Москва слезам не верит - Черных Валентин Константинович - Страница 39

• Предыдущая
• 39/93
• Следующая

– Не звонил.

В сентябре Катерина приехала к ним помыть окна: Изабелла боялась смотреть вниз с пятнадцатого этажа.

– Позвони сама, – посоветовала Изабелла.

– Не хочется, – ответила Катерина.

– Значит, это не любовь!

Катерина никому не рассказывала о встрече с Рудольфом на фабрике, кроме Людмилы. Людмила даже ахнула, выслушав ее, и больше никогда не заговаривала о Рудольфе. Они подали с Гуриным заявление в загс, их, узнав Гурина, хотели зарегистрировать сразу, но Людмила отказалась: пусть все будет по закону. Если надо ждать полтора месяца, она подождет. Катерина видела, что Людмила оттягивает свое замужество, хотя активно занималась продажей кофточек и поясов, которые Гурин привез из Чехословакии.

Людмила завела книжку в сберкассе и даже стала откладывать деньги из зарплаты, чего раньше никогда не делала. Надежда на то, что спортивный клуб выбьет Гурину квартиру, оставалась, он уже заявил, что женится, и познакомил Людмилу с тренером. Людмила подсчитала, что они заплатят за квартиру, которую будут снимать в ожидании государственной, больше денег, чем нужно для первого взноса в кооператив. Теперь Людмила искала строительный кооператив поближе к центру, но такие пока не находились. Участки под кооперативное строительство домов выделяли на окраинах. Иногда Людмила уезжала в общежитие к Гурину, и иногда Гурин приезжал к ней. Тогда Катерина шла гулять. Она кружила вокруг общежития, поглядывая на окна их комнаты. Теперь они жили вдвоем (Антонина прописалась у родителей Николая). Людмила подарила чешскую кофточку комендантше общежития, и к ним никого не подселяли. Иногда Катерина ходила и по два часа, иногда Людмила включала свет уже через двадцать минут. Катерина возвращалась, Гурин и Людмила, уже одетые, сидели за столом и пили чай с тортом, Гурин всегда приносил торт. Людмила несколько раз напоминала Катерине, что надо решать: или делать аборт, или оставлять ребенка. О ребенке Катерина даже думать не хотела, аборта боялась. Акушерка, которая делала аборты Людмиле, вышла замуж за слушателя Военной академии имени Фрунзе и уехала с ним в Хабаровск. Катерина надеялась, что все как-нибудь образуется, но Людмила как-то вечером, подсчитав срок беременности, ахнула и на следующий день повела ее в районную поликлинику к гинекологу.

Катерина впервые в жизни села на гинекологическое кресло, стыдясь неестественной позы и полной своей беззащитности. Хорошо, что гинеколог оказалась женщиной. Она осмотрела Катерину, прощупала ее живот и сказала:

– Пока все хорошо. Никаких отклонений от нормы.

– Мне нужен аборт, – взмолилась Катерина.

– Поздно, милочка, уже десять недель.

– Мне нужен аборт, – настаивала Катерина. – У меня нет другого выхода.

– Выход один, – сказала врач, – рожать. Пусть зайдет ко мне отец ребенка.

– Я не знаю, кто отец, – ответила Катерина.

– Я думаю, что у тебя не больше трех претендентов, – усмехнулась врач. – Я могу поговорить со всеми тремя по очереди и врачебную тайну гарантирую.

Перед кабинетом гинеколога сидели будущие матери. Многие из них были с мужьями. Сидели спокойные, умиротворенные молодые женщины, гордо выставив свои округлившиеся животы.

– Ну что? – спросила Людмила, когда они вышли из поликлиники.

– Ничего сделать нельзя. Уже десять недель.

– Надо же так влипнуть! – и Людмила закурила, чего никогда не делала на улице.

– Дай и мне сигарету, – попросила Катерина.

– Тебе вредно.

– Мне все вредно. Дай сигарету!

Катерина закурила, глубоко затянулась, не закашлялась, у нее не закружилась голова. Я совсем взрослая, подумала она.

– Надо звонить Рудольфу, – решила Людмила.

– Зачем? – спросила Катерина.

– На некоторых мужиков это действует. Его ребенок. А вдруг мальчик?

– На него ничего не подействует, – ответила Катерина. – Он мне не простит обмана. Да я про него уже и забыла.

– Вспомнишь! Откажется, так пусть хоть участие примет.

– Какое?

