Расписной (Адрес командировки - тюрьма) - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 31

• Предыдущая
• 31/96
• Следующая

Наступила тишина.

– Кто еще хочет сказать? – Фогель обвел взглядом членов правления.

Желающих не нашлось. Даже Хмурый заметно поскучнел. Он чувствовал, что предъява оказалась неубедительной и теперь ожидал «оборотки».

– А ты, Вольдемар, что скажешь? – дядя Ирганн с интересом смотрел на старого знакомого.

– Одну простую вещь, – устало произнес Вольф. – Чего мне у вас высиживать? В блатных зонах на стукачах помешаны, там их действительно хватает – за щепотку чая дуют, за ложку сахара, за кусок колбасы. А о чем стучат? О всякой херне. Кто что сказал, кто заточку сделал, кто малевки на волю шлет… Ну кинут кого-то в трюм [73] , кого-то в другую хату перебросят, опера себе палки в отчет поставят. Что дальше? Разве станут из-за такой шелухи специально человека готовить да татуировать с головы до пят?

– У нас зона не блатная, а политическая, – по-прежнему с интересом разглядывал его дядя Иоганн.

– И что? Все то же самое. У каждого свое дело, у каждого свой срок. Каждый химичит что-то по мелочи, я еще во всех ваших примочках не разобрался. И наверняка есть свои «утки», они об этой мелочовке постукивают. Но мне-то что у вас выпытывать? Может, вы государственный переворот готовите и у вас в армии все схвачено? Может, у вас тут радиостанция спрятана и вы с ЦРУ связь держите? Тогда понятно – серьезный стукач нужен. А если ничего этого нет? Тогда зачем?

– Гм, да… – Коныхин потер подбородок. – Действительно так.

– Пожалуй, – кивнул Парцвания.

– Он на сто процентов прав! – рассмеялся Волосюк.

– Не знаю. Оно вроде и так правильно, и этак. Как посмотреть, – медленно произнес Эйно. Он держал свою кепочку в руках и с растрепанными соломенного цвета волосами походил на крестьянина.

– Болтать все горазды, – буркнул Азаров, непонятно что имея в виду.

Снова наступила пауза. Окончательный итог должен был подвести Фогель. Но он молчал. Напряжение нарастало.

– Заговоров у нас тут нет, это верно, – иронично улыбаясь, сказал дядя Иоганн. – И рация нигде не спрятана. Поэтому то, что сказал Вольф, вполне логично.

Обстановка разрядилась. Только сейчас Волк почувствовал, как напряжены нервы и насколько окаменели мышцы. Он незаметно перевел дух и расслабился.

– Но я часто встречался с совершенно нелогичными действиями властей, —г тем же тоном продолжил Иоганн. – Нередко их логика как раз и состоит в отсутствии всякой логики. Поэтому этот довод меня не убедил.

Атмосфера вновь стала сгущаться. По спине Волка потекли струйки холодного пота.

– Зачем наш друг скупал паспорта? – Фогель перестал улыбаться. – Объяснить это можно по-разному. Он сам дал одно, вполне правдоподобное объяснение. Но существуют и другие. Если послушать Хмурого, его объяснение, несомненно, будет другим. Не так ли?

Хмурый оживленно закивал. Он торжествовал.

– То же касается пистолета. И у татуировок есть две правды. Похоже, они наносились много лет. Но есть непохожие похожести. Если власть сильно захочет, она может сделать все очень быстро. И очень правдоподобно. Поэтому и татуировки меня не убедили.

Эйно надел и тщательно поправил черную кепку. Теперь он вновь стал похож на эсэсовца. Парцвания сжал кулаки, почернел лицом Коныхин. Хмурый с угрожающим видом подошел ближе. Волк снова напрягся и изготовился к бою. Интересно, есть ли у них оружие? Хмурый в любом случае умрет первым, затем тот, кто окажется быстрее других. Наглядные примеры такого рода очень убедительны и мгновенно охладят пыл остальных. Но ненадолго. За время замешательства надо успеть выбежать из отряда и добежать до вахты. Вряд ли получится – слишком далеко. Лучше выброситься на запретку: по существующим инструкциям часовой пропускает убегающего и стреляет по преследователям. Это более реальный вариант.

