Три веселых зайца - Бондаренко Бр. - Страница 6

• Предыдущая
• 6/19
• Следующая

— Построишь дом — и будешь прикован к нему. А так я вольный. Надоест под елочкой жить — под сосенкой устроюсь. Под сосенкой надоест — под валежину какую-нибудь переберусь. И никаких хлопот.

Снял Рваный Бок с себя серую летнюю шубку, повесил на ореховый куст, надел зимнюю белую.

— Вот и готов я к зиме. И никакого мне дома не надо. Глупый Пушок, силу только зря на дом тратил.

ВЕРТИХВОСТ КАРАУЛИТ СЕНО

Зима в этот год легла снежная. Такие сугробы по роще наставила, не пройти. Пушок с вечера закрывался у себя в домике и спал до утра на теплой печке, а Рваный Бок под старой елью приют себе нашел — елочка его вся под снег ушла, не подлезть.

Спал Рваный Бок по ночам тревожно. Хрустнет сучок от мороза — поставит он уши торчком, послушает, не идет ли кто. Обвалится ком снега с макушки дерева, опять Рваный Бок уши настораживает: не волк ли крадется.

А один раз вполз он под ель, угнездился, а сон не идет. Закроет Рваный Бок глаза, а они — раз! — и откроются, глядят в небо. И понял тогда Рваный Бок, что ему есть хочется, И сразу будто легче стало.

И потянулись петельки заячьих следов на деревню. А там — с сад дедушки Василия, к стожку сена. Так рассудил Рваный Бок:

— Дед сильный. У него коса есть. Разве ему тяжело прокормить одного зайца? Он же на нас, говорят, всю жизнь с ружьем охотился. Многих на мушку взял, так пусть хоть одного выкормит.

Топы-топ, топы-топ — припрыгал Рваный Бок к стожку и видит: сидит под ним долговязый пес Вертихвост и из-под нахмуренных бровей на него смотрит, И вдруг как зарычит:

— Сено вор-ровать идешь?

Так и присел Рваный Бок. А Вертихвост оскалил зубы — и к нему. Большой. Узколобый.

Прыгнул Заяц через смородиновый куст и — топы-топ, топы-топ — из сада, через поле, по овражку — в рощу. Мчится за ним Вертихвост, взлаивает:

— Не уйдешь, догоню. Все р-равно догоню.

И догнал бы, может, если бы не волк Рыжий Загривок. Сидел он у опушки и от нечего делать звезды на небе пересчитывал. Опустил он голову и видит: катится белым комочком по полю заяц, а за ним что-то долговязое, узколобое. Присмотрелся получше, щелкнул зубами:

— Вертихвост! Пес деревенский!

Обида взяла волка.

— Как! Зайцев наших ловить? Нам самим мало, а тут еще собаки.

И шагнул Вертихвосту навстречу.

— Эге! — уперся Вертихвост лапами в снег и метра два еще на животе вперед проехал, к волку поближе.

А волк — вот он, уже совсем рядом: зубы оскалены, глаза горят.

Взвизгнул Вертихвост и про зайца забыл. Со страху не только мимо своего дома, ко и мимо всей деревни пробежал.

Утром поехал Колька Грек за отцом в больницу. Вместе с ним и Полкан увязался. Бежал за санями, снежком похрупывал. Километров за десять от Марьевки повстречался им Вертихвост. Он медленно брел по дороге. Ресницы его были белыми от инея. Из-под них смотрели на Полкана два усталых глаза.

Полкан приостановился, спросил:

— Куда идешь, Вертихвост?

— Домой,— чуть слышно ответил Вертихвост.

— А где ты был?

— Я и сам не знаю, где я был, — ответил Вертихвост и пошел дальше.

Говорят, что после этой ночи его уже никто больше не видел у стожка сена. Будто с вечера закрывается он у себя в конуре и не вылезает из нее до утра.

