По багровой тропе в Эльдорадо - Кондратов Эдуард Михайлович - Страница 4
- Предыдущая
- 4/44
- Следующая
— Спит — и хоть бы что! — восторженно воскликнул толстяк. — С чистой совестью, значит, не боится, значит… Верно ведь, а?..
Бискаец засмеялся и подмигнул мне.
— Вставайте, сеньор. Капитан хочет говорить с вами. Торопитесь, пока не раздумал…
Слава богу, теперь-то все объяснится! Будто пружина подняла меня с постели.
— Я готов!..
Бискаец пропустил меня и толстяка, окинул внимательным взглядом каморку и вышел последним. Потом он тщательно припер дверь валявшимся возле входа колом, и только тогда мы втроем двинулись через двор — очевидно, сеньор Орельяна остановился в каком-то другом доме, не у Переса.
Когда мы вышли на улицу и направились по ней к центру Кито, я сразу же обратил внимание, что за время моего сна произошло немаловажное событие: в город вошел арьергард отряда Франсиско де Орельяны — пехотинцы и множество индейцев носильщиков, обремененных поклажей. Солдаты сейчас занимались квартирьерством: я видел, как группы по десять-пятнадцать индейцев, сопровождаемые вооруженными солдатами, одна за другой исчезали во дворах горожан Кито, у большинства которых были обширные помещения, где жили их рабы-индейцы, работающие на плантациях.
Я не сомневался, что солдаты принадлежали к отряду Орельяны: усатый толстяк, шагавший рядом со мной, весело заговаривал чуть ли не с каждым из конвоиров, мимо которых мы шли, окликал их по имени, подшучивал и сам громко смеялся над своими грубыми остротами. Как правило, ему никто не отвечал: солдатам, запыленным и усталым, было не до шуток.
Миновав две кривые улочки, мы вышли к площади Святых апостолов и направились к большому мрачноватому строению, расположенному между новой, недавно выстроенной церковью великомученицы Варвары и домом сеньора губернатора Гонсало Писарро. У входа нас остановил часовой, красивый, смуглолицый юноша в темно-зеленом щегольском камзоле из бархата, отделанном серебряным шитьем.
— Капитан занят, — сказал он, с насмешливой улыбкой оглядывая меня.
— Э-э, Агиляр, для кого угодно занят — только не для нас, — живо возразил мой веселый толстяк. — Сеньор Орельяна умирает от желания увидеть вот этого парня…
Он хитро подмигнул мне и, легонько отодвинув плечом Агиляра, прошел внутрь здания. Вслед за ним проследовали и мы с молодым бискайцем. Я успел заметить, как гневно сверкнули глаза Агиляра, задетого бесцеремонностью моего конвоира, и мне показалось странным, что он сдержался и ничем не проявил своего возмущения. Я бы не стерпел, будь на его месте.
Войдя в здание, мы оказались в просторной полутемной комнате с маленькими окнами. Вдоль стен стояли грубые скамьи, вытесанные из камня. В дальнем углу, за столом, сбитым из досок, сидели трое солдат. Они сосредоточенно играли в кости и даже не взглянули на нас. Толстяк сразу же присоединился к ним, а мы с бискайцем сели на скамью около массивной двери, из-за которой чуть слышно доносились голоса. Мне показалось, что я различил хрипловатый тенорок Игнасио Варела, одного из самых богатых жителей Кито, владельца по меньшей мере пятисот индейцев, жестокого и завистливого стяжателя. Но поручиться, что это был Варела, я бы не мог: толстая дверь хорошо поглощала звуки.
Но вот она протяжно скрипнула петлями: из внутренней комнаты вышел хмурый отец Себастьян, священник местной церкви. Невнятно бормоча, он проковылял мимо нас и вышел на улицу. Дверь он оставил полуоткрытой, и теперь я отчетливо различал голос Игнасио.
— Это верная гибель, досточтимый сеньор, — услышал я. — Да, верная гибель. Отец Себастьян дал волю гневу оттого лишь, что горько подумать ему, как бессмысленно сложат свои головы столь храбрые и благородные христианские воины. Ужасы и химеры помутят разум ваших солдат, сеньор, если они осмелятся сделать этот шаг. Нет ничего страшнее этого ада, этого царства смертельных болезней и хищных зверей. Ничто не сможет спасти вас…
— Кроме пресвятой девы Марии, — с заметной иронией перебил Варелу звучный голос. — Мы уповаем на нее, только на нее, сеньор Варела, да еще на собственные силы, да на мужество наших солдат… Не правда ли, мы заслужили себе покровительство свыше? Или вы, сеньоры, думаете иначе?..
