Цементная блондинка (Право на выстрел) - Коннелли Майкл - Страница 25

• Предыдущая
• 25/97
• Следующая

— За победу на суде, — произнесла она.

— Хороший тост. Мне нравится.

Они поцеловались.

— Снова курил?

— Извини.

— Плохие новости? Что тебе сказали?

— Да нет, ерунда.

— Хочешь поговорить?

— Не сейчас.

Зайдя в ванную прямо с бокалом, он быстро принял душ. После того, как Босх почистил зубы, вино, такое красивое на вид, на вкус показалось отвратительным. Когда он вышел из ванной, ночник уже был выключен, а книга отложена в сторону. На обеих тумбочках и на столике горели свечи в красивых серебряных подсвечниках, по бокам которых были вырезаны звезды и месяцы. Их мерцающие фитильки отбрасывали размытые танцующие блики на стены, шторы и зеркало, исполняя некую беззвучную какофонию.

Она лежала, подложив под себя три подушки и сбросив простыни. Он стоял обнаженным в шаге от постели, и в течение нескольких секунд они улыбались друг другу. Она казалась ему прекрасной — с загорелым и почти девичьим телом. Она была худенькой, с небольшой грудью и плоским животом. Грудь ее от многих летних дней, проведенных в детстве на пляже, покрылась веснушками.

Босх был на восемь лет старше ее и знал, что это заметно, но он не стыдился своего вида. Несмотря на его сорок три у него до сих пор был впалый живот, а тело бугрилось мышцами, появившимися не благодаря тренажерам, а от того, что день за днем ему приходилось нести груз своей жизни, своего призвания. Забавно, но на теле волосы у него седели гораздо быстрее, чем на голове. Сильвия часто подтрунивала над ним по поводу этого, утверждая, что он подкрашивает голову, стремясь выглядеть помоложе. Впрочем, они оба знали, что и то и другое — выдумка.

Он улегся рядом с ней на постель, и Сильвия пробежала пальцами по его вьетнамской татуировке и шраму, который оставила на его плече пуля несколькими годами раньше. Она провела пальцем по шву — как всегда, когда они оказывались вместе.

— Я люблю тебя, Гарри, — сказала она.

Он лег на нее и крепко поцеловал — так, что она почувствовала запах красного вина. Сам же он ощутил вкус ее кожи, который унес его прочь от тревог и страшных сцен, которые ему приходилось видеть слишком часто. Он был в домашнем храме — так он подумал, но не сказал вслух. «Я люблю тебя», — подумал еще он и тоже не сказал этого вслух.

Если во вторник для Босха все складывалось удачно, то следующее утро принесло свежие неприятности. Первая катастрофа произошла в кабинете судьи Кейса, после того, как он в течение получаса в одиночестве изучал записку, полученную от предполагаемого Кукольника, а затем собрал там юристов и их клиентов. Он решил лично внимательнейшим образом ознакомиться с этим посланием после того, как Белк в течение часа убеждал его не включать записку в список вещественных доказательств.

— Я прочитал записку и выслушал все доводы, — сказал наконец судья. — И я не понимаю, какое право мы имеем скрыть это письмо, стихотворение или записку — что бы то ни было — от присяжных. Оно имеет непосредственное отношение к иску, который представляет мисс Чэндлер. Я не пытаюсь судить, является ли письмо подлинным или оно написано каким-то подражателем — это предстоит выяснить присяжным. Если получится, конечно. Но я не вижу причин скрывать записку от присяжных только потому, что следствие еще не окончено. Я даю разрешение на то, чтобы затребовать у полиции этот документ, и, учитывая, что вы, мисс Чэндлер, сумели достаточно убедительно обосновать необходимость такого шага, вы можете предпринять его в любое удобное для вас время. Ваши возражения на этот счет, мистер Белк, будут занесены в протокол судебного заседания.

— Но ваша честь... — попытался возразить Белк.

— Вопрос закрыт! Пройдите в зал заседаний.

— Ваша честь! Мы же не знаем, кто это написал.

Как вы можете включать записку в число вещественных доказательств, если у нас нет ни малейших представлений относительно того, откуда она появилась и кто ее автор?

