Бали: шесть соток в раю - Светлов Роман - Страница 29
- Предыдущая
- 29/32
- Следующая
— В честь упорства и решимости, — устало произнес Гунтур. — Не думал, что мы справимся так быстро.
— Всего за сутки, — радостно добавил Марат.
— Почувствовали ли вы, что стали беднее на некую сумму? — спросил у меня Джонсон, пока юрист открывал бутылку.
— Чувствую, что стал богаче, — парировал я.
Джонсон посмотрел на Марту и покачал головой:
— В каком-то смысле — да.
Я люблю свое внутреннее ощущение после заключения сделки. Кажется, будто очередной раз переходишь вместе с Цезарем Рубикон. Никаких сомнений, только свобода и готовность отдаться начинающемуся приключению. Если бы не отсрочка, связанная с регистрацией договора индонезийскими властями (отсрочка, до истечения которой Джонсон не мог воспользоваться моими векселями), я бы предложил поехать на свои «шесть соток», чтобы сразу взяться за дело.
Американец покинул нас. Желтый «хаммер» увез его на север острова — распорядиться о сборе вещей, которые он в ближайшие дни планировал отправить в Нью-Йорк. Госпожа Сама Удун, на которую я теперь смотрел как на своего дальнего родственника, осталась: Марта сказала, что от имени их соседства та должна пригласить всех нас на торжественный обед.
В качестве закуски к бордо секретарь нашего юриста принесла вазочки, где лежало по шарику белоснежного пломбира, веточке душистой мяты и по темно-красной, «загорелой» клубничине. Таких румяных ягод я не видел нигде, только на Бали. Вкусовое сочетание было идеальным, но лишь подстегнуло наш аппетит, и предложение Марты было принято.
Маленький кортеж, состоявший из мини-вэна Спартака, «ниссана» Марты и темно-синего «субару» Гунтура, двинулся на юг Бали. Ехали мы по направлению к самой большой стройке на острове, которая на всех картах обозначается аббревиатурой GVC. GVC — это Гаруда-Вишну-комплекс, претенциозный проект по созданию конгресс-центра, который должен быть украшен статуей Вишну, оседлавшего легендарную птицу. Индуистские богословы, как известно, отказываются отвечать на вопрос, как выглядит Гаруда. В Индии перед храмами, посвященными Вишну, обычно стоит высокая железная колонна, которая и символизирует птицу. В свое время один полусумасшедший уфолог убеждал меня, что Вишну — это доисторический астронавт, летавший на ракете. Именно ракету, мол, и изображает железный столб.
У балийцев на этот счет сложилось свое мнение. Они привыкли доверять священным текстам.
Если сказано «птица» — значит, так и есть: огромное, похожее на орла с чудовищным кривым клювом существо. Вишну удобно восседал на ее спине: отрешенное выражение его лица и поза созерцателя контрастировали с боевым характером птицы. Но, присмотревшись, можно было увидеть, насколько внимательно наблюдают из-за полузакрытых век глаза бога за всем, что находится под ним.
Пока от статуи готовы только огромная голова Вишну да некоторые части Гаруды. В сторонке стоит небольшое изображение будущей композиции. Но когда все это будет вознесено на восьмидесятиметровую высоту, Гаруда и Вишну станут наблюдать за всем южным Бали.
Строят GVC посреди Букита, на широком холме из песчаника. Сюда привозят туристов и рассказывают, как же это будет величественно и грандиозно. Серьезность намерений подчеркивается шлагбаумами и вооруженными охранниками на подъезде к стройке.
Впрочем, на этот раз к «голове Вишну» мы не поехали. Марта обогнула шлагбаумы и привезла в деревню, расположенную к югу от строящегося комплекса. Деревня была довольно ухоженной: большинство домов в ней были традиционными, балийскими и скрывались за крашеными заборами. Наша кавалькада подъехала к одному из таких домов. Едва Марта нажала на клаксон, ворота распахнулись и мы увидели довольно обширный внутренний двор, в котором нашлось место для всех наших машин.
— Это дом Марты? — спросил я у Спартака.
— Нет, она живет в Куте, — ответил мой неизменный спутник. — Это дом их дальних родственников. Нас накормят по-деревенски. — Он улыбнулся, заметив мое смущение. — Не волнуйтесь, это очень вкусно.
