Пес, который порвал поводок - Конант Сьюзан - Страница 34

• Предыдущая
• 34/42
• Следующая

К концу девятичасового занятия все устали, и Джерри с Джоном старались нас выпроводить. Я надела куртку, застегнула молнию, натянула перчатки и шапку — новую, голубую, с изображением упряжки ездовых собак, подарок Стива — и схватила сумку. Я демонстративно оставила ее как обычно, под курткой. Позволила кому-то ее стащить. Позволила кому-то подложить в нее бомбу. Арсенал был, в конце концов, моим храмом, и я не собиралась осквернять его параноическими поступками.

Стив, Индия, Рауди и я вышли из зала, предшествуемые Роджером и Лайон. Вестибюль был битком набит мужчинами, гревшимися здесь в ожидании открытия приюта. К этому времени температура снаружи была, верно, минус шесть или минус восемь. Гэл скорчился на полу возле входной двери. Когда я стала продвигаться к нему с приветственной улыбкой, сложившейся на лице, Лайон игриво отряхнулась, и Гэл подпрыгнул и бросился вон из здания — вон, на эти минус шесть или восемь.

— Он вернется, — сказал Джон. — Он всегда возвращается.

«Надеюсь, что это так», — подумала я.

Как только я закрыла за собой новую прочную щеколду, зазвонил телефон. Звонили из справочной службы Стива — неотложное сообщение об афганской борзой, которую сбила машина. Пока Стив говорил с хозяевами, я прислушивалась к теплому рокоту его голоса. Если вашего пса когда-нибудь собьет машина, это тот голос, который вам захочется услышать, но лучше не дай вам этого Бог. Машины только одна из угроз для непривязанных собак. Слово дог-неппинг звучит глупо, но дог-неппинг, как и кид-неппинг, не шутка, — тип, крадущий у вас пса, необязательно ищет себе дружка и баловня. Научно-исследовательские лаборатории платят за собак, а некоторые лаборатории не задают лишних вопросов. Кое-какие вообще их не задают. Что происходит с Ровером в лаборатории? Никто о том и думать не хочет.

Стив вовсе не обличал владельцев афганской борзой. Коль скоро хозяева не поносят собаку и не просят усыпить здорового пса только потому, что слишком ленивы, чтобы его обучить, Стив обычно проявляет понимание случайных хозяйских промахов. Он условился встретиться с афганкой и ее хозяевами в лечебнице и умчался. Если бы он не был моим любовником, то все-таки был бы моим ветеринаром.

Впрочем, будь он моим любовником, но не ветеринаром или будь он менее добросовестным ветеринаром, чем он есть, эту ночь я все равно провела бы дома — но щеколды щеколдами, собака собакой, а в доме чувствовалась пустота и холод. В нем было холодно. Я привернула термостат до пятидесяти пяти, когда мы уходили на дрессировку, а старые радиаторы прогреваются медленно. Мне бы надо надеть фланелевую ночную рубашку и забраться под одеяло, но одеяло напоминало мне о том комке шерсти, а шерсть напоминала о Маргарет и в особенности о Роджере. Если бы Стив остался, мы бы о них поговорили и меня не интересовало бы, где они сейчас. Я не прислушивалась бы к ветру, трепавшему обнаженные деревья на Эпплтон-стрит, и не думала бы о недобром здании на углу Конкорд и Эпплтон, на моем углу. Раньше там находилась лавка изготовителя сандалий, но Кембридж — город, где шесть месяцев в году носишь ботинки, а не сандалии. С тех пор как мастер закрыл лавку, узенькое зданьице стояло пустым. Хорошо ли оно запиралось? Что оно не отапливалось, я была почти уверена, но оно могло предоставить укрытие от ветра — укрытие, чтобы ждать, когда у меня погаснет свет, — или убежище для Гэла, пока он выпивает или набирается мужества, чтобы еще раз сходить в арсенал. Я почти видела, как кто-то съежился в недобром здании, или припал к земле под лестничной площадкой у черного хода, или распластался на песке площадки для игр в ожидании Гэла. Я уловила кое-какие связи, подумалось мне, но меня еще не поздно прикончить, прежде чем я найду какую-то твердую улику.

Твердая улика. Эта шерсть? Так она больше походила на улику мягкую. Если бы я могла убедить Кевина продолжить розыски, он, возможно, и выяснил бы, откуда она взялась, но какая настоящая улика была у меня? Старые воспоминания, татуировка, запись в перекидном календаре, растоптанные дискеты, рецепт на валиум, мурашки по коже… Я знала слишком мало, чтобы убедить Кевина, и вместе с тем знала слишком много и слишком мало, чтобы уснуть.

