Кровь слепа - Уилсон Роберт Чарльз - Страница 35

• Предыдущая
• 35/93
• Следующая

Нет, хватит! Гнать от себя подобные мысли! Понятно, откуда они идут — просто он устал, начинает сказываться напряжение, хотя в переполненном салоне его вынуждены были посадить в бизнес-классе. Он пил разбавленное виски и, грызя ноготь большого пальца, вжимался в кресло при мысли о Дарио, находящемся в руках бандитов. Едва взглянув на него, Консуэло поймет, что виной всему он, Фалькон, что мальчика похитили из-за него.

Расскажи он ей все или нет — она его не простит.

Единственная надежда — действовать, и действовать незамедлительно.

Необходимо найти мальчика.

Сразу же по прибытии, еще шагая через зал, он позвонил Кристине Феррере. Было 10.35. Разница во времени отняла у него час. Феррера провела с Марисой два часа, но кубинка так и не раскололась. Кристина отвела ее домой, дала аспирин, уложила в постель. Та даже не захотела подтвердить, что девушку удерживает у себя русская мафия, что это они сумели так запугать Марису и потому ей остается только молчать. Какая цель стояла за ее отношениями с Кальдероном, она тоже не сказала. Даже в стельку пьяная, она не могла пересилить свой страх.

— Ты отвезла ее домой, — сказал Фалькон. — Это хорошо.

— По-моему, кроме меня, ей сейчас надеяться не на кого.

— Чем собираешься заняться сейчас?

— Лягу спать, чтобы утром встать пораньше. Отвезу детей в Кадис, пусть сходят на пляж и пообедают с моей мамой.

— Ну понятно.

— А вы?

— Думаю первым заступить на вахту в круглосуточной слежке за Марисой Морено.

— Но средства для этого вам не выделены. А как будет с Консуэло?

— Наверно, теперь она долгое время не захочет меня видеть.

— Вы собираетесь ей рассказать?

— Альтернатива даже не рассматривается.

— Я поеду следить за квартирой Марисы. Смените меня, когда сможете.

— А как же дети?

— Соседка сможет присмотреть за ними несколько часов. Но ехать к Марисе прямо сейчас я не в состоянии, — сказала она. — Ужасно есть хочется.

— Поезжай как только сможешь.

Фалькон поспешил к машине, откуда позвонил старшему инспектору Тирадо из отдела по борьбе с преступлениями против детей. Он уже связывался с ним, еще находясь в Хитроу. Тирадо он застал за рулем — тот ехал куда-то.

— Я только что от сеньоры Хименес, — сообщил он. — Она осталась с сестрой и двумя своими старшими мальчиками. Она удивительно спокойна. Мы вызвали доктора — померить давление и все такое прочее. Она держится превосходно. Доктор дал ей снотворное и успокоительное, которое, она сказала, принимать не станет.

— А у вас как дела?

— Самая главная новость — это то; что мы обнаружили их на записях видеокамер.

— Изображение четкое?

— Приличное. Но кадров получилось не так много. Запись мы оставили сеньоре Хименес. Пусть смотрит.

— Новых свидетелей не нашли?

— К сделанному утром Кристиной Феррерой мы не смогли добавить ничего существенного, — сказал Тирадо. — Остается лишь надеяться, что их слова о том, что больше мы о них ничего не услышим, только угроза. Не выдвинуть вскоре какие-то требования было бы на них не похоже, но, думаю, промучиться до понедельника они ее заставят.

— Что насчет прессы?

— Сообщить в воскресные газеты мы не успевали, да я и не хотел этого. Пусть сообщение появится в понедельник, это даст сеньоре Хименес какое-то время опомниться, прийти в себя. Это будет сенсация, шок. Об исчезновении мы объявляли по местному радио, и нас торопят — жаждут подробностей. По-моему, и телевизионщики пронюхали — ходят кругами вокруг управления.

— Я собираюсь организовать слежку за Марисой Морено.

— Кристина Феррера рассказала мне о ней, — сказал Тирадо. — Так вы считаете, что эти русские проявятся?

— Вы можете выделить людей для слежки?

