Дело о заикающемся троцкисте - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 24

• Предыдущая
• 24/50
• Следующая

Я слушала разглагольствования Модестова и в очередной раз понимала, какая же я все-таки была дура.

— Нонночка, не сходить ли нам в субботу в театр? Ты же любишь Мариинку?

Сговорились они все, что ли? Как будто кроме Мариинского и театров-то в Питере нет! Однако предложение мужа я, пожалуй приму. Бог с ним, с Зудинцевым, пускай курит с Горностаевой. Идти в театр с собственным мужем все-таки прилично и как-то даже патриархально. Мои знаменитые предки это бы уж наверняка одобрили.

Я же, по крайней мере, буду точно знать, что меня ведут смотреть представление как женщину, а не как полезное дополнение к расследованию.

«Каширин Родион Андреевич, 35 лет, корреспондент отдела расследований. Закончил Ленинградское арктическое училище, работал радиотехником в поселке Диксон, там же — оперуполномоченным уголовного розыска. До прихода в „Золотую пулю“ работал в частном охранном предприятии. Коммуникабелен, владеет навыками оперативно-розыскной работы, хорошо освоил азы журналистской деятельности. В то же время часто возникают проблемы с рабочей дисциплиной, не раз имел нарекания и выговоры от начальства…»

Из служебной характеристики

Обитатели стен Агентства пребывали в шоке. В курилках, буфете, в коридоре около окна растерянные сотрудники обсуждали новые идеи руководства. Про свою текучую обычную работу все на время забыли, так как теперь уже было не до нее. Все искренне считали, что Обнорский сильно заболел и ему необходима срочная медицинская помощь.

— Да он просто опасен для окружающих! — возмущалась Горностаева.

Некоторое время назад на нашего шефа снизошло откровение, и его разумом овладела новая, как ему показалось, сногсшибательная идея. Все сотрудники нашего Агентства должны были написать по новелле о нас самих. Дальнейшее показало, что российский читатель готов читать что угодно, так как весь тираж сборника «Все в АЖУРе» разошелся мгновенно. Обнорскому понравилось, и он заставил нас написать по второй новелле. Из них был составлен следующий сборник, который, как и его предшественник, моментально был раскуплен. Всего уже вышло три сборника.

А сегодня утром Обнорский собрал нас всех в репортерском кабинете и сообщил, что отныне каждый из нас обязан написать еще по пять новелл. Мы в штыки восприняли его новую идею, но в ответ он толкнул речь. Оказывается, одна кинокомпания, совершенно сбрендив, купила у нас права на экранизацию всей этой ерунды.

А значит, нужен материал, на основе которого сценаристы будут работать. Искусство, блин! В своих следующих бессмертных творениях мы должны будем, как и в предыдущих, в художественной форме излагать какую-либо историю, имевшую место быть на самом деле. При этом мы обязаны почитать руководство, ни в коем случае над ним не издеваться и вообще всячески обозначать его (начальства) высокую организующую и направляющую роль. Именно эта установка больше всего меня и смутила. Как я могу не поиздеваться над Спозаранником и Обнорским? Это невозможно.

В итоге новая инициатива живого классика практически парализовала работу Агентства, и потребовался специальный выход Обнорского в коридоры, его дикий крик и угрозы. Только после этого бунтующий коллектив удалось разогнать по кабинетам к мониторам компьютеров.

Я как раз сидел и набрасывал план своего «шедевра», когда меня вдруг вызвали к шефу. Я очень удивился, так как быть «врагом народа» — не моя очередь. Дело в том, что Обнорский регулярно выбирал из нашего коллектива виноватого, придирался к нему не по делу и вообще всячески пытался испортить несчастному жизнь. Но через некоторое время оставлял его в покое и принимался за другого. Все относились к этому очень спокойно, по-философски. Примерно так надо относиться к неизбежным природным явлениям: граду, снегу или туману. Мы даже умудрились прогнозировать вспышки его недовольства. А я как раз всего две недели назад был таким «виноватым», и сегодня была явно не моя очередь, а Горностаевой.

