеты.

— Что, черт подери, они вытворяют? — Он услышал скрежет шомполов, загоняемых в дула, увидел, как офицеры подняли высоко над головами сабли.

— Смотрите, — сказал Хоган. — Можете многому научиться.

Никто не отдавал приказов. Вместо этого раздался одинокий мушкетный выстрел — пуля бессмысленно зарылась в траву, — а затем последовал такой мощный залп, какого Шарпу еще ни разу в жизни слышать не доводилось. Одновременно выстрелили тысячи мушкетов, вспыхнуло пламя, все заволокло дымом, от грохота заложило уши; казалось, шуму и ликующим воплям испанцев не будет конца. Огонь и свинец затопили пустое поле. Драгуны удивленно посмотрели в сторону выстрелов, но мушкетные пули не могли причинить им никакого вреда, поэтому они спокойно сидели на своих лошадях и просто наблюдали за тем, как рассеивается дым.

Сначала Шарп подумал, что испанцы радуются тому, что одержали окончательную и бесповоротную победу над травой в поле, но потом сообразил, что союзники вопят от страха. Свой собственный залп, грохот тысяч мушкетов перепугал их до смерти, и они разбежались в надежде где-нибудь спрятаться. Испанцы метались между оливковыми деревьями, бросали в ужасе оружие, затаптывали костры, шалели от издаваемых ими же самими

криков.

Шарп приказал своим людям у ворот:

— Пропустите их!

Не было никакого смысла бороться с паникой. Дюжина людей Шарпа будет растоптана сотнями испанцев, спешащих к воротам в надежде укрыться за городскими стенами. Кое-кто помчался на север, к дорогам, уходящим прочь от французских позиций. Они начнут разорять стоянки, где хранится багаж, дома в городе, будут сеять повсюду панику и устроят неразбериху — но с этим уже ничего не поделаешь.

Шарп видел, как испанская кавалерия при помощи сабель пыталась разобраться с беглецами. Кого-то им удастся остановить, возможно, к утру они соберут большинство, но испанская пехота больше не является единым целым, ее победила и напугала до потери сознания горстка драгун. Шарп расхохотался. Это было ужасно смешно, самый настоящий идиотизм — впрочем, весьма характерный для этой кампании. Испанские кавалеристы яростно размахивали перед пехотой оружием, стараясь заставить солдат вернуться на рубежи. Вскоре где-то далеко запел горн, призывавший новых кавалеристов на охоту. А на равнине костры французской армии нарисовали на земле яркую линию, отметили границу позиций — однако никто из сидящих у огня воинов так и не узнает, что они только что разбили наголову несколько тысяч испанских пехотинцев.

Шарп бессильно опустился на стену и взглянул на Харпера.

— Как это ты говоришь, сержант?

— Сэр?

— Боже, храни Ирландию? И не надейся! Он по горло занят Испанией.

Шум и паника начали стихать. В роще еще оставалось несколько человек, остальных заставила вернуться на позиции кавалерия, но Шарп не сомневался: целая ночь уйдет на то, чтобы разыскать всех беглецов и собрать их возле земляных заграждений, а многим удастся уйти достаточно далеко, и они распространят слухи о великой победе французов у стен Талаверы.

Шарп поднялся на ноги.

— Пошли, сержант, пора возвращаться в батальон.

Неожиданно кто-то позвал с улицы:

— Капитан Шарп! Сэр!

Один из стрелков размахивал руками, рядом с ним стоял Агостино, слуга Жозефины. Шарп неожиданно понял, что ему больше не весело, сердце сжало страшное предчувствие. Он быстро спустился вниз и подошел к Агостино, за ним последовали Харпер и Хоган.

— Что случилось?

Слуга Жозефины разразился взволнованной речью по-португальски. Это был небольшого роста человечек, который обычно предпочитал помалкивать, но внимательно за всем наблюдал своими огромными карими глазами. Шарп поднял руку, чтобы Агостино замолчал.

— Что он говорит?

Хоган неплохо понимал по-португальски. Он облизал губы и тихо сказал:

— Жозефина.

— Что с ней?

