Серп языческой богини - Лесина Екатерина - Страница 57

• Предыдущая
• 57/71
• Следующая

«Ушли проверить одно место.

Веди себя хорошо. К вечеру вернемся. Д.»

– Очаровательно, – сказала Саломея, хотя ее никто не слышал. – К вечеру вернутся… Нет, ну за кого он меня принимает?

Записку она сложила и сунула в карман.

И дальше что? Сидеть? Ждать? Смотреть на часы, мысленно подталкивая стрелку вперед? И гадать, жив Далматов или уже получил пулю? А если получил, то… Саломея останется на острове одна? Но даже не в этом дело – неправильно уходить под пули одному. Нечестно!

И комната заперта. Саломея пнула дверь ногой, но та не шелохнулась.

Часы. Блокнот с записками. И ожидание.

Читай, перечитывай, гадай, что происходит на берегу. И попытайся не сойти с ума от бездействия. Верь, что Далматов вернется.

Время шло. Медленно. Секунда за секундой. Вдох за выдохом. И дышать становилось все больнее. Ребра давили на легкие или легкие давили на ребра, но воздух застревал внутри, вырываясь сиплым кашлем.

Она не выдержит. Не высидит.

Она не привыкла ждать. И Саломея поднялась, обошла комнату по периметру, простукивая стену. Звук получался глухой, плотный. Тайный ход не спешил себя обнаруживать, а дверь – открываться. Даже когда Саломея навалилась на нее всем своим весом, дверь не поддалась.

Остается окно. Промерзшее окно с решетчатыми рамами и толстыми стеклами, которые из-за льда становятся еще толще. Окно не открывается, но стекла можно выбить…

И дом промерзнет.

Но какие еще варианты? Саломея внимательно осмотрела раму, разбухшую и треснутую. Петли покрывал толстый слой ржавчины, которая оставалась на пальцах. И шурупы выглядели ненадежными.

Если попытаться снять раму… Надо только чем-нибудь подковырнуть шуруп.

Чем? Ногтями не получалось. А когда получилось, то оказалось – это очень больно, выковыривать шурупы. Нож? Ножницы? Хоть что-то… узкий скальпель из далматовского чемодана. Медицинская сталь и плоское лезвие, которое замечательно войдет в зазор. Конечно, скальпель будет испорчен, но Илья сам виноват – не надо было уходить одному.

Лезвие соскальзывало, норовя ужалить и без того израненные пальцы. Шурупы выползали медленно, со скрипом, выдирая белую щепу. И дом кряхтел от боли и раздражения.

Одна петля треснула и отделилась от косяка. Вторая… третья… Теперь хорошенько нажать. Или дернуть? Саломея взялась за ручку и потянула. Раздался сухой протяжный треск, и окно начало медленно оседать на Саломею.

Оно оказалось тяжелым. В дыру потянуло холодом. Ветер поспешил швырнуть горсть мелкого колючего снега. Саломея кое-как стянула раму на пол. Теоретически путь был открыт, но прежняя решимость куда-то испарилась. Только сумасшедшие покидают безопасное – пусть и относительно безопасное – убежище ради эфемерной цели.

А если дом заперт? Или Саломею поджидают внизу?

Она выглянула из проема – белый снег, цепочка следов, почти заметенная ветром, и край леса на горизонте. Поздно гадать. Решение принято. И, натянув еще один свитер, Саломея взобралась на подоконник. Земля выглядела далекой и неуютно твердой. Спуститься по водосточной трубе не выйдет, потому что водосточная труба отсутствует, равно как пожарная лестница, веревка или хоть что-то, за что можно уцепиться.

Саломея села на подоконник, вдохнула и на выдохе спрыгнула. Старый сугроб принял ее, резанув осколками наста по лицу и рукам. Пятки больно ударились в землю, но боль почти сразу отступила.

Ноги, кажется, целы. И руки тоже.

Получилось сесть и встать, сделать несколько шагов. Саломее везет. И дом открыт. А в сенях, положив пистолет на колено, сидел Родион.

– Привет, – сказал он. – Рад, что ты жива. А где остальные?

– Зою убили.

– Видел.

– И еще двоих. Юра. И Егор.

– Печально. – Родион не выглядел опечаленным. На нем был тот же старый свитер, что и при первой их встрече. В растянутой горловине виднелся клетчатый шарф. Лыжная куртка с сине-белым рисунком укрывала ноги.

– Далматов никого не трогал. – Саломея смотрела на пистолет, а он – на Саломею. Такое вот дежавю. – Это Вика. Или ее сестра.

