Девять королев - Андерсон Карен - Страница 4
- Предыдущая
- 4/95
- Следующая
Но Максим уже не слушал. Застыв как изваяние, он смотрел сквозь Грациллония, но в невидящем взгляде его пылал огонь, способный, казалось, прожечь каменные стены претория и устремиться туда, в сердце Европы.
– Наконец-то, – прошептал Максим, – Господь смилостивился надо мной, грешным. Промыслом Божьим для свершений, недостойных христианина, избран ты, язычник.
В глазах у Грациллония потемнело. Возможно, это сквозняком пригнуло пламя фитилей в серебряных плошках, и тьма, осмелев, подступила ближе, словно прислушиваясь к разговору двух людей. Но в комнате было тихо.
Император Адриан повелел выстроить Вал. И тот простерся от моря до моря, захлестнув, как удавкой, Британию. С южной стороны Вала стояли римские легионы. Времена были тревожные, и окрестные жители, страдавшие от набегов северян, переселялись поближе к гарнизонам, под защиту имперских орлов и солдатских мечей. Форт Борковиций ничем не отличался от десятков таких же пограничных поселений. Здесь жили отставные легионеры, которым некуда было уйти после выслуги; крестьяне, ремесленники, торговцы, вдовы, жены, дети. Вокруг постоялых дворов жгли по ночам костры бродяги и попрошайки. Доступные женщины продавали солдатам свою недорогую любовь.
Первый храм Митры был выстроен на самой окраине поселения. Но двести лет назад империя погрузилась в смуту. Во время междоусобных войн в край вторглись каледонцы и сравняли Борковиций с землей. Император Север спас империю и восстановил закон и порядок. В Борковиции появился новый гарнизон, форт отстроили, и вокруг снова стали селиться люди. Теперь храм Митры находился в перелеске между фортом и ближней сторожевой башней. Воры, опасаясь мести странного чужого бога, обходили Митреум стороной.
Время до службы оставалось, и Грациллоний замедлил шаг. На небе неохотно зажигались бледные звезды. Солнце уплывало за холмы, превращая вершины в громадные угли, прогорающие в пламени заката. На севере клубилась вязкая тьма, но зубчатый горизонт Вала не давал ей пролиться через край и растечься по всей земле.
В морозной тиши слышалось шумное дыхание обгонявших Грациллония прихожан, и чуть поскрипывал снег под ногами.
Парнезий тоже пришел рано и поджидал приятеля в теменосе возле храма. Несмотря на мороз, он не пристегнул капюшона; над густыми сросшимися бровями у него – с левой стороны, ближе к виску – розовел шрам, знак низшей степени посвящения. У Грациллония был такой же. Со временем шрам побледнел, но Грациллоний помнил ту боль и сладковатый запах паленой кожи.
– Приветствую тебя, – Парнезий смешно шмыгнул толстым носом. Он был в несколько более веселом расположении духа, нежели приличествовало перед службой. – И о чем же вы толковали со стариком?
Они пожали друг другу руки чуть повыше кисти, на манер римлян.
– Да ты весь дрожишь, приятель! – воскликнул Парнезий.
– Мне бы очень хотелось рассказать тебе, – серьезно ответил Грациллоний, – но это тайна, и командующий взял с меня слово…
– Что ж, я вижу, ты доволен, и я рад за тебя. По-моему, пора, – Парнезий тронул плечо стоявшего впереди легионера: – Посторонись, дружище…
У входа в храм было уже не протолкнуться, а люди все шли и шли. Солдаты, мастеровые, сервы, рабы. Земное состояние человека ничего не значило для Ахура-Мазды.
Как и для бога христиан, только в их храмы пускают женщин – почему-то вспомнил Грациллоний. Отец, брат, он сам поклонялись Митре, а вот мать его была христианкой. По молчаливому семейному соглашению христианками стали и его сестры. Неужели поэтому христианство одерживает верх?
Недостойная мысль… Он поспешил за товарищем. Парнезий был скор на ногу, угнаться за ним было нелегко. Где они, те счастливые беззаботные дни, когда он, Парнезий и медлительный раздумчивый Пертинакс, наняв проводника, отправлялись бродить по болотам, холмам, вересковым пустошам; охотились и рыбачили?
– Ты должен мне кое-что объяснить, – сказал Грациллоний. – У нас мало времени. – Легионеры должны были успевать в казармы к вечерней поверке.
