Дело о заикающемся троцкисте - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 17

• Предыдущая
• 17/50
• Следующая

Коркин, как и его секретарша, напоминал рыбу. Только не селедку, а угря.

Какой-то он был длинный, черный и дерганый. Просто аквариум какой-то!

— Комментировать отстранение Золотаревой я не собираюсь! Вы ведь за этим пришли? — с порога огорошил меня господин Коркин.

Интересно, а чего ради я торчала у него под дверью?!

— Но именно этот ваш комментарий и был целью моего визита! Я предупредила вас об этом по телефону, и вы назначили встречу. Для чего? Могли бы и отказаться.

— Я могу вам только еще раз повторить то, что я уже сообщал прессе. Надеюсь, вы читали предысторию и уяснили подоплеку случившегося? — надменно подбоченился чиновник.

— Подоплеку уяснила. Повторяйте, — разрешила я, поудобнее устроившись в костлявом кресле рядом со столом чиновника. Коркин уставился на меня, как на кобру. Наверное, он думал, что после его неприкрытого хамства, я зарыдаю от обиды и покину его кабинет. Не на ту напал!

— Вы в курсе истории? Знаете, что Золотарева израсходовала деньги, выделенные на ремонт корпуса детдома?

Я кивнула.

— Тогда что вас еще интересует? Вы считаете, что за присвоение такой суммы денег, выделенных для блага детей, директрису не нужно было наказать?

Видимо, Юрий Коркин еще не привык общаться с прессой. Иначе он бы не допускал таких эмоциональных выпадов. Впрочем, меня его эмоции интересовали постольку-поскольку.

— Насколько мне известно, в корпусе производился не только косметический ремонт. Там менялись коммуникации, перестраивались стены. На это и ушли все деньги.

— Ложь! — перебил меня чиновник. — Не очень умелая ложь! Вы сами видели этот якобы отремонтированный корпус?

Я вынуждена была признать, что нет.

— Вот именно! Если бы вы его видели, вы бы сразу поняли, что никакого капремонта не производилось. Да он там и не требовался! Комиссия, в которую входили специалисты, это подтвердила!

Юрий Самуилович вскочил и забегал по кабинету. Я попробовала следить глазами за его мельтешением, но сразу же отказалась от этой затеи. Беготня Коркина действовала подобно гипнотизирующему маятнику. Неожиданно он остановился и повернулся ко мне:

— А вы знаете, что устроила эта директриса? Подбила весь персонал на демонстративную голодовку! — брякнул он как-то невпопад.

— А мне казалось — это добровольная акция. И как она на расстоянии смогла бы контролировать процесс питания своих сотрудников? — невинно заметила я.

Чиновник злобно посмотрел на меня.

— Неужели непонятно, — прошипел он. Ну чистый угорь! Правда, угорь все же больше рыба, чем змея, а рыбы, кажется, шипеть не умеют. — Это чисто демонстративная акция! Может, по ночам они и трескают за обе щеки! Зато днем демонстративно голодают! Этих протестантов уже телевидение приезжало снимать! Интересно, чего они хотят этим добиться?!

— По-моему, они и не скрывают — возвращения директрисы на ее пост.

— Золотарева предоставила администрации поддельные отчеты. Она здорово сэкономила на ремонте. В корпусе наклеили дешевые обои, купили не слишком качественную краску для полов и плохой линолеум! С начальником ремонтной бригады Золотарева наверняка договорилась — ведь он ее старый приятель. Отчет, составленный специальной комиссией, утверждает, что кроме косметического ремонта ничего в корпусе не менялось!

— Хорошо, ну почему в таком случае вы не обратились в милицию?

Мой вопрос как-то вдруг отрезвил Коркина. Он неожиданно успокоился, сел за стол. Такие перепады настроения характерны для людей с не очень уравновешенной психикой.

— Вы ведь наверняка знаете, что Золотарева была назначена на этот пост по моему предложению… Мы с ней достаточно давно знакомы и, в общем, находимся в неплохих отношениях. Находились до этих событий, — уточнил Коркин. — Обращение в органы — это почти наверняка уголовное дело. Пятно на всю жизнь. Мне все-таки не хотелось бы калечить ее судьбу.