Моя уцененная куртка тюремного надзирателя штата Мэн — темно-голубая, потому что я люблю темно-голубое, хотя на нем хорошо видна собачья шерсть. Я купила ее не потому, что темно-голубое — эффективная маскировка в темную ночь, но сейчас радовалась, что это так. Из одного выдвижного ящика под кроватью я вытащила целый набор шелковых розовых длинных панталон. Сняла джинсы и свитер, ступила в длинные панталоны и снова надела свой повседневный камуфляж: джинсы, черный свитер, темно-голубые шерстяные носки, темно-коричневые ботинки, темно-голубую куртку и перчатки. Шапочку с собачьей упряжкой не надела — натянула черную надзирательскую и упрятала под нее волосы. Я могла бы сойти за кого угодно.

Для Рауди маскарадного костюма не было, но я не могла оставить его дома одного. То, что он, возможно, когда-то покусал Роджера, ничего не значит. Если бы я слишком часто кидала Рауди в ванну, он и меня покусал бы, но не держал бы на меня зла больше, чем на Роджера. Если бы я надела ему высоко на шею тренировочный ошейник и дергала да дергала, никогда не лаская, как, должно быть, дергала Маргарет, он просто решил бы, что дергаюсь я сама. Потом я его погладила — и весь он был из улыбок и скачков, как раз такой, каким становился при виде моей куртки, перчаток и своего поводка у меня в руках.

Я включила наружный прожектор, который осветил подъездную дорожку за моим домом, приготовила и зажала в руке ключ от «бронко», осторожно открыла заднюю дверь и огляделась вокруг. Трое-четверо юнцов, как я догадалась студентов, шли по моей стороне Эпплтон-стрит в направлении Конкорд-авеню, и я так рассчитала по времени свой бросок к «бронко», что они миновали конец моей подъездной дорожки, покуда я отперла дверцу, загнала Рауди внутрь, прыгнула на водительское сиденье и снова заперла дверцу. Мне потребовалась минута, чтобы убедить Рауди, что правила не изменились. Я позволила ему войти через переднюю дверцу, а не через заднюю, но он все-таки поехал позади. В «бронко» было холодно, как в склепе. Я дала мотору с минуту погреться, потом направилась к Эйвон-Хилл. В желтом фермерском домике горели огни. Я затормозила перед ним, потом отъехала. Сквозь золотистые занавески логова была видна несравненная Маргарет, расхаживавшая туда-сюда по комнате.

Следующей моей целью была Вашингтон-стрит, квартира Роджера. У меня не было намерения стучаться в Роджерову дверь, но я надеялась, что свет у него включен и движущаяся тень, замеченная внутри, или какой-нибудь другой знак уверит меня, что он — в пределах своих опушенных черной шерстью белых стен.

«Бронко» — машина заметная. Он сияет голубоватым металлом и так велик, что на мойке машин за него запрашивают как за грузовик. Я припарковалась на Массачусетс-авеню, на Сентрал-сквер, близ развилки Мейн-стрит и в паре кварталов от Вашингтон-стрит. Любой, кто увидел бы «бронко», мог подумать, что Стив и я ушли в один из клубов Сентрал-сквер, а я всегда могла бы сказать, будто направлялась в один из индийских или китайских ресторанчиков поблизости. Хотя в Кембридже можно носить что и где угодно, одета я была не совсем для джаз-клуба. Присутствие Рауди труднее было бы объяснить, но одна я не отважилась бы спокойно смотреть на эти темные, холодные улицы. Я рассчитывала на него: он кого угодно мог отпугнуть, и на самом деле отпугивал. Возле угла Колумбиа, которая ведет к Вашингтон, мимо нас прошла пара хулиганистых подростков-панков, из-за погоды одетых скромно, и, будь я одна, я ожидала бы — и, вероятно, дождалась бы — неприятностей.

— Эй, это волк? — выкрикнул один из них.

— Да, — ответила я.

— Боже, — сказал другой юнец.

Они продолжали свой путь как юные джентльмены.

Холод был так силен, что ветер обжигал мне лицо, а из носа у меня капало. Я подняла капюшон и почти бегом понеслась по Колумбиа и, свернув за угол, — по Вашингтон, к дому Роджера. В окне у него горел свет, но никаких теней не было видно, потому что он не задернул занавески или не спустил жалюзи. Поскольку квартира была на самом нижнем этаже, я могла стоять в морозной темноте и смотреть в окно, совсем как на фильм в открытой киношке для автомобилистов, куда мы обычно ездили, когда я училась в старших классах, — кроме, конечно, того, что на зиму такие киношки закрываются, а на случай сырости в летние ночи штата Мэн мы держали в машинах обогреватели.

• Предыдущая
• 34/42
• Следующая