Расписной (Адрес командировки - тюрьма) - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 42
- Предыдущая
- 42/96
- Следующая
Вольф покачал головой:
– Крепкая больно. Градусов семьдесят, не меньше…
– А я выпью. За крепкую власть выпью. Потому как без нее всем хана. Ведь посмотри, что получается…
Потапыч выпил, покрутил головой и снова закусил чесноком.
– В сороковом году я служил срочную в войсках НКВД, ага. Раз пошли на операцию: в одном домике засел злодей – грабитель или разбойник, опера его оттель выкуривали, а нас в оцепление вокруг поставили, чтоб не ушел… А он возьми – и выкинь в окошко перстенек золотой, улику, значит… А один солдатик соблазнился, возьми и подыми, и за пазуху сунь… И что тогда?
–Что?
Вольфа развезло окончательно, он то и дело проваливался в сон, так что голова бессильно свешивалась на грудь, как в метро. И тут же вскидывался, тоже как в метро. Слова Потапыча сливались в дымную завесу, звуковой фон, хотя смысл произносимого сохранялся.
– А то! Солдатику двадцать пять лет дали, разбойника – на Луну… Как положено. Другие разве шалить станут при таком раскладе? Мне двадцать годков едва исполнилось, мальчишка, а ведь до самой печенки понял – нельзя за чужим руки тянуть… И службу надо честно справлять. А теперь что?
–Что?
Вольф вскинулся в очередной раз.
– А то! Тюрьмы нынче изоляторами зовут, только это одно название. Чего они изолируют? За башли тебе и записку передадут, и водку принесут, и бабу приведут! А информация туда-сюда льется, как говно через канализацию! У нас-то, в Лефортово, конечно построже… Потому что дух сохранился! А в обычных тюрьмах…
Потапыч махнул рукой и вышел в спальню. Освобожденный от утомительной роли внимательного слушателя, Вольф уронил голову на стол и мгновенно отключился.
– Подъем, приготовиться к атаке!
Рядовой специальной разведки Волков вскочил, с грохотом опрокинулся стул. Но вместо начбоя Шарова он увидел молодого капитана НКВД Потапыча в парадном мундире.
Стоячий воротник обхватывал шею, тускло блестели ордена и медали, даже кобура топорщилась на боку.
– Ну ты даешь! Чего орешь-то?
Домовой довольно смеялся. Пришедший в себя Вольф увидел, что мундир не вернул ему молодость: погоны обвисали на усохших плечах и шея болталась в жестком воротнике, только выцветшие глаза обрели цвет и молодой блеск.
– Молодец! Видать, ты парень боевой. Я таких люблю!
Потапыч налил очередной стаканчик.
– А кобуру пустую зачем нацепил? – подколол Вольф старика, поднимая стул.
– Где ты видал пустую? – обиженно пробасил тот. – Я в игрушки не играю…
К удивлению Вольфа, Потапыч сноровисто отстегнул застежку и извлек всамделишный «ТТ», точь-в-точь такой, как на фотографии. Привычно вынул обойму с патронами и протянул безопасный теперь пистолет Вольфу.
– На-ко, почитай!
Еще больше удивленный, Вольф рассмотрел на потертом затворе гравировку: «В.П. Раздорову от наркомвнудел Л.П. Берия».
– Видал, какая «пустая»? – Потапыч требовательно протянул руку и забрал «ТТ» обратно. – Сколько раз участковый приходил, сдать предлагал. Мол, зачем старому хрычу оружие? Только у меня ответ один: не ты награждал, не тебе отбирать! А мне еще сгодится, на крайний случай… Ну ладно, – Потапыч махнул рукой. – Расскажи лучше, как там мои картинки – нормально прокапали?
Вольф вздохнул:
– Были проблемы, Потапыч, были.
Он коротко пересказал сомнения Коляши во Владимирской тюрьме. Потапыч пожамкал губами:
– Всего не предусмотришь. Я так думаю: раз ты здесь сидишь, значит, зэки их признали!
– Слышь, Потапыч, я почти не пил и трезвый остался. Только… Короче, разговаривают твои картинки. Особенно кот активный. Советы дает, подсказки… Я считаю, он мне жизнь спас! И другие помогали. Рыцарь об опасности предупредил, несколько раз я их глазами назад смотрел, в темноте далеко видел… Как такое возможно?
