Расписной (Адрес командировки - тюрьма) - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 34
- Предыдущая
- 34/96
- Следующая
– Да, обещания на хлеб не намажешь, – Вольф запил сладость горячим чаем. – Короче, тебя кинули через конифас!
Фогель поморщился:
– Отвыкай от блатных выражений, Вольдемар. Раз судьба свела нас здесь, я хочу изменить твою жизнь. В дальнейшем ты должен помогать мне в политической борьбе.
– Если за нее не платят, я не согласен.
– Платят. На наше дело выделяются очень большие деньги. Просто среди тех, кто нам помогает, тоже оказались нечестные люди. Точнее, один человек. Паршивая овца.
Вольф отставил пустую банку и долго вытирал липкие руки. Кровь прилила к голове, сердце усиленно колотилось. Дядя Иоганн сам завел разговор, ради которого он вытерпел столько мучений. Собственно, разговора никакого еще и нет
– в руки попал скользкий и короткий обрывок веревки, т за который, если повезет, можно вытащить главное…
– У нас если закрысятил – разговор короткий. И опустить могут, и на нож поставить, и спину сломать.
Дядя Иоганн тяжело вздохнул и, заглянув внутрь, аккуратно закрыл почти опустошенную банку.
– Я не сторонник таких методов. Хотя думаю, они достаточно эффективны. Но в данном случае паршивая овца давно проживает за границей.
– Значит, украл бабки и сбежал? Ну ловкач! И сколько он прихватил?
– Точно не знаю. Думаю, около полумиллиона.
– Рублей?
– Долларов.
– Ни фига себе! А вы умылись и сидите как ни в чем не бывало? Даже не пробуете их вернуть? Ну, вы даете! – Вольф презрительно засмеялся. – Если какой-то гад забрал у тебя и проглотил такой куш, надо вырвать его вместе с желудком. Иначе никто уважать не будет. Больше того – каждый захочет и для себя что-то отнять. Это как у пидоров – один раз его через шконку перегнули, а потом всю жизнь дерут, и никуда не денешься!
–Да, да… Я думал об этом. —Дядя Иоганн печально кивнул. – В начальном этапе политического движения у руководителей должна быть сила. Грубая физическая сила. Но кажу тебе честно, во мне такой силы нет. Я лично не могу никого ударить ножом или, как ты выражаешься, «опустить». И Генрих никогда не сможет. И другие наши. Поэтому придется консолидироваться с людьми твоего круга. Теми, которые… Которые не носят белых перчаток.
Вольф вытянул руки и сжал могучие кулаки:
– На меня они и не налезут. Наверняка у белых перчаток маленькие размеры…
– Очень точно замечено.
Дядя Иоганн улыбнулся и, прикрыв глаза, повторил:
– Белые перчатки бывают только маленьких размеров… Белые перчатки годятся только для худых кулачков…
Он будто пробовал слова на вкус.
– Белые перчатки не подходят сильным людям… Да, очень точно. И с глубоким философским смыслом. А тебе приходилось убивать людей?
– Что?! – вскинулся Вольф.
– Ты правильно расслышал.
Маленькие глазки дяди Иоганна бурили толстую кожу Волка, как будто пытались заглянуть в самую душу. Ответом стал тяжелый, ничего хорошего не сулящий взгляд.
– У нас не принято задавать такие вопросы.
– Да-да… Я понимаю. Но драться тебе приходилось много раз, что-то требовать от других и заставлять их делать то, что ты хочешь. Ведь так?
– Так. Но никому другому я бы и этого не сказал. Откровенничать ни с кем нельзя, особенно в таких местах. Здесь у стен, у шконок, у табуреток есть уши. А мне хватает того срока, который уже висит на шее.
– Ты прав. Я спросил потому, что именно ты мог бы стать моим помощником, моей правой рукой. Именно для таких дел.
Вольф хмыкнул:
– Интересно. Вас называют политиками, нас – уголовниками. А как будут звать, если мы станем заодно?
– Неважно. Важен результат. А тебя наверняка будут бояться и остерегутся обманывать наше движение.
– Это точно. К тому же у меня есть опыт возврата украденного.
– Да? – в маленьких глазках вспыхнул интерес. – А… Конечно, чисто теоретически… Ты бы мог взяться за то дело, о котором я рассказал? Ну, вообще, это возможно?