– Понятно.

Родион махнул пистолетом в сторону кухни:

– Иди оденься. И пойдем гулять.

– Куда?

– Не знаю. Ты же куда-то собиралась. Вот туда и пойдем.

– Вместе?

– Вместе весело шагать по просторам. Слышала такую песенку?

Он остался ждать в сенях, и когда Саломея вернулась, застегивая на ходу куртку, оказалось, что Родион уже готов к выходу. Пистолет он убрал в карман, предупредив:

– Не глупи, рыженькая, и все у нас будет хорошо.

– Как ты думаешь, – спросила Саломея, поднимая воротник, – кто это? Вика или Анастасия?

– Таська. Ее все называли Таськой. На собачью кличку похоже, и ей не нравилось. Ей вообще многое не нравилось… Маленькая злобная тварь.

А его Викуша – ангел.

– Жена тебе изменяла. – Саломея шла впереди по заметенному следу. Говорить приходилось громко, и от натуги горло опять разболелось.

– Знаю.

– И все равно любишь?

– Конечно! – Родион догнал и пошел рядом. Пистолет в левом кармане, а Саломея держится правой стороны. У нее есть шанс убежать, но зачем? Вдвоем и вправду не так страшно, как одной. Да и не будет Родион в нее стрелять.

– Дело не в ней. Дело во мне. Ее измена – больно, да… Развестись? И что изменится для меня? Она уйдет. А я не хочу, чтобы она уходила. Мне без нее плохо. Я думал. Хотел его убить. Не пришлось. Удачное стечение обстоятельств. Ты знаешь, что она собиралась его бросить? Логичное завершение глупого романа. А он взялся Викушу шантажировать. Она страдала. Я страдал. Такое вот… равновесие.

В лесу следы стали глубже, четче. Снег здесь был чистым, разрисованным солнечными пятнами и тенями. Он скрипел под ногами в скучном ритме шагов.

– Но кому хорошо? И мы поговорили. Открыто. Давно следовало бы, но вот… Решили начать все заново. С чистого листа. А Викуша взяла и пропала. Теперь понимаешь?

– А если это все-таки она?

Родион остановился и вывернул голову, разглядывая синее близкое небо.

– Какая разница? – произнес он после долгой паузы. – Я же говорю – не в ней дело.

Им позволили дойти до края леса и сделать несколько шагов по белому яркому полю. Ветер стер следы, и Саломея поняла, что не знает, куда идти дальше. Она остановилась, чтобы осмотреться.

Сухо треснула ветка.

– На землю! – рявкнул Родион, пиная по колену.

Бил сильно. Саломея рухнула на бок, перекатилась, хватая губами снег. И только собираясь подняться, сообразила – стреляют.

Вторую пулю она увидела. Серебряный шмель нырнул в сугроб в полусантиметре от щеки.

Третий выстрел – самый точный.

– Стоять! – Родион поднялся, заслоняя Саломею. – Стой! Это я! Я не причиню тебе вреда.

Сейчас его убьют. Как Зою и остальных.

– Если бы хотела убить – убила бы. Верно? – Черный силуэт на белом фоне. Хорошая мишень.

Но стрелок медлит.

– Тебе она нужна живой? – Он подошел к Саломее и наклонился. – Забирай. Приходи и забирай.

Он подал руку, а когда Саломея поднялась – ударил рукоятью пистолета в висок.

Стало темно.

Но за мгновение до темноты резко и зло громыхнул выстрел.

Она не хотела убивать Родиона. Его не должно было быть здесь!

Вернулся.

Зачем вернулся? Чтобы остановить ее. Увезти.

Неправильно. Здесь ее дом. Здесь ей надо быть, иначе всем станет плохо. Она же так ждала, чтобы Родион уехал. А он взял и вернулся.

Стои?т теперь. Ждет.

И она ждет.

Палец на спусковом крючке устал. Или выстрелить, или отпустить. Выстрелить? Отпустить? Он не позволит… Что делать?

Что?

– Я помогу тебе, – Родион шагнул к лесу. – Я просто хочу тебе помочь…

И она решилась. Отшвырнув винтовку – Родион дернулся на звук, – она бросилась прочь.

– Эй! Не уходи!

Он медлил секунду, а затем побежал следом.

– Не убегай! Мы можем поговорить?

Нет. Разве разговаривают на бегу? Дыхание собьется. Вдох. Выдох. Ноги слышат тропу, по которой бегали сотни и тысячи раз. Еловые корни спешат убраться. А Родион догоняет.

• Предыдущая
• 57/71
• Следующая