— Я понимаю, что вы разочарованы таким решением, потому и позволяю вам некоторые вольности, — но лишь до тех пор, пока они не перерастают в откровенное неуважение к решениям суда. Я уже сказал: вопрос закрыт, мистер Белк, и не собираюсь повторять это дважды. До некоторой степени доказательством подлинности этой, неизвестно откуда взявшейся, записки является хотя бы тот факт, что с ее помощью было обнаружено тело со всеми признаками, характерными для преступлении Кукольника. Это не выдумка, мистер Белк. Не шутка. Это уже кое-что. И присяжные должны об этом узнать. Идемте.

На следующем заседании произошла новая катастрофа. Белк, видимо, удрученный своим поражением в кабинете судьи, прямым ходом угодил в новую ловушку, искусно расставленную для него Чэндлер.

В тот день первым вызванным ею свидетелем был человек по имени Вишорек, показавший под присягой, что он хорошо знал Нормана Черча и был уверен, что тот не совершал одиннадцати приписываемых ему преступлений. Вишорек сообщил, что он в течение двенадцати лет проработал вместе с Черчем в проектной лаборатории. Вишорек был человеком лет пятидесяти, его седые волосы были подстрижены так коротко, что через них просвечивала розовая кожа головы.

— Что заставляет вас с такой уверенностью утверждать, что Норман Черч не являлся убийцей? — спросила его Чэндлер.

— По крайней мере, я точно знаю одну вещь: он не убивал одиннадцатую девушку, потому что в течение всего времени, когда ее... ну, что там с ней делали, он находился рядом со мной. Мы были вместе. А потом полицейские убили его и повесили на него все одиннадцать убийств. Вот я и думаю, если он не убивал эту, последнюю, то, видимо, они врут и насчет всех остальных. Это все — только для того, чтобы они могли покрыть...

— Благодарю вас, мистер Вишорек, — сказала Чэндлер.

— Не за что. Говорю, что думаю.

Тем не менее Белк встал и, подойдя к стойке, заявил протест, сказав, что весь ответ свидетеля являлся не более, чем домыслами. Судья согласился с ним, но исправить уже ничего нельзя было. Белк протопал обратно к своему месту, и Босх увидел, как он начал листать толстую папку с письменными показаниями Вишорека, которые были сняты с него несколькими месяцами раньше.

Чэндлер задала еще несколько вопросов относительно того, где находились свидетель и Черч в ту ночь, когда была убита одиннадцатая жертва. Вишорек сообщил, что они и еще семеро мужчин находились в его квартире, на прощальной холостяцкой вечеринке в связи со скорой женитьбой одного из их коллег по лаборатории.

— Как долго пробыл мистер Черч в вашей квартире?

— Он оставался там в течение всей вечеринки. Примерно начиная с девяти часов. А закончили мы только к двум часам утра. Полиция утверждает, что девушка — одиннадцатая — в час ночи пришла в какой-то отель и была там убита. Как раз в это время Норман был у меня.

— Не мог ли он улизнуть примерно на час — так, чтобы вы этого не заметили?

— Ни в коем случае. Когда вы находитесь в одной комнате с восемью гостями, никто не может таинственно и незаметно для других исчезнуть даже на полчаса.

Поблагодарив его, Чэндлер села на свое место. Белк, наклонившись к Босху, прошептал:

— Гляди, как я ему сейчас еще одну дырку в заднице проверчу.

Затем, вооружившись показаниями Вишорека, он поднялся с места и направился к стойке так, словно держал в руках ружье для охоты на слонов. Вишорек подозрительно смотрел на него сквозь толстые линзы очков, которые делали его глаза неестественно большими.

— Мистер Вишорек, помните ли вы меня? Помните показания, которые я снимал с вас несколько месяцев назад?

В качестве напоминания Белк поднял руку с показаниями Вишорека.

— Я помню вас, — ответил тот.

— Девяносто пять страниц, мистер Вишорек. И — ни единого упоминания про вашу холостяцкую вечеринку. Почему так получилось?

— Думаю, потому, что вы не спрашивали.

— Но вы даже не упомянули о ней, не так ли? Полиция утверждает, что ваш закадычный дружок прикончил одиннадцать женщин, вы, судя по вашим словам, знаете, что это — ложь, но не говорите ни слова в его защиту — так получается?

• Предыдущая
• 25/97
• Следующая