Пурга - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 21

• Предыдущая
• 21/52
• Следующая

Мать вашу, до имиджа ли теперь? До устава ли? Что за детские комплексы? Лучше жопа в Интернете, чем макияж в гробу. Бежать, бежать!

Этот стон у нас бегом зовется… Дорожка казалась бесконечной. В иных обстоятельствах и минута — вечность, и метр — миля. Евгений Александрович напоминал утопающего, видевшего берег, но понимавшего, что сил доплыть до него не хватит.

Подполковник поскользнулся на припорошенной снегом замерзшей лужице, упал, растянул на ноге связку. Вскрикнул от боли. Прополз, поднялся, снова побежал.

Холодно. Очень холодно. Он прикинул: еще пять минут — и все. Скует мороз члены. Даже если и найдут живым, ампутация неминуема. Скольких бездомных и пьяных, замерзших насмерть, он оформил. Одетых. А он — в одних ботинках…

А члены уже стали подводить, потеряли гибкость.

Нужно согреться. Хоть на пару секунд! Иначе не дотянет. Хоть бы халатик драный валялся под березой. Или тулупчик заячий, тулупчик заячий, тулупчик заячий… Когда же кончится эта чертова дорожка?! Когда же кончится этот чертов парк? Когда же кончится эта чертова пурга?

А дорожка свернула. И Евгений Александрович свернул вместе с ней!

И увидел человека!

Человек был женщиной. В шубе! Она быстро шла к выходу, неся в руке объемный пакет. Видимо, с остановки — напрямки через парк. Подполковник огляделся. Точно! Слева проспект, там остановка.

Ура! Спасен!

Фигового листочка не нашлось, прикрылся ладошкой, задыхаясь, закричал:

— Эй!.. Стойте.

И по привычке скромно добавил:

— Милиция!

Но женщина не услышала и не остановилась. Потому как не крик и был, а так, шепот жалкий. Не осталось сил гаркнуть достойно.

Ничего, главное — цель видна. Только бы успеть.

Подполковник зарычал, словно раненый Минотавр, опустил безрогую плешивую голову и, выставив вперед руки, бросился в погоню. Ветер безжалостно обжег кожу и даже внутренние органы.

Десять метров, восемь, пять… Приготовиться к атаке! Есть — приготовиться к атаке!

…Когда осталось метра три, она, услышав тяжелое дыхание и скрипучий топот ног, обернулась.

…Шапка-ватрушка зашевелилась на голове. А у кого не зашевелится? Если прыгает на тебя прямо из пурги голый мужик с выражением крайней озабоченности на лице. И в здоровом теле — не только здоровый дух… Собака Баскервиллей отдыхает.

Замерла, выронила пакет. Из пакета выкатилась пара яблок.

— Снимай… Убью…

Ничего иного инстинкт самосохранения несчастного подполковника предложить не смог. Объяснять про «купание» — все равно что лепить в пустыне снежную бабу. Пальцы, несмотря на окоченение, намертво вцепились в воротник.

— Снимай…

Женщина наконец пришла в себя, вскрикнула и попыталась вырваться. Но куда там… Все равно что у опохмеляющегося отбирать бутылку пива.

— Быстро…

Она поняла, что сопротивление бесполезно.

— Не убивайте, я отдам…

Трясущимися руками начала расстегивать пуговицы. Слишком долго, Евгений Александрович не мог ждать. Рванул шубу с плеч. От рывка слетела и шапка.

— Что ты делаешь?! Новая же шуба!

Год выпуска мехового изделия интересовал подполковника меньше всего. Он накинул шубу на себя сверху, не засовывая руки в рукава. И зажмурился от удовольствия, словно курортник в шезлонге под первыми лучами солнца.

Сейчас он напоминал ныряльщика, до последнего державшегося под водой и наконец глотнувшего воздуха. Блаженство, неописуемое блаженство. Гораздо круче, чем оказаться по итогам года на первом месте по всем показателям.

Когда он немного оттаял и открыл глаза, женщины уже не было, скорее всего, убежала, захватив свой пакет. Осталась лишь меховая шапка-ватрушка и яблоки. Евгений Александрович поднял ее, отряхнул и с усилием натянул на макушку — не по размеру убор. Но не пропадать же добру. Вещи он вернет утром. Извинится, объяснит. Женщину разыскать не проблема, в конце концов, даст объявление.

