Самосознающая вселенная. Как сознание создает материальный мир - Госвами Амит - Страница 3

Но почему нам так трудно это принять? Возможно, я беру на себя слишком много, утверждая, что это трудно принять вам — читателю. Возможно, вы находите эту гипотезу самоочевидной. Что ж, порой она меня вполне устраивает, но затем я наталкиваюсь на кресло и ушибаю ногу. Снова вторгается та прежняя реальность, и я «вижу» себя отличным от кресла, проклиная его положение в пространстве, столь заносчиво отдельное от моего. Госвами великолепно подходит к этому вопросу и приводит несколько зачастую забавных примеров, иллюстрирующих его утверждение, что я и кресло возникаем из сознания.

Книга Госвами — это попытка преодолеть извечный разрыв между наукой и духовностью, что, по его мнению, достигается его гипотезой. Он многое говорит о монистическом идеализме и о том, как лишь он один разрешает парадоксы квантовой физики. Затем он рассматривает вековую проблему разума и тела, или разума и мозга, и показывает, каким образом его всеобъемлющая гипотеза о том, что сознание является всем, исцеляет картезианский разрыв, и, в частности — в случае, если вы об этом задумывались — даже то, каким образом одно сознание кажется столь многими отдельными сознаниями. Наконец, в последней части книги, он предлагает проблеск надежды в нашем неуверенном движении сквозь облака к двадцать первому веку, объясняя, как эта гипотеза, в действительности, будет вести к возврату очарованности человека его окружающей средой, в чем мы, безусловно, нуждаемся. Он объясняет, как он переживал свою собственную теорию, когда постигал мистическую истину: «для истинного понимания ни-что-кроме-сознания должно быть пережито».

Читая эту книгу, я тоже начинал это чувствовать. При условии, что гипотеза истинна, у вас тоже будет это переживание.

Фред, Ален Вольф, Ph.D.,

автор книг «Сновидящая вселенная»,

«Совершая квантовый скачок» и др.

Лa-Коннер, Вашингтон

Смятение в сегодняшнем мире достигает критического уровня. Наша вера в духовные компоненты жизни — в живую реальность сознания, ценностей и Бога — разрушается под беспощадными атаками научного материализма. С одной стороны, мы приветствуем блага, которые дает наука, предполагающая материалистическое мировоззрение. С другой стороны, это господствующее мировоззрение не может удовлетворить наши интуитивные догадки о смысле жизни.

В течение последних четырех столетий мы постепенно приходили к убеждению, что наука может строиться только на представлении о том, что все состоит из материи — из так называемых атомов в пустоте. Мы стали догматически принимать материализм, несмотря на его неспособность объяснять самый обычный опыт в нашей повседневной жизни. Короче говоря, у нас непоследовательное мировоззрение. Наша ситуация породила потребность в новой парадигме — объединяющем мировоззрении, которое интегрирует ум и дух в науку. Однако никакой новой парадигмы не появилось.

Эта книга предлагает такого рода парадигму и показывает, как мы можем развивать науку, которая принимает мировые религии, работая совместно с ними ради понимания всего человеческого существования. Основу этой парадигмы составляет признание того, что современная наука подтверждает древнюю идею, согласно которой основой всего сущего является не материя, а сознание.

Первая часть книги знакомит с новой физикой и с современным вариантом философии монистического идеализма. На этих двух столпах я буду пытаться строить обещанную новую парадигму — мост через пропасть между наукой и религией. Пусть между ними будет возможно общение.

Я вижу странную разорванную карикатуру человека, подзывающего меня к себе. Что он тут делает? Как он может существовать в столь раздробленном состоянии? Как мне его называть?

Как будто читая мои мысли, искаженная фигура говорит: «Какое значение имеет имя в моем состоянии? Называй меня Герника. Я ищу мое сознание. Разве я не имею права на сознание?»

Я узнаю это имя. «Герника» — это гениальная картина, созданная Пабло Пикассо в знак протеста против фашистской бомбардировки маленького испанского городка с таким названием.