Я осторожно вошел в кабинет шефа, внутренне приготовившись к тому, что начнется рев и рык. Но его не последовало. Его величество восседало на тронном месте за своим столом, а на диванчике уютно расположились Горностаева, Шаховский и Спозаранник.

— Садись, Родион, — сказал шеф и показал на стул. Но на нем сидел какой-то дядька, в костюме, галстуке и такой мордой, которая бывает только у чиновников.

В некотором замешательстве я спросил у Обнорского:

— Куда садиться, на колени, что ли?

Обнорский с каким-то подозрением на меня посмотрел, а Спозаранник «утрамбовал» Шаховского на диване и показал мне рукой на место рядом с собой.

— Теперь, когда вы все в сборе, я сообщу вам для чего, собственно, так сказать, я вас всех и собрал. Знакомьтесь, это Шмелкин Игорь Иванович, мэр города Северобайкальска. Он специально приехал к нам, потому что ему необходима наша помощь. У него в городе некоторое время назад случилось пренеприятное происшествие: исчез депутат местного совета…

— Трубочист… — вставил мэр Шмелкин.

— У вас пользуются печным отоплением? — очень обеспокоенным голосом спросил Спозаранник. Ему, наверное, как и мне, сразу представился далекий аул где-то в монгольских степях. А из типи или вигвамов торчат трубы переносных степных печек, которые чистит несчастный трубочист, по совместительству депутат местного хурала. И как-то раз во время очередной очистки он бесследно исчез, оставив после себя лишь ведро с водой и ершик…

— Его фамилия была Трубочистов, — прервал мои умозаключения мэр, — позвольте, я сам расскажу ребятам о том, что произошло?

— Пожалуйста, — милостиво согласился Обнорский, отдавая наши уши на растерзание вождю сибирских народов с Байкала. Сам отвернулся к окну и погрузился в молчание.

— А если это такой же вариант, как и с Горделадзе? — предположил я.

Дело в том, что год назад мы вместе с Повзло и Обнорским работали на Украине.

Мы искали пропавшего журналиста Горделадзе. Закончилась эта история тем, что оперативным путем мы раскрыли тайну его исчезновения и указали на конкретных виновных. После того расследования я в упор не верю, что где-то кто-то может убить или украсть журналиста по политическим мотивам — обычно все происходит из-за денег. Здесь, конечно, гвоздем программы был не журналист, а депутат, но сути это не меняет.

— Ты сначала выслушай, — сказал Обнорский. — А потом версии строй.

— Значит, было это десять дней назад, — начал Шмелкин. — Депутат Трубочистов у нас не принадлежал ни к какой партии вообще, его избрали совершенно случайно, по глупости. Ума не приложу, зачем за него голосовал народ! Ну избрали и избрали, черт с ним, у нас, в конце концов, и в Москве девять десятых депутатского корпуса — контуженные. Сидел бы себе потихоньку да умную депутатскую деятельность имитировал, так нет, у него рот не закрывался. Объявил крестовый поход против коррупции и преступности.

Серьезные люди его, конечно, не воспринимали, дурак, он и в Африке дурак, а старушкам нравилось. На каком-то собрании его пенсионеры предложили в мэры выдвинуть. После этого у него в голове что-то переклинило, он на полном серьезе на мое место целиться стал. Но при этом он и сам понимал, что с таким же успехом он может претендовать на президентство в Штатах. Мы на него внимания, повторяю, не обращали. Но потом случилось такое, что все поменялось. Он исчез, и никто его не может найти.

— А милиция? — спросил Спозаранник.

— Что милиция? Она формально поискала, какие-то движения поделала и руки развела. Не убийство же, трупа нет.

— А может быть, он у любовницы обитает или просто от долгов спрятался? — поинтересовался Шаховский.

— Исключено! Я вам сейчас объясню почему. Двадцать четвертого мая он пришел в

• Предыдущая
• 24/50
• Следующая