Парнезий взглянул на него и ударил кулаком по ладони.
– Могу только догадываться, – ответил он небрежно. – Судя по тому, что он выспрашивал о тебе. И вообще… Сначала он хотел, чтобы мы с Пертинаксом… Но мы пока остаемся на Валу. А ты, похоже, отправляешься на юг. Не в Иска Силурум, а дальше, в Галлию. Верно?
– Я дал слово…
– Разумеется, – Парнезий повернулся и положил ему руку на плечо. Глаза его блестели. – Максим, как всегда, напустил туману. Но ты, наверное, понял, чего он хочет. Ему нужен надежный тыл, чтобы… Догадываешься? Все опять готовятся к войне, и для нас она будет потяжелее, чем летняя. Теперь понимаешь?
– Я… солдат, – осторожно ответил Грациллоний. – Я исполняю приказ. Но… может, император, который тоже солдат, – это то, что нам сейчас нужно.
– Прекрасно! – воскликнул Парнезий и хлопнул его по спине. – А здесь, на севере, у него есть мы с Пертинаксом. Вот, кстати, и он. Приветствую, Пертинакс!
Тут вышел Отец, и служба началась.
Низкие своды Митреума не могли вместить всех собравшихся. Но в этом и не было нужды: младшие степени – Вороны, Тайники, Воины – не допускались к Святым таинствам. Они присоединялись к старшим братьям лишь для прощания с уходящим Солнцем.
Скудные закатные лучи высветили свинцовую полоску на небосклоне, и солнце ушло. Звезды разгорались. Казалось, они касаются земли, но это часовые зажигали факелы над непроницаемой чернотой Вала. От факелов, извиваясь на ветру, плыли вверх бесплотные змейки копоти. Песнопение кончилось. Братья низших степеней приветствовали Львов, Персиян и Вестников Солнца, которые вместе с Отцом вошли внутрь.
В маленьком храме не было места для пронаоса, и потому Грациллоний за небольшой загородкой облачился в мантию, маску и фригийский колпак – в прошлом году старейшины провозгласили его Персиянином. В торжественном молчании все вступили в святилище.
Алтарь, окруженный горящими светильниками, стоял в ближнем нефе. Фрески изображали Митру, поражающего Быка, и Его Космическое рождение во вселенной. Голова Митры была в ореоле света, лившегося сквозь продушину в стене храма. Дадофоры, каменные исполины, держали факелы – огнем вверх и огнем вниз. Митреум не отапливался, но в нем было тепло и сладко пахло сосновыми шишками. Снаружи не доносилось ни звука.
Посвященные прошли по настилу из дубовых досок и расселись на скамьях вдоль стен. Отец занял место перед Тавроктонией. Он был стар. Стар был и прислуживающий ему Гелиодромос. Сколько лет им еще отведено? Они уйдут, и богослужения прекратятся…
Прочь грустные мысли! Неведение – удел человека. Лишь Митра Непобедимый ведает пути мира. И кто знает, какие еще победы ожидают его, Гая Валерия Грациллония!
Глава вторая
Имболк зачинал страду. Сперва окот овец, потом – сев. Потом, коли будет милостив Манандан и морской народец, в море начнут выходить рыбачьи лодки, и рыбаки будут возвращаться с уловом. Побережье зазеленело водорослями, принесенными приливом Бригиты. Водоросли собирали и разбрасывали по полям – от этого земля лучше родила. В Кондахте и Муму вокруг домов закапывали улиток, чтобы на земле и на воде семье сопутствовала удача.
Близился Святой день. Повозки стояли под навесами, народ ходил все больше пешком – увидев вращающиеся колеса, солнце могло сбиться с толку и не найти дорогу домой. В семьях сплетали новые обереги из лозы и соломы. Вывешенные на дверях, они стерегли от молнии и пожара. Прошлогодние припасы подходили к концу. Но в Канун Святого дня все семьи, и бедные, и богатые, устраивали пир. За порог выставляли угощение для Той, Кто приходит ночью. Насыпали зерна Ее белой корове. Угождали Бригите, подавая нищим. В дни Канунов по селениям, от дома к дому, по всему краю ходили юноши и девушки, носившие Ее знаки и славившие Ее имя. Им тоже охотно подавали.
- Предыдущая
- 4/95
- Следующая
