Истоки. Книга первая - Коновалов Григорий Иванович - Страница 76

• Предыдущая
• 76/94
• Следующая

– А если вас, Агафон Иванович, беспокоит судьба майора, то я ничем не могу помочь. Я не маршал и не имею права производить их в высшие чины.

– Папа хотел знать ваше мнение, – попытался Валентин смягчить резкость слов Веры.

– Мнение? Мое? Разные, по-моему, бывают лейтенанты и разные девушки. Иной действительно и сам не способен к путному делу и жене своей мешает расти.

– Это почему же? – Агафон вскинул косые азиатские брови. В каждой черте его лица обнаженно выразились и стремление поставить в тупик дерзкую девчонку и невольное желание, чтобы она не смутилась: старик любил в людях стойкость, неподатливость.

– Да потому, вероятно, что природа без согласования с нами одаривает людей талантами и при этом не считается с полом, – закончила Вера с непонятной для себя твердостью. По телу ее пробегали мурашки, а похолодевшие пальцы будто примерзли к рюмке.

– Сознавайся, Агафон, крепкий орешек попался, а? – весело спросил генерал.

– Молодец! – решительно заявил Агафон. Он налил себе вина и выпил с молодыми.

Вспыхнула гирлянда лампочек.

Вера подошла к Крупновым.

– Саша, сколько же у вас братьев?

– У него братьев, как у Христа апостолов, – ответил Федор.

Вера попросила у Михаила прощения «за то глупое письмо». Заманчиво, волнующе веяло от нее запахом духов. Михаил чокнулся с ней, сказал, что письмо сжег, не читая. Вера слышала, как соседка Михаила, с пьяной развязностью заглядывая в его лицо, сказала:

– Ишь, какой скушный!.. Не брезгуй нами, вдовами.

– Я сам неженатый вдовец.

– Значит, невеста, не родясь, померла? Ха-ха-ха!

Макар Ясаков, потный и красный, ходил вокруг стола, держа в руках четверть. Наливая вино гармонистам, он припевал, подавляя гомон своим колокольным басом:

Вы, товарищи ведущие, Вам налью вина погуще я!

Когда его огромная фигура склонилась к Михаилу, соседка крикнула, отстраняя четверть:

– Нам послабее! – И горячо зашептала на ухо Михаилу: – Не пей много, по Волге кататься будем. Скажи Феде.

Наполнив все рюмки, Макар дал полную волю своему голосу:

Пей смелей, когда дает тебе Макар:

Не придет к тебе похмелье и угар.

Агафон Холодов снисходительно смеялся, а генерал Чоборцов, подкручивая усы, кричал:

– Песню-у давайте!

Федор пробежал пальцами по ладам баяна, предложил шутейно:

– Споем:

Не один-то я во поле кувыркался, Со мной были приятели мои…

Агафон пригласил Веру на скамеечку, под рябину. Когда снова вернулись к столу, Валентин встревожился: жалким, растерянным было лицо девушки. Хотел поговорить с ней, но Вера сухо сказала:

– Я хочу побыть одна.

Он упорно смотрел на нее, молча требуя, чтобы уступила его просьбе или объяснила свой отказ. И впервые случилось так, что он потупился. Снова взглянул на нее – держала голову прямо, и глаза ее горели недобрым огнем.

«Тяжело будет жить этой девчурке», – думал в это время старик Холодов. Он радовался тому, что так удачно окончилась его небольшая, но очень ответственная «психологическая операция». Но сильнее этой радости была мечта, невозможная, по его убеждению, неосуществимая: из всех знакомых и родных ему женщин никого не хотел бы он так страстно иметь дочерью своей, как эту девушку в простеньком темно-синем платье, в босоножках.

В тетрадь в черном дерматиновом переплете Вера записала четким почерком:

«Агафон Иванович взял меня за руку и сказал сурово:

– Идите за мной!

А когда мы очутились с ним за кустами вишни, он долго смотрел на меня умными скучными глазами, потом заговорил. Слова его привожу почти в точности:

– Я принял вас за обыкновенную смазливую девчонку, и поэтому недружелюбно настроился к вам. Я был против женитьбы сына на вас. Теперь вижу, что вы особенная женщина (при этих словах я обрадовалась, чуть не заплакала), и поэтому я вдвойне против женитьбы. Прежде я думал только о судьбе сына, теперь думаю и о вашей судьбе. Вы способны на многое в жизни. Но если хотите достигнуть чего-либо, то начинайте это в молодости, дорожите свободой: она дается только один раз. Правда, ее можно обрести вторично, но уже ценой, быть может, несчастья других людей. Вы поняли меня?