Шарп понял: произошло какое-то несчастье, случилось что-то очень страшное. Он позволил Хогану отвести себя и Агостино в сторону, подальше от прислушивающихся к разговору стрелков. Хоган задал несколько вопросов, выслушал слугу, а потом повернулся к Шарпу. Он говорил очень тихо:

— На нее напали. Они закрыли Агостино в шкафу.

— Они? — спросил Шарп, хотя прекрасно знал ответ — Гиббонс и Берри.

К ним подошел сержант Харпер, который держался, как полагается сержанту, обращающемуся к старшему офицеру.

— Сэр?

— Сержант? — Шарп заставил себя на время прогнать свои страхи, чтобы понять, что говорит Харпер.

— Я отведу людей, сэр.

Шарп кивнул. Ему показалось, что Патрик Харпер знает больше, чем он предполагал. За холодными, тщательно подобранными словами сквозило настоящее беспокойство, и Шарп пожалел, что не был более откровенен с ирландцем. В голосе Харпера слышался и старательно сдерживаемый гнев. Словно Харпер хотел сказать: «Ваши враги — это и мои враги тоже».

— Давай, сержант.

— Есть, сэр. И еще... сэр? — Лицо Харпера ничего не выражало. — Вы расскажете мне, что произошло?

— Да, сержант.

Шарп и Хоган помчались по темным улицам, то и дело скользя в грязи, пробиваясь сквозь толпы испанских беглецов, которые штурмом брали двери пивных и борделей. Хоган с трудом поспевал за Шарпом. Талаверу ждет страшная ночь — грабежи, разрушения и насилие. Завтра сотни тысяч людей отправятся на поле боя, и Хоган, заметив, с какой злобой Шарп отшвырнул двоих испанцев, путавшихся у него под ногами, с ужасом подумал, что завтрашний день, похоже, принесет много страданий и боли. А потом они оказались на тихой улице, где жила Жозефина, и Хоган начал всматриваться в окна с закрытыми ставнями; про себя он молился, чтобы в приступе гнева Шарп единым махом не уничтожил свою карьеру и себя самого.

Сапоги Шарпа с хрустом давили гипсовые осколки. Он прислушивался к голосам, доносившимся из-за разбитой двери, и время от времени поглядывал в маленькое оконце на рваные облака, то и дело наплывавшие на луну. Впрочем, вряд ли он понимал, что делает. Хоган сидел на верхней ступеньке крутой лестницы рядом с простынями, сорванными с постели Жозефины. В тусклом свете свечей казалось, что они разрисованы красными и белыми полосами. Из комнаты донесся крик, и Шарп раздраженно обернулся.

— Что там происходит?

— Доктор пустил ей кровь. — Хоган приложил палец к губам. — Он знает, что делает.

— Жозефина уже и так потеряла достаточно крови!

— Да, конечно. — Хоган старался говорить спокойно.

Он хорошо понимал, что никакие слова не успокоят бурю, бушующую в душе Шарпа, и не заставят его отказаться от планов мести, которые он вынашивал, расхаживая взад и вперед по крошечной лестничной площадке. Инженер вздохнул и поднял с пола маленькую гипсовую головку.

Дом принадлежал продавцу религиозных статуэток, лестница и коридоры были завалены товаром. Когда Гиббонс и Берри ворвались в комнату Жозефины, они растоптали двадцать или тридцать фигурок Христа с истекающим кровью сердцем, нарисованным на груди, и сейчас осколки усеивали все вокруг. Хоган был миролюбивым человеком. Ему нравилась работа военного инженера, нравилось каждый день решать новые задачи, он был счастлив тем, что в его голове постоянно крутятся мысли об углах обстрела, подходах, ярдах и фунтах; он любил находиться в компании, где много смеялись, где можно было хорошенько выпить и провести время, рассказывая истории о счастливом прошлом. Он не был бойцом. В его войне вместо оружия использовались кирки, лопаты и порох, но, вбежав вслед за Шарпом в комнату на чердаке, он почувствовал, как его охватывают безумный гнев и жажда мести. Сейчас это настроение уже прошло. Он сидел погрустневший и притихший и, глядя на Шарпа, знал, что ненависть в его душе с каждым часом становится все сильнее. Вот уже, наверное, в двадцатый раз Шарп остановился перед ним.

• Предыдущая
• 48/66
• Следующая