Потапыч пожал плечами:
– Да так и возможно. Ты же весь на нервах, вот и мерещится… Мне тоже, бывало, кто-то подсказывал. Мол, то сделай, а этого – не моги… Иногда прямо как голос чей-то. Интуиция это, вот что. Хотя… Слышал я подобное от зэков пару раз. Только знаешь, когда они долго сидят, у них ведь мозги размягчаются. Наверное, от онанизма. От них еще и не такое услышишь!
Вольф перегнулся через стол.
– Да пойми, Потапыч, не мерещилось мне! Вот, например, в камере вши всех поедом ели, а меня не трогали! Кот сказал, что они их ловят!
Потапыч посмотрел с укоризной, как на несмышленыша:
– Ну как они могут вшей ловить, ты подумай? Они же неживые. Они нарисованные. Я их сам и нарисовал. Отдохнуть тебе надо, вот что. Давай на боковую, сейчас мундир скину и на диване тебе постелю.
Энкавэдэшник встал и направился в спальню. Ниже кителя на нем были старые тренировочные брюки, растянутые на коленях.
Вольф вынырнул из тяжелого забытья, не понимая, где находится и что с ним происходит. Белая наволочка под головой, черный дерматин перед лицом и чья-то рука, настойчиво трясущая за плечо.
– Вставай, Петро, там старуха уже два часа дожидается, замерзла небось…
– А-а-а, – Вольф облегченно расслабился. – Я же говорил, меня Владимиром зовут.
– Я этого не знаю, – кряхтя отозвался Потапыч. – Мне положено знать, что ты Петр. Вот я и говорю: здоров ты спать, Петро! Одиннадцать скоро.
– А старуха где дожидается? – Вольф сел и потянулся. В окно ярко светило солнце, искрился на раме пушистый снежок.
– Да внизу, на скамеечке, где ж еще. А может, гуляет вокруг дома, в мороз на одном месте долго не усидишь…
– Так чего ж она домой не идет? Меня стесняется, что ли?
– Потому что порядок знает, привыкла за столько лет.
– Какой порядок?
– Обыкновенный. Видеть-то ей тебя ни к чему. Я ее у соседнего подъезда посадил, сюда спиной. Как положено.
– К чему эти сложности, Потапыч? Кончились мои секреты. Я теперь обыкновенный человек.
– Это твое дело, Петро. А мы живем, как приучены. Ты извини, придется без завтрака…
– Спасибо за ночлег, Потапыч. А без жратвы я могу неделю обходиться.
– Молодец. Когда-то и я мог. Не поминай лихом. Вольф быстро оделся. На пороге на миг задержался: – Потапыч, а свести твои картинки можно?
– Свести?! – Энкавэдэшник присвистнул. – Как же их сведешь? Я ведь по-настоящему колол. Перстенек или крестик срезать можно, вместе с кожей. Но рубец-то останется, а собор куда денешь? И остальной зверинец? Этак ты весь будешь сплошным шрамом. Еще хуже…
– А электрофорез?
– Какой такой форез?
– Александр Иванович говорил, что электричеством чернила из-под кожи можно вытянуть.
Домовой втянул нижнюю губу и покачал головой:
– Это я не знаю. Раз Александр Иваныч сказал… Может, у них счас и есть такое… Не знаю, врать не буду.
Выйдя на улицу, Вольф прищурился на солнце, с наслаждением вдохнул чистый морозный воздух и осмотрелся. Жены Потапыча он не увидел.
Из автомата Вольф позвонил Петрунову, но его напарник ответил, что подполковник будет к концу дня. Вольф выругался. Москва не такой город, где полдня может бесцельно бродить человек в новой одежде, без документов и с зэковскими татуировками. Здесь полно милиции: экипажи патрульно-постовой службы, участковые, сыщики, агентура уголовного розыска… Плюс оперативники КГБ и их агентура…
Но делать было нечего. Вольф сходил в кино, прошелся по Арбату, перекусил в бутербродной. Как ни странно, но никто его не останавливал и не проверял документы. Похоже, он переоценивал возможности столичных спецслужб.
Около пяти часов, добравшись до площади Дзержинского, Вольф, как обычный посетитель, зашел в бюро пропусков и позвонил Петрунову. Через несколько минут он наконец попал в знакомый кабинет.
Подполковник изучал папку с документами.
– Кажется, все в порядке, информация подтверждается, – поздоровавшись, сказал он. – Четыре московских объекта уже отработаны. Этот Сокольски еще больший негодяй, чем мы предполагали. Носитель всех пороков. Пьянство, разврат, наркотики, растление малолетних…
- Предыдущая
- 42/96
- Следующая