Скажите, какая трогательная забота! Однако одна вещь меня все-таки озадачивала: почему Золотарева ни разу не упомянула о своих задушевных отношениях с Коркиным. Юрий Самуилович же, напротив, говорит об этом совершенно свободно.

В этот момент раздался пронзительный треск местного телефона. Юрий Самуилович снял трубку, выслушал секретаршу и как-то напрягся.

— Прошу прощения, Нонна Евгеньевна, но у меня появились срочные дела.

Если у вас возникнут ко мне еще какие-то вопросы, желательно не по этой теме, буду рад с вами встретиться! — с этими словами он взял меня под локоть, оторвал от кресла и с неожиданной для таких рыбьих мускулов силой повлек к выходу.

Аудиенция явно была окончена. Интересно, что могло случиться? Что это еще за VIP-персона, ради которой меня так беспардонно выставили? Выйдя из кабинета чиновника, я надменно огляделась. Но в приемной было практически пусто, если не считать сельдеобразную секретаршу. Да еще на стуле в уголке сидел один-единственный посетитель: смазливый паренек лет шестнадцати-семнадцати. Вид у мальчонки был какой-то забитый и испуганный. Как сказал бы мой старший сынок Денис — «зачморенный». Паренек с ужасом уставился на меня. Я попробовала ему ободряюще улыбнуться. В этот момент дверь за моей спиной распахнулась. Я носом впечаталась в стену и на какую-то долю секунды превратилась в живой барельеф.

— Герман, что случилось, почему ты пришел с таким опозданием? — раздался раздраженный голос Коркина.

Мальчишка в ответ лишь как-то громко икнул и вдруг начал нервно всхлипывать.

В этот момент мне удалось отлипнуть от стены. Я вылетела из пространства между дверью и стеной. Сейчас я объясню этому хаму трамвайному, как нужно двери открывать! А заодно и как с детьми общаться!

За время моего отсутствия дислокация в приемной несколько изменилась. Взволнованная селедка стояла у стола и что-то пыталась объяснить Коркину. Угревидный чиновник стоял возле зареванного паренька и по-отечески утирал ему слезы и поглаживал по голове. Мальчишка ревел в три ручья и, как и секретарша, пытался что-то сказать, но трясущиеся губы его не слушались.

Мое появление произвело на Коркина эффект разорвавшейся бомбы.

— Юрий Самуилович, я пыталась вам сказать, что посетительница еще не ушла, — затарахтела секретарша, наконец обретшая способность говорить.

Коркин наконец справился с испугом.

Однако спросить меня, почему я еще не умотала, ему, видимо, не позволяли остатки воспитания. Он лишь сухо кивнул мне, подтверждая факт нашего прощания, а затем, обнимая за плечи рыдающего пацана, торопливо завел его в кабинет. Мальчишка юркнул внутрь. Чиновник задержался на пороге. Видимо, он решил на всякий случай разъяснить вездесущей журналистке, что делает у него в приемной рыдающий молодой человек.

— Это мальчик, кстати, воспитанник того самого детского дома, о котором мы с вами говорили. У него некоторые проблемы… А я, возможно, могу ему помочь.

Надеюсь, вы понимаете, у детей из детдомов бывают разные проблемы… — Чиновник выжидательно посмотрел на меня.

Я понимающе кивнула. Коркин облегченно вздохнул и радостно последовал за мальчиком. Дверь захлопнулась. Секретарша плюхнулась на свое место и изобразила крайнюю занятость.

Так вот кого, значит, так поджидал Коркин! Важную серьезную беседу с журналистом прервали из-за мелких проблем какого-то сопливого мальчишки! Не верится что-то в такое благосердечие хамоватого чиновника. Да и парнишку он обнимал как-то… не по-отечески. И в кабинете с ним слишком поспешно уединился.

Проблемы! Как же! Это у чиновника Коркина, скорее всего, проблемы! С сексуальной ориентацией. Что, кстати, неудивительно. У таких личностей с неуравновешенной психикой могут быть всяческие отклонения, в том числе и сексуальные.

Я ничего не имею против гомосексуалистов, но прерывать деловой разговор ради плотских утех?!!

Полная самых противоречивых чувств, я помчалась в Агентство. Теплый летний день уже клонился к закату. Природа и погода настраивали на лирический лад.

Я сменила бодрый галоп на легкий шаг, решив прогуляться по вечернему городу.

• Предыдущая
• 17/50
• Следующая