– Может, у него есть знакомые врачи. Может быть, врачи есть у его матери, аборты-то она тоже делала. В конце концов, пусть даст денег. Придется абортироваться у частного врача, они дорого берут, последний аборт мне почти месячной зарплаты стоил.

– Ну уж денег я у него просить не буду, – заявила Катерина.

– Почему просить, требовать надо! – возразила Людмила.

Она еще не раз возвращалась к этому разговору. Людмила нашла гинеколога в другой поликлинике, но и здесь Катерине отказали, и она позвонила Рачкову. Его подозвали к телефону.

– Надо встретиться, – попросила Катерина.

– Зачем?

– Надо поговорить.

– О чем? Мне все ясно.

– Зато мне не ясно, – разозлилась Катерина. – Я беременна. Уже десять недель.

Рудольф помолчал, потом ответил:

– В ближайшее время я не смогу встретиться. Некогда. У меня передачи. Перед съездом мы теперь работаем каждый день.

Вчера вечером они с Людмилой проиграли варианты возможных ответов Рудольфа и пришли к выводу, что он наверняка откажется от встречи.

– Тогда скажи ему, что ты сама приедешь на телевидение, – сказала Людмила.

– А как я туда попаду? Там же пропускная система. Он мне не выпишет пропуск.

– Скажешь ему, что кроме него у тебя на телевидении появились и другие знакомые. Он с тобой испугается встречаться на телевидении. А вдруг ты закатишь скандал? Все, кто служит в военных, идеологических и партийных организациях, больше всего боятся скандалов.

– А ты откуда знаешь? – удивилась Катерина.

– Если говорю, то знаю, – ответила Людмила.

Рудольф молчал, ожидая ответа Катерины, и тогда она решилась:

– Если тебе некогда, я сама приеду на телевидение.

– Это каким же образом? Телевидение – режимное предприятие.

– У меня появились знакомые на телевидении, кроме тебя, они выпишут мне пропуск. – И, не дав Рудольфу времени на обдумывание ответа, Катерина добавила: – Раз ты теперь работаешь каждый день, я приеду завтра.

– Подожди, – заволновался Рудольф. – Завтра мне нужно быть на Суворовском бульваре в Доме журналистов.

– Значит, встретимся в Доме журналистов, – предложила Катерина.

– Не в Доме журналистов, а на Суворовском бульваре, – раздраженно поправил Рудольф. – Ровно в пять напротив Дома журналистов.

Катерина вспомнила, как Людмила убеждала ее соглашаться на все, пусть даже Рудольф назначит встречу в Подольске, главное – не дать ему увильнуть.

– Хорошо, в пять, – согласилась Катерина.

Вечером они с Людмилой обсуждали варианты предстоящей встречи.

– В каждой встрече, – рассуждала Людмила, – должна быть главная цель. Он должен простить тебя, хотя за что прощать-то? Ты тихая, скромная, ты запуталась, тебе нужна помощь, тебе нужен совет, тебе надо принять решение, и ты не знаешь, что делать.

– Я и вправду не знаю, что делать, – призналась Катерина.

– Так вот, он это должен понять. В нем должен проснуться инстинкт мужчины, защитника. И в этой ситуации главное – не пережать, никаких угроз и ультиматумов. Как только мужику ставишь ультиматум, ты сразу загоняешь его в угол, и, как всякий загнанный в угол, он становится зверем. И тогда для него главное – вырваться и забыть этот кошмар. Поэтому никакого напора, надо сыграть растерянность.

– Мне и играть ничего не надо, – сказала Катерина. – Я не то что в растерянности, я в прострации. Я как будто в ловушке, из которой нет выхода.

– Выход есть всегда! – Людмила была категоричной. – Правда, тебе не очень повезло. Если бы он был партийным или советским работником или каким-нибудь начальником, которому есть что терять, тогда бы его можно было обложить: письмо на работу, письмо в партком.

– Чего ты несешь-то? Какие письма? Разве жалобы что изменят?

– Изменяют, и еще как! Половина браков держится на страхе. Но Рудольфа пугать нечем. Он обслуга. Ну вынесут ему выговор. И то вряд ли. Скорее – осуждение на словах.

– Я, пожалуй, не пойду, – решила Катерина.

– Нет, пойдешь! – потребовала Людмила. – Из него надо хотя бы выбить, чтобы он нашел врача и дал деньги на аборт.

• Предыдущая
• 39/93
• Следующая