Не сразу ответила я ему.

– Я понимаю только то, что вы хотите, – сказала я. – А что мне делать, не знаю.

Это было малодушие, может быть, отчаяние. Но я не хотела скрывать его. Холодов задумался, сорвал листок с дерева и растер в своих жестких пальцах.

– Я знаю все, – сказал он, – и беру на себя всю ответственность за последствия. Есть еще одна причина против вашего брака: одинаковость ваших характеров. Двум медведям в одной берлоге будет тесно.

Плохо помню, как я ушла, что говорила Валентину на прощание. Теперь чувствую себя как после болезни. Временами бывает очень больно, но все определеннее рисуется мне какой-то иной мир. С необычайной ясностью припомнилась моя жизнь. Я лет с 14 – 15 постоянно вынашивала в душе две думы: упорным трудом развить в себе все хорошие качества, если только они есть у меня, и второе – полюбить на всю жизнь.

«Готова ли я сделать это сейчас же, с ним вместе? – спросила я себя. – Обрету ли я в этом браке счастье, без которого невозможно работать с пользой для общества? А может быть, все умерло и я живу и руковожусь давнишними впечатлениями?..»

Желая избавиться от навязчивых мыслей, Вера взяла корзину, пошла в рабочий поселок за покупками.

В тени серебристого тополя, неподалеку от калитки с навесом, Вера остановилась. Перекидывая косу на плечо, удивилась, как горячо накалило солнце ее волосы и ленту. Во дворе на дорожке сидел мальчик в красных трусиках и маленьким совком сыпал песок в зеленое ведерко. Вера причмокнула губами. Мальчик уставился на нее серьезными глазами, потом засмеялся, обнажив один большой и два подрастающих зуба. Глаза мальчика напоминали Вере кого-то из знакомых. Из-за стены неожиданно показалась девушка, высокая, желтокудрая. С минуту они смотрели в глаза друг другу.

– Садом или Костей любуетесь?

– И сад хорош, и мальчик замечательный. – Вера облокотилась на серый холодный камень стены. В облике девушки и особенно в ее пристальном взгляде было что-то очень знакомое.

– Вы не продадите мне яблок? – спросила Вера.

Девушка выхватила из ее рук корзину, ушла в сад и через несколько минут вернулась с яблоками.

– Познакомимся: Лена Крупнова.

– Вера Заплескова… Сколько с меня? – Вера взялась за корзину. Но Лена молчала, не выпуская корзину из своих рук. Жадно смотрела она в нежное измученное лицо Веры. – Сколько с меня за яблоки?

– Мы не торгуем, – тихо, сквозь зубы, сказала Лена, и ноздри ее дрогнули.

«Так вот она какая, мой недруг! – думала Лена, острым взглядом провожая девушку в белой, с золотой искрой шелковой тенниске. – Зачем она здесь? Что ей надо? Такая маленькая, и замучила моего брата».

А Вера думала иначе:

«И для чего я только живу? Людям от меня одни гадости. Холодовы увидели во мне погубительницу их сына, Крупновы отворачиваются. Заучилась, что ли, я за пятнадцать-то лет?»

Вера уткнулась лицом в свои ладони, заплакала. А после слез подумалось:

«Не стоят они этого. Нет в моем сердце любви к ним. Вбила себе в голову блажь. Не больше. Пусть все пойдет так, само по себе. Разве плохо быть свободной, никому и ничем не обязанной? Вспоминать буду о них, как вспоминаю сейчас сверстников детства. Немного грустно, по не больше».

Сложные чувства руководили Леной Крупновой, когда она задумала познакомиться с Валентином Холодовым: любопытство, разгоряченное восторженными рассказами подруг о Холодове, желание увлечь его, а потом ошеломить равнодушием, отплатив тем самым Вере за то, что она унизила Михаила. Лена не сомневалась в успехе, так как постоянно Чувствовала, что нравится молодым людям, что каждый из знакомых парней готов влюбиться в нее, стоит ей только захотеть. Одно сознание, что ее любят, было для Лены так же жизненно необходимо, как дождь для цветка. И как цветок погиб бы без воды, так и Лена захирела бы нравственно, если бы люди охладели к ней.

• Предыдущая
• 76/94
• Следующая