Вольф встал:
– Не уважаю пустой базар. А вообще в жизни все возможно. Обычно я выполняю такую работу за двадцать процентов с возвращенной суммы…
– Но речь идет об идейной борьбе…
– …И исключений из этого правила делать не собираюсь. Я ведь не политик. А за сгущенку спасибо. Она напомнила мне вкус детства.
Последнюю фразу Вольф произнес совсем другим тоном. Потом наклонился к уху дяди Иоганна и прошептал:
– К тому же я собираюсь уйти в побег. Так что вряд ли мы можем строить планы на отдаленное будущее.
На улице падал первый снежок – легкий и пушистый. Вольф задрал голову к нему и завороженно замер. К нему подбежал Шнитман.
– Это правда, что тебя хотели убить? Какой ужас! Наверное, это из-за меня…
– Не исключено, – ответил Расписной. – А как ты узнал?
– Да все говорят…
– Ладно, замяли. Ты лучше вот что, наш разговор про деньги помнишь?
Яков Семенович кивнул:
– Конечно, разве я неблагодарный человек? Разве я забуду, чем тебе обязан?
– Тогда слушай…
Через день ремонтная бригада стала перекладывать канализационные трубы. Волосюк был в ней газорезчиком и по вечерам в курилке рассказывал приглушенным шепотом:
– Широченный коридор, прямо за забор выходит, в озеро. Там, правда, решетка поперек стоит. Это после того, как десять лет назад трое ушли, до сих пор ищут…
Разговоры такого рода в любой зоне вызывают живейший интерес, даже у тех, кто и не помышляет о побеге.
– Да, если решетку подпилить, а потом спрятаться, то можно…
– Как ты спрячешься, если при съеме с рабочей зоны перекликают всех. Заметят недостачу – начнут искать по всем углам…
– А я бы ломанулся внаглую, будь что будет!
Вольф несколько раз приходил к ремонтникам, вроде для того, чтобы переговорить с Волосюком, однажды спустился в люк и походил по темному смрадному коридору, который на самом деле не был ни широким, ни высоким – обычная вонючая кротовая нора. В двадцати шагах его и в самом деле перегораживала решетка. Вольф покачал ее, осмотрел, как прутья вделаны в стену, потом поджег кусок газеты и долго вглядывался через квадраты арматуры в разгоняемую желтыми сполохами темноту.
Вначале рассмотреть ничего не удавалось, но когда газета погасла, коридор осветился призрачным зеленым светом, будто на глазах оказался прибор ночного видения с небывало мощным инфракрасным лучом. Отчетливо различались трещины и куски отколовшегося бетона на стенах, грязный пол, серые комочки прячущихся по углам крыс. В мгновение ока луч достиг конца коридора, высветив огромный, наполненный нечистотами бассейн. Вольф понимал, что невозможно в темноте и на таком расстоянии рассмотреть все это, но факт остается фактом: вот валяющиеся кирпичи, вот старые, сбитые из полусгнивших досок козлы… Он инстинктивно закрыл лицо ладонями, но и коридор, и крысы, и козлы и бассейн не исчезли. Их видели вытатуированные под ключицами широко распахнутые синие глаза с огромными зрачками! Черт! Сквозь рубашку, куртку и телогрейку! Как это может быть? И вообще, как могут видеть ненастоящие глаза? Но прислоненная к стене лестница, корыто со следами цемента, две лопаты – это что, галлюцинация?
«Не вздумай тащить нас туда, – сказал пират. – Там тупик».
«Точно, – поддержал его кот. – Не выберемся».
Вольф отшатнулся от решетки, его качнуло. Явные галлюцинации. Причем со временем они усиливаются. Это верный путь в психбольницу!
– Ты чего, Расписной? – спросил сзади Волосюк.
– Там что, лестница стоит? – спросил Вольф. – И козлы? И корыто из-под цемента?
– Ну и что? – лениво ответил Волосюк. – Мы там стены и полы цементировали. Только они далеко, как ты рассмотрел? А чего ты такой бледный, еле на ногах стоишь?
– Видать, поплохело, – хихикнул его напарник.
– Щас в грязь ляжет! – добавил второй.
– Воздуха нет, как вы тут пашете! – Вольф выругался и полез на свет божий.
Ремонтники с превосходством смеялись. Можно было с уверенностью предположить, что уже сегодня и майор Климов, и Иоганн Фогель узнают, чем интересовался Расписной.
- Предыдущая
- 34/96
- Следующая
