Расписной (Адрес командировки - тюрьма) - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 54
- Предыдущая
- 54/96
- Следующая
Они обнялись. Ордена стукнулись друг о друга. Свободное поведение Шарова и Вольфа привлекло внимание старших начальников.
– Знакомьтесь, товарищи, этот герой служил у меня в бригаде, – торжественно произнес Раскатов. Генералы смотрели с недоумением: лейтенант не представлял для них никакого интереса. Раскатов, понизив голос, стал что-то объяснять.
Вольф отвел Шарова в сторону.
– Как живы-здоровы, товарищ полковник?
– Главное, что живы! Вот эта Звездочка за Узбекистан. Помнишь Московский отряд? А сегодняшняя за… в общем, за одну операцию, пока не могу говорить… А ты как?
– Тоже жив пока… У меня теперь операции другие: полгода – как скотина среди диких зверей, по краю ходил…
– Понимаю, братишка, понимаю! Давай выпьем за то, чтобы за краем не оказаться!
Звякнули рюмки, полилась в гортань теплая, будто безградусная, жидкость.
– А как… полковник Чучканов? – напряженным голосом спросил Вольф. Шаров дернул щекой.
– Чего им сделается… Раскатов выше ушел, его на свое место поставил. Начальник главка спецназов, генерал… Он за Раскатова держится, я – за него. Мы с ребятами дело сделаем, они награды получат. В этот раз, правда, Чуче не дали. Ходит с надутой мордой, сам увидишь.
– А он что, Тоже здесь?
– Да, среди приглашенных. С женой.
– С Софьей Васильевной?!
– Ну да. С кем же еще?
Вольфа будто жаром обдало. Сердце колотилось, как перед сигналом к атаке. Он не слышал, что говорил Шаров, да и вообще ничего не слышал: разговоры вокруг превратились в неясный раздражающий гул. К нему приблизился Раскатов и еще три генерала. Вытянутые вперед рюмки и улыбки на лицах свидетельствовали, что обычный лейтенант и лейтенант – личный знакомый Генерального секретаря – просто несоизмеримые фигуры. Они что-то говорили: извивались их губы, двигались подбородки, шевелились языки, но звуковой фон не менялся: тот же бессмысленный, однообразный и утомляющий шум… Наплывали крупными планами генеральские лица, они деформировались, как в кривых зеркалах комнаты смеха, но смеяться Вольфу не хотелось. Чужие руки хлопали по погонам, трогали награды – это усиливало раздражение.
Звякнуло стекло: напрягшиеся пальцы сломали ножку рюмки, и она разбилась о паркет. Вольф понял: его раздражает невозможность делать то, что хочется. Он отстранил Раскатова, протиснулся между плотными фигурами генералов и, как сомнамбула, пошел по залу. Невзрачные люди, обступив столы, жадно ели и некрасиво пили. Мужчины, изображая галантных кавалеров, чокались с заурядными женщинами, которые наверняка не делают зимой педикюр, потому что его не видно под закрытой обувью. Взгляд поисковика сканировал гостей, но логика бойца специальной разведки подсказала, что Софье не место в этой серой массе, она никогда не присоединится к голодной застольной толпе…
У дальней стены выстроился длинный ряд стульев на гнутых золоченых ножках, на них сидели и вокруг стояли люди. Вольф направился туда, вглядываясь в лица равнодушных к бесплатной выпивке и закуске гостей. Крашеная блондинка со слабыми волосами, полный генерал с лицом больной жабы, похожая на испуганную птичку генеральша…
Он пролистывал лица, как страницы скучной книги, пока не наткнулся на лик коротко стриженной улыбчивой брюнетки с широко распахнутыми глазами, точеным носиком и четко очерченным ртом…
Зал сразу затянулся пеленой, ненужные и неинтересные люди расплылись и потеряли очертания, как незадолго перед этим слились в безобидную невнятицу ненужные и отвлекающие звуки. Остался только один прозрачный овал вокруг Софьи Васильевны. Она сидела в свободной позе, положив ногу на ногу и поставив на колено бокал с шампанским. Аккуратная – волосок к волоску прическа, загадочное мерцание зеленых глаз, улыбка, демонстрирующая миру ровные жемчужные зубки… На ней было сильно декольтированное красное платье, откровенно обнажающее белые плечи с едва заметными веснушками. Несмотря на приличное расстояние, Вольф прекрасно различал детали – прозрачный овал увеличивал, как линзы бинокля, а может, это делали огромные, широко распахнутые глаза под ключицами. Он отчетливо видел крохотную родинку на шее, бриллиантик в мочке прижатого к голове ушка, ямочку на подбородке, не отросшие волоски под туго натянутыми отблескивающими колготками… Новые туфли, как всегда, на высоченной шпильке, матово блестели, но он рассмотрел сквозь черную кожу туго сжатые колодкой маленькие пальчики с розовым лаком на ноготках.