«Ладно, — отвечаю я, пытаясь его успокоить, — если ты скажешь мне, что именно тебе нужно, то, возможно, я смогу помочь».

«Ты думаешь? — Его глаза загораются. — Может, ты выступишь в мою защиту?» Он жадно смотрит на меня.

«Перед кем? Где?» — спрашиваю я озадаченно.

«Внутри. Они собрались там, в то время как я оставлен здесь бессознательным. Быть может, если я найду свое сознание, то снова буду целым».

«Кто они?» — спрашиваю я.

«Ученые, те, кто решает, что реально».

«Да? Тогда ситуация не может быть такой уж плохой. Я сам ученый. Ученые — непредубежденные люди. Я пойду поговорю с ними».

Люди на вечеринке поделены на три отдельные группы, подобно островам Бермудского треугольника. После секундного колебания я решительно направляюсь к одной из этих групп — в чужой монастырь со своим уставом не ходят, и все такое. Между ними идет оживленная беседа. Они говорят о квантовой физике. Должно быть, это физики.

«Квантовая физика дает предсказания экспериментально наблюдаемых событий, и больше ничего, — говорит мужчина аристократической внешности с едва заметной проседью в волосах. — Зачем делать необоснованные допущения о реальности, говоря о квантовых объектах?»

«Вы не устали от такой позиции? Кажется, целое поколение физиков приучили думать, что адекватная философия квантовой физики была разработана шестьдесят лет назад. Это просто не так. Никто не понимает квантовую механику», — говорит другой с заметной грустью.

Эти слова остаются почти не услышанными, когда еще один господин с буйной бородой заявляет с непререкаемым авторитетом: «Послушайте, будем говорить прямо. Квантовая физика утверждает, что объекты представляются волнами. Объекты — это волны. А волны, как всем нам хорошо известно, могут быть в двух (или более) местах одновременно. Но когда мы наблюдаем квантовый объект, мы обнаруживаем его целиком в одном месте — здесь, а не там, и уж конечно, не здесь и там одновременно».

Бородатый мужчина возбужденно взмахивает руками. «Итак, что же это означает на простом языке? Вот вы, — говорит он, глядя на меня, — что вы скажете?»

Я на мгновение теряюсь, но быстро прихожу в себя. «Ну, по-видимому, наши наблюдения, и, таким образом, мы сами, оказываем глубокое влияние на квантовые объекты».

«Нет. Нет. Нет, — гневно восклицает спрашивавший. — Когда мы наблюдаем, никакого парадокса нет. Когда мы не наблюдаем, парадокс одновременного нахождения объекта в двух местах возвращается. Очевидно, что способ избежать парадокса состоит в том, чтобы поклясться никогда не говорить о местоположении объекта между наблюдениями».

«Но что, если мы, наше сознание, действительно оказываем воздействие на квантовые объекты?» — упорствую я. Почему-то мне кажется, что сознание Герники имеет некоторое отношение к этой гипотезе.

«Но это означает приоритет разума над материей», — восклицают в унисон все люди в группе, глядя на меня так, будто я высказал ересь.

«Но, но... — запинаюсь я, отказываясь быть укрощенным, — предположим, что есть какой-то способ примириться с приоритетом разума над материей».

Я рассказываю им о затруднительном положении Герники. «Послушайте, ведь у вас есть ответственность перед обществом. Вы уже шестьдесят лет знаете, что обычный, объективный способ занятия физикой не подходит для квантовых объектов. Мы получаем парадоксы. И все же, вы притворяетесь объективными, и все остальное общество упускает возможность узнать, что мы — наше сознание — тесно связаны с реальностью. Можете ли вы представить себе, как бы это подействовало на мировоззрение обычного человека, если бы физики прямо признали, что мы не отделены от мира, а напротив, мы — и есть мир и должны нести за него ответственность? Быть может, только тогда Герника — больше того, мы все — могли бы вернуться к цельности».