– Да, я могу предположить, что Вольфа покрыли татуировками, чтобы он вошел к нам в доверие, – продолжал сторонник немецкой автономии. – Но много лет назад, когда Вольдемар был маленьким мальчиком, а я находился в гостях у его отца, в дом пришел милиционер и изъял самодельный пистолет. При этом он сказал, что Вольдемар дружит с преступниками, настоящими бандитами. Я не могу предположить, что это была уловка властей…

«А ведь была! – отстраненно подумал Вольф. – Иезуитская уловка, о которой, если бы не случай, мы бы никогда не узнали…»

– …и это был первый шаг Вольдемара по пути, который вполне логично привел его сюда. Вот в эту логику я вполне верю.

Парцвания разжал кулаки и хрустнул пальцами, Эйно снял кепку и без особого успеха пригладил редкие волосы, Хмурый будто невзначай сделал шаг назад.

– И еще, – Иоганн снова улыбнулся. – Если бы Вольф был тем, за кого его принял Хмурый, то он всячески бы пытался войти в доверие. А он не стал выдавать себя за противника режима и дал понять, что ему вообще наплевать на политическую борьбу. Поэтому я ему полностью доверяю.

Иоганн замолчал и обвел соратников внимательным взглядом.

– У кого есть другое мнение?

Наступила тишина.

– У тебя, Шалва? – требовательно спросил Фогель. Парцвания покачал головой.

– У тебя, Виктор?

– Нет, – поколебавшись, ответил Азаров.

– Да все ты верно расписал! – восторженно улыбаясь, сказал Волосюк. – Вот голова у человека! Нам до него – как до неба!

– Убедительно, – кивнул Коныхин.

– Согласен, – не очень убежденно произнес Вялло.

– Тогда все сомнения сняты, – подвел итог Фогель. – Обвинения Хмурого не подтвердились. Он будет наказан. А теперь спать.

На следующий день в распиловочном цехе плохо закрепленная доска, соскользнув со штабеля, сломала Хмурому ключицу, руку в двух местах и расплющила ступню. Если это было обещанное наказание, то прекрасно организованное, если совпадение – то очень удачное. Как бы то ни было, вора увезли на больничку и у Вольфа отпала необходимость следить за подходящими сзади. Впрочем, в этот же день он обзавелся новыми врагами.

После вечерней проверки Парцвания и Якушев заспорили о правах и свободах.

– Нет, ты скажи, почему нельзя «Новый мир» выписывать? – с кавказским темпераментом кричал Шалва. – Я не говорю про другие журналы, про «Америку», например. Но ведь «Новый мир» – наш, советский журнал, там ни порнографии, ничего такого. На воле его свободно выписывают, продают в киосках. Почему мне запрещено?

– Потому что там Солженицына печатали, – объяснил Якушев. – Вдруг еще что-такое тиснут. А мы здесь прочтем…

– Солженицына по команде Хрущева напечатали. Ему даже хотели Ленинскую премию дать!

– Хрущеву? – еще сильнее вытаращился Якушев.

– Да нет! – Парцвания с досадой махнул рукой. – Хрущев Солженицыну хотел Ленинскую премию дать. Так почему нельзя? Журнал «Коммунист» – можно, «Политическое самообразование» – можно, «Огонек» – можно. А «Новый мир» нельзя! Это же не иностранный журнал!

– А иностранные разрешают, – сказал Якушев. – Вон Матрасов «Корею» выписал. Читает и хохочет – смешней «Крокодила»…

Со стороны умывальной послышались звуки ударов, возня, потом раздался жалобный крик. Узнав голос Шнитмана, Волк в три прыжка оказался на месте. Бледный как мел Яков Семенович сидел на полу, прислонившись к нарам, и зажимал рукой нос, из которого лилась кровь. Другой рукой он машинально отряхивал перепачканную рубаху, так что брызги летели во все стороны. Он был близок к потере сознания, но порывался подняться и, захлебываясь, бормотал:

– Меня никто никогда не бил… Ты за это ответишь, гнида… Я тебя достану…

Андрей Головко, вытирая запачканную кровью руку, пнул его ногой в бок.

– Заткнись, жидяра, насмерть забью!

Вольф схватил полицая за шиворот и оттащил в сторону:

– Ты что, дед? О душе пора думать, а не махаловки затевать!

Тот резко повернулся.

– Заткнись и не лезь! – гаркнул он с неожиданной и непривычной властной интонацией. – Стой тихо и дыши в тряпку, пока до тебя дело не дошло! Что ты про душу-то знаешь? Мне твоя немчура не только в душу наплевала, всю жисть искалечила! Паскуды! Я пацаном был, только восемнадцать стукнуло, они меня посулами сманили! Потом сами сбегли, а меня на муки бросили! И ты такой же гад!

• Предыдущая
• 31/96
• Следующая