Последние слова прозвучали почти угрожающе. Человек, произнесший их, видимо, был не на шутку раздражен.
Некоторое время ему никто не отвечал. Затем раздалось робкое покашливание.
— Осмелюсь ответить вам, благородный сеньор де Орельяна, — послышался шамкающий стариковский голос, — что ни один из нас не допускает ни малейшего сомнения в опытности и мужестве ваших солдат. Вполне вероятно, что вам удастся догнать сеньора губернатора. Но кто может поручиться, что свирепость дикарей, устрашенных многочисленностью войска сеньора Гонсало, не обрушится на ваш храбрый, но такой небольшой отряд? Скорее всего, так оно и будет. И если учесть, что трудности горных переходов…
В это мгновение солдаты, игравшие в кости, громко заспорили. В комнате, где Орельяна, как я догадался, совещался со знатными людьми Кито, послышалось шарканье шагов. Дверь захлопнулась.
Бискаец дремал, привалившись спиной к шероховатой прохладной стене, не обращая внимания ни на разговор за дверью, ни на перебранку игроков. А они, между тем, все больше входили в азарт. Особенно распалился мой толстый конвоир, партнеры звали его Педро. Сдвинув на затылок тяжелую блестящую каску, он то и дело утирал драным рукавом пот с лица, ежеминутно вскакивал, хлопал в ладоши, хохотал при удаче и жалобно бранился при проигрышах. Сидевший напротив него коренастый густобровый солдат, побагровев, молча сжимал корявыми пальцами край стола и всякий раз с тоской провожал взглядом кучки монет, которые кочевали от одного игрока к другому. Третий, еще совсем юноша, играл внешне спокойно, но нервно закушенная губа и учащенное дыхание выдавали его волнение. Юноше определенно не везло, как, впрочем, и толстому Педро и коренастому солдату: раз за разом выигрывал четвертый — его лица я не мог видеть, так как он сидел ко мне спиной. Выло видно, что человек этот тощ, жилист и очень высок — по крайней мере на полголовы выше меня, хотя я всегда считал себя рослым. Глядя, как ловко его длинные пальцы подгребают деньги, а затем поспешно отправляют их в объемистый черный мешочек, я невольно ощутил сильную неприязнь к этому счастливцу. Быть может, оттого, что он как-то по-особенному противно похохатывал и слишком откровенно радовался чужим неудачам.
Но вот из игры выбыл Педро. Затем коренастый солдат, почесав голову, безнадежно махнул рукой и. отказался от своей очереди бросать кости. И только юноша не хотел сдаваться, очевидно, надеясь на поворот судьбы. Расстегнув камзол, он вынул из-за пояса небольшой кошелек и высыпал на стол десяток золотых монет.
— На все, — чуть дрогнувшим голосом тихо сказал он и протянул руку к стаканчику с костями.
Воцарилось молчание. Педро испуганно смотрел на юношу, коренастый неодобрительно покачал головой.
— Хе-хе, — фальшиво засмеялся тощий солдат. — Узнаю кастильского дворянина… Ну-ну, молодой смельчак, на все — так на все…
Он протянул юноше кости. Тот быстро встряхнул стаканчик, метнул. Четыре головы дружно склонились над столом.
— Семь! -разом крикнули толстый Педро и коренастый солдат.
После того как у долговязого выпало девять и цепкая рука молниеносно отправила золото в разбухший мешочек, юноша встал из-за стола.
— Денег больше нет, — глухо произнес он. — Эти были чужие. Сегодня я их должен вернуть. Если ты, Гарсия, согласен играть на моего коня, будем продолжать.
— Опомнись, Хуан! На коня! — Толстяк с размаху хлопнул юношу по плечу. — А что скажет сеньор капитан, ты подумал?
Но Хуан легким движением плеча стряхнул его руку.
— Ты будешь играть, Гарсия де Сория?! — упрямо повторил он.
Гарсия, сутуля худую спину, торопливо завязывал свой мешочек.
Наконец он сунул его в карман, выпрямился во весь рост и положил ладонь на эфес огромной шпаги.
— Я вижу, ты ищешь дурачков, благородный сеньор Хуан де Аревало, — с холодной насмешкой ответил он. — Я не хочу лишать сеньора капитана такого лихого кавалериста, как ты. На деньги! — неожиданно громко выкрикнул он. — На золото — буду! Мне наплевать, твои они или чужие. Есть деньги — выкладывай, продолжим…
- Предыдущая
- 4/44
- Следующая