Вы обращали внимание на то, как танцует плиссированная юбка вокруг женских бедер? Тогда вы можете понять, отчего дорога мне показалась бесконечно долгой. Во время переговоров в течение нескольких часов Марта сидела напротив меня, и я ощущал ее дыхание на своих руках, перекладывающих бумаги. Это возбуждало меня ничуть не хуже запаха пачули, который источало ее тело. Вслед за этими долгими часами наступили те несколько минут, когда она, плавно качая бедрами, спускалась передо мной по лестнице, обсуждала с нами, по каким дорогам ехать лучше, шла к своей машине…
Это было выше моих сил. Даже поток холодного воздуха из решеток кондиционера в машине Спартака не мог охладить мое разгоряченное лицо.
Вот что такое амок! Невозможность думать ни о чем другом, кроме желания ощутить ладонью шелковистую гладкость ее кожи. Хотя бы руки, хотя бы шеи…
— Вам плохо? — заботливо произнес Спартак, когда мы вышли из машины.
— Напротив, хорошо. — Я натужно улыбнулся ему и направился вслед за Мартой в глубину пальмовой рощицы, примыкавшей к дому.
Там находился длинный деревянный стол под навесом из пальмовых листьев. На нем уже стояли деревянные тарелки с резными краями, бокалы для вина, корзинки с бананами, киви, клубникой, рассеченными на кольца ананасами. На отдельном блюде лежали пышущие жаром, пахнущие чесночным маслом лепешки. Вокруг стола было поставлено шесть табуретов — по числу гостей. Как раз когда мы подходили к нему, две симпатичные балийки в длинных черных юбках и пестрых блузках накрывали их мягкими попонками.
— В честь подписания документов мы будем есть утку по-балийски! — торжественно объявил Марат.
Пожалуй, этому удивились все, кроме брата с сестрой. Утку готовят не менее двенадцати часов. Чтобы угостить нас легендарным балийским блюдом, к его приготовлению следовало бы приступить еще ночью — задолго до нашей встречи в офисе Гунтура и уже тем более задолго до подписания договора.
— Вы были уверены в успехе? — озвучил общее удивление юрист.
— Были уверены, — подтвердила Марта и со странным смущением посмотрела на меня. — И нам очень хотелось угостить господина Иванова этой уткой.
Утка по-балийски — это целая история. Общее в ее приготовлении с утками по-русски, по-немецки или по-южноавстралийски только одно: готовят долго. Обо всем остальном нужно забыть, иначе вместо экзотического островного блюда у вас получится опять что-то «горячее к пиву».
Потрошеную утку натирают кунжутным маслом, солью и черным перцем. Под кожицу запихивают дольки чеснока — чем его больше, тем лучше. После этого делают смесь, которой ее фаршируют. Обратите внимание: никакой капусты! На Бали о ней не только не вспоминают, но, боюсь, и не подозревают, что ею можно фаршировать утку.
Вместо капусты туда идет умопомрачительная начинка из свежей зелени: смешивают сельдерей, майоран, побеги чеснока, добавляют немного базилика и еще чего-то такого, о чем знают только балийцы. Все это рубится или рвется — крупными частями, изрядно пересыпается крупной солью, перемешивается с местными пряностями и маринованными каперсами, после чего полученной массой набивают тушку утки. Двумя-тремя стежками перетягивают пузо и заворачивают в пальмовые листья. Их тоже перевязывают особой термоустойчивой бечевкой: теперь если сок и попадет наружу, то совсем в небольших количествах.
К этому моменту во дворе в специально вырытой яме уже должна тлеть куча рисовой шелухи, оставшейся после молотьбы. На нее и кладут утку, а сверху закрывают толстым и старым чугунным котлом. Потом заваливают шелухой сам котел — и оставляют на двенадцать часов.
Впрочем, следить за готовкой приходится постоянно: главное, чтобы шелуха не потухла или, наоборот, не разгорелась слишком сильно. Удерживать ее в равномерном тлеющем состоянии — это особенное искусство, которым владеет не каждый. Зато из-под котла утка выходит словно заново рожденной: румяной, пропеченной и протушенной одновременно. А уж запах! Он просто сшибает с ног.
- Предыдущая
- 29/32
- Следующая