Внутри включился механизм самонаводящейся зенитной ракеты. Мимо проходил мутный официант, Вольф одним движением снял с подноса четкую бутылку, оклеенную серебряной фольгой.
Под высоким потолком ярко светили тысячесвечовые люстры, отражаясь в лаке узорчатого паркета. По паркету целеустремленно и стремительно рубил строевым шагом атлетически сложенный блондин с волевым лицом, в парадной форме офицера воздушно-десантных войск: мундир цвета морской волны, белая рубашка, черный галстук, отутюженные брюки с голубым кантом, потерявшие крахмальную упругость белые перчатки и черные полуботинки, уверенно попирающие видавший виды пол Кремлевского дворца. Блестел парашютный значок с цифрой «60» под голубым куполом, отливали рубиновой эмалью три боевых ордена, золотились на золотых же однопросветных погонах маленькие лейтенантские звездочки. Левая рука привычно давала отмашку в такт шагам, правая, словно противотанковую гранату, сжимала непредусмотренную уставом бутыль шампанского.
Необычный марш привлекал всеобщее внимание – закрывались рты, челюсти переставали жевать, лица гостей с заинтересованным недоумением поворачивались в сторону лихого лейтенанта. Гул голосов постепенно смолкал, тем отчетливей выделялся чеканный шаг десантника. Он уже подходил к цели, и коротко стриженная брюнетка тоже стала поворачивать к нему аккуратную головку.
– Бах! – железные пальцы одним движением сорвали витую проволочку, пробка улетела к потолку, белая пена выплеснулась на паркет.
На красивом лице отразилось изумленное узнавание: меньше всего ожидала Софья Васильевна встретить здесь влюбленного солдатика из пустыни Рохи Сафед.
Бум! Колено лейтенанта ударилось о кремлевский паркет, рядом стукнуло донышко бутылки, белые перчатки легли на щиколотку Софьи Васильевны и высокий каблук ее «лодочки», еще одно движение, и изящная дорогая туфелька оказалась в руке молодого офицера. Струя шампанского полилась в нее, словно в хрустальный бокал, брызги и пена летели во все стороны. Недоумение на лице Софьи Васильевны сменилось восторгом.
– За самую лучшую женщину в мире! – хрипло произнес Вольф и, обливаясь, выпил из импровизированной шампанницы.
«Ну ты ваще…» – сказал кот, то ли одобряя, то ли осуждая.
Наступила немая сцена. Такого чопорно-официальный Кремлевский дворец еще не видел. Вольф сорвал белую перчатку и протер мокрую туфельку изнутри. Синие зэковские перстни выделялись здесь еще контрастнее, чем обычно. Сановитые гости попятились, расширяя круг. Он погладил спрессованные покрасневшие пальчики и надел туфельку обратно. Софья Васильевна с торжеством оглядывала других женщин.
– Что здесь происходит?! – раздался трубный голос коренастого генерала в новеньком парадном мундире. В руке он держал тарелочку с бутербродами и рюмку коньяка. – Отвечай, Софья, что ты делаешь?!
– Я?! – удивилась Софья Васильевна. – Я ничего не делаю. Сижу и жду, когда ты принесешь бутерброды.
Это была чистая правда. Волк встал на ноги и оказался лицом к лицу с Чучкановым. За последние годы тот еще больше раскабанел.
– Софья Васильевна просто сидит, – подтвердил Волк. – А я за нее выпил. Ватка с помадой – ведь это совсем не то, правда?
Генерал всмотрелся.
– Ах, это ты! Опять?
– Да, это я. Вам ведь не удалось подставить меня под «Дождь». Поэтому я жив.
– К тому же пьяный!
– А в бубен? – спросил Вольф, прикидывая, где под слоем жира находится точка солнечного сплетения.
«Окстись, босяк, – предостерег кот. – Здесь ловить нечего. Повяжут!»
- Предыдущая
- 54/96
- Следующая