— Я ждал этого вопроса, — отвечал Тирадо. — Послушайте, Хавьер, ваша теория о причине похищения выглядит убедительно. Но я не могу отбросить и другие линии расследования. Если они свяжутся с вами и вступят в переговоры — тогда дело другое. А пока я ищу того парня, который пристал к сеньоре Хименес на площади Пумарехо и, по свидетельству ее сестры, позже крутился возле ее дома. Я еще не рассматривал ни ее деловых знакомств, ни возможных врагов Рауля Хименеса. А ведь похищен-то его сын! Отца я знать не знал, но слышал, что не все относились к нему с симпатией. А мстить у нас мастера.

Было около одиннадцати, но жара еще не спадала. От аэропорта Фалькон отъехал, когда термометр все еще показывал 36 градусов, а из кондиционера тянуло легким запахом самолетного топлива. Хотелось бежать, скрыться. Ладони были влажными от пота. Да, вот скрыться сейчас было бы самое милое дело. Он начал думать о том, что сказать Консуэло. Искренние, идущие от сердца слова не придумывались. Казалось, этот путь закрыт, заблокирован чувством вины.

Машины мчались по автостраде, обгоняя его. Он сбавил скорость до шестидесяти километров в час — подсознательный страх перед неизбежным, перед их разговором заставлял его притормаживать. Он пересек кольцевую, миновал Баррио-де-Санта-Клару, средоточие богатства в окружении промышленных зон и наркопритонов Полигоно-Сан-Пабло.

Припарковался. Позвонил в звонок у калитки. Передняя дверь распахнулась. Показался силуэт. И он шагнул в ее объятия, чувствуя себя каким-то самозванцем. Его виновато склоненную шею обдало теплым дыханием Консуэло, щека обманщика ощутила влагу. Консуэло приникла к нему, и он гладил и похлопывал ее по спине жестом, как он слышал, успокаивающим, подобным стуку материнского сердца, ощущаемым нами еще в утробе.

— Нам надо поговорить, — сказал Фалькон.

— Пойдем наверх, — сказала она. — Они все в гостиной.

В спальне был включен телевизор. В изножье кровати была заметна вмятина: здесь она сидела, удалившись от всех, и, вперившись в экран, разглядывала заснятые камерами изображения.

— В новостях этого еще не было, да? — спросил Фалькон.

— Пока нет. И в газетах сообщение приостановлено, как только увидели это, — сказала она, нажимая на пульт.

Черное и белое. Как те черно-белые фильмы, первыми пробудившие в нем интерес к полицейской работе. Правда, здесь все запечатленное казалось серым и скучным — снятое неподвижной камерой в неинтересном ракурсе. Сбоку виднелась витрина спортивного магазина. Матовая пустота плиточного пола, внезапно накрытая двумя мужскими фигурами. Оба мужчины темноволосы, один в рубашке с длинными рукавами, другой в рубашке поло. У обоих в руках какая-то одежда. Останавливаются, озираются и уходят из поля обзора.

— А еще, с другого ракурса?

— Сейчас будет.

Вот появились опять, но уже в бейсболках, головы опущены, куртки надеты, руки в карманах, отходят от дверей магазина.

— Парни опытные, — заметил Фалькон.

— Снятые со всех других камер, они выглядят точно так же, — сказала Консуэло. — Куртки и бейсболки они сняли, лишь когда искали нас в магазине.

— А что отснято камерой возле стадиона?

— Сейчас появится, — отвечала Консуэло. — Все, что есть, — на одном диске.

— А продавцы в лавке севильского футбольного клуба ничего не заприметили?

— Ничего. Там было полно народу, толчея. Они и Дарио-то не запомнили, — сказала Консуэло. — Подтверждается лишь то, что удалось выяснить Кристине у двух свидетелей, видевших все из своей квартиры на проспекте Эдуардо Дато.

Кадры промелькнули мгновенно. Перемотать. Опять просмотреть. Опять перемотать. Просмотреть еще раз. Остановить кадр.

Консуэло обвела пальцем три фигуры на заднем плане.

— Вот Дарио. На шее у него шарф. Тот парень, что справа, несет коробку с бутсами. Это те же люди, которых зафиксировали камеры торгового центра, в куртках и бейсболках.

— Тех же самых, что были на них, когда они вышли из магазина, да?

Он сел рядом с ней в изножье кровати. Наклонился, уперев руки в колени, уткнулся лицом в ладони в молитвенной позе. Она опять перемотала запись и вновь поставила ее, рассчитывая, что опыт полицейского сумеет выудить из этих кадров нечто, ускользнувшее от нее.

• Предыдущая
• 35/93
• Следующая