А шуба теплая. Интересно, что за мех? Он попытался просунуть руки в рукава, но не смог — размер шубы на тройку номеров меньше. Еще порвется… Застегнул на оставшиеся пуговицы, руки сложил на груди… Опустил глаза на яблоки. А неплохо смотрятся на снегу. Розовые на белом. Замерзают. Только что с ними делать? Не греть же. И не есть. Наверняка немытые. Белочки пускай кушают, им витамины нужнее.

Все, за жизнь теперь можно не опасаться. Но надо поспешать. В парке замерзают голые друзья, а голыми, как известно, могут оставить только судебные приставы. Евгений Александрович оставить не может.

Постояв минуту-другую и наконец окончательно придя в себя и оттаяв, он выбрал направление и широко, по дед-морозовски, зашагал к выходу из парка, размахивая пустыми рукавами. Теперь не ошибется, просвет между деревьями виден без инфракрасных лучей даже в темноте. «А я иду такая вся — в Джоржи Армани…»

Но недолго шел дедушка-мороз-подполковник, недолго длился праздник. Глухой удар тяжелым предметом по затылку прервал песню самым грубым и решительным образом… И удар был явно не солнечным.

Несколько дней назад

— А что, отличная работа… Двадцать два процента в плюсе. И три десятых.

Евгений Александрович отложил калькулятор и поднял глаза на стоявшего перед ним оперативника с басурманской фамилией Китаев.

— Сам додумался?

— Ваша школа, товарищ подполковник…

Нравился ему этот молодой опер. Энергичный, инициативный, толковый.

Да и показатели лучшие в райотделе. И не пьет вроде. Хорошая смена. Надо только опыт передать да контролировать, чтоб с пути правильного не сбивался.

— Позвоните в следственный отдел, а то они отказываются дела возбуждать. Мол, пустой писанины много.

— Что значит «пустой»? Как квартальную премию получать, так они первыми в кассу, а как помочь с показателями — так писанина! — Никифоров повернулся к сидевшему по правую руку заместителю по оперативной работе: — Станислав Дмитриевич, свяжитесь со следствием.

— Хорошо, — Станислав Дмитриевич Касаткин, тридцатипятилетний натуральный блондин, сделал пометку в блокноте. — А в чем проблема? Я просто не в курсе.

— Плохо, что не в курсе… Надо на службе чаще появляться, а не арбузные точки трясти.

Зам посмотрел на шефа, словно вратарь на судью, назначившего в его ворота несправедливый пенальти.

— Наш оперативник, — продолжил Евгений Александрович, — поднял раскрываемость на двадцать два процента. А следственному отделу, видишь ли, не хочется работать.

— Каким образом поднял? Раскрыл что-нибудь?

— А это он тебе сам расскажет.

— Все аморальное просто, — улыбнулся Китаев. — У меня на земле библиотека. Кое-кто книги берет и не возвращает. Я принимаю от директора заяву, штампую и направляю в следственный отдел. Там возбуждают мошенничество. Потом нахожу должника, раскалываю, изымаю книги, он раскаивается, все возвращает, в библиотеке пишут встречное заявление, следствие дело прекращает, но раскрытие нам идет.

— Двенадцать дел только в этом месяце, — добавил Никифоров. — Кстати, сколько на нашей территории библиотек? Надо использовать положительный опыт.

— Не знаю, — опять растерялся Касаткин. — Три-четыре…

— Ничего-то ты не знаешь… Выясни и доложи. Кровь из носа, в этом году мы должны быть первыми в городе.

Всего в Великобельске было три районных управления, и конкуренты не дремали. На троне городского милицейского царства с недавних пор восседал армейский отставник, призванный помочь органам московским приятелем, катающимся на большой машине с очень большой мигалкой. И получил отставник лампасы, по слухам, не только благодаря дружбе. Ибо дружба — понятие не материальное, а должность — как раз наоборот. Да и никто в наше рыночное время не дарит кресло начальника городской милиции только потому, что когда-то спали на соседних койках в казарме. И на день рождения не дарит. В лучшем случае продаст со скидкой. И соответственно, «новоназначенному» приходится капиталовложения отбивать. А как? Естественно, через подчиненных. Ввести ежемесячный «налог на кресло». А кто будет против — ткнуть мордой в низкие показатели и отправить на пенсию. Или в ссылку, с понижением.

• Предыдущая
• 21/52
• Следующая