— Сено, — говорит, — деда Василия, пусть он и караулит его. У него для этого ружье есть.

Говорят, но кто знает, так это или нет. Может, оговаривают честного пса: ведь и такое бывает.

КОГДА ТЕБЕ ХОЛОДНО

Весь день Рваный Бок проспал под елью, проснулся, когда уже ночь была и перемигивались звезды. Слышит, бегает кто-то по полянке и ухает:

— Ух!.. Ух!..

Высунулся заяц из-под ели, смотрит, а это Дед Мороз. Весь белый. На бороде сосульки позванивают. Топчется посреди полянки. Рукавицами хлопает, ухает.

— Что это у тебя, дедушка Мороз, вид не больно мудрящий? — окликнул его Рваный Бок из-под ели.

Поглядел Дед Мороз на зайца. На руки подул. Плечами подергал:

— Да вот такого холоду в рощу напустил — самому невтерпеж стало. Прозяб. Бегаю вот, греюсь.

И опять заплясал на полянке:

— Ух!.. Ух!..

А деревья в инее все. И луна из тумана встает холодная, прямо-таки ледяная. Покосился на нее Дед Мороз и затряс бородой:

— В такую ночь и замерзнуть недолго.

Видит Рваный Бок — в беде Дед Мороз. Думает: «Помочь ему надо». Подкрутил усы, присоветовал:

— А ты залезь, дедушка Мороз, под елку и заройся в снег. Быстро согреешься,

— Да ну?

— Да, да. Я всегда так делаю, когда мне холодно. Вот и сегодня весь день под елью в снегу проспал. Только вылезаю.

— Гляди ты, — покачал Дед Мороз белой бородой, — а я вот с самого утра и не присел ни разу: все бегаю, греюсь. Такого холоду в рощу напустил, что и дух захватывает.

И, покряхтывая, полез под сосну.

— Попробую, может, и правда согреюсь. Зарылся в снег, только маленькую дырку оставил, чтобы дышалось полегче.

— Ну как? — прокричал ему Рваный Бок.

И ответил Дед Мороз, продымил снежок у его бороды:

— Ничего. Потеплее вроде.

— Вот и лежи, грейся, а я побегу, осинку позубрю. Пусто в животе, тоска какая-то, — сказал Рваный Бок и побежал по ночной роще.

У Маньяшина кургана побыл. У Ванина колодца побыл. По орешнику побродил. Увидел домик Пушка, свернул на огонек. Забрался на завалинку, в окошко поглядел.

Пушок стелил на печке постель, ко сну готовился. И позавидовал Рваный Бок другу:

— Мало того что в доме живет, еще и на печке спит, а я вот брожу по роще, мерзну.

И раздумье тут взяло его: может, стукнуть в окошко, попроситься «Пусти, Пушок, погреться».

И пустит он: друзьям не отказывают. Ведь если бы у него, у Рваного Бока, был дом и Пушок попросился бы к нему, разве бы он его не пустил?

— Когда тебе холодно, всегда надо идти к другу, — прошептал Рваный Бок и лапку было поднял, чтобы в окошко стукнуть, да не стукнул: стыдно с пустыми руками идти. Надо хоть какой-нибудь гостинец раздобыть. А то скажет Пушок: «Мало того что себе дом не стал строить и мне не помогал, так еще и без гостинца пришел».

И побежал Рваный Бок в Марьевку к леснику Левину. В сарае у лесника — лошадь, а возле сарая — стог сена, а у крыльца — ребячьи санки. Взял их Рваный Бок, наложил на них сена и повез в рощу.

Так рассудил он:

— Лесник у нас в роще сено косил, значит, это сено наше. Он из нашей березки санки сделал, значит, и санки наши.

Пушок уже спал, когда Рваный Бок постучался к нему в окошко. Пригрелся на печке, не вдруг проснулся. Прохрипел заспанным голосом.

— Кто там?

— Открывай, Пушок. Это я, Бок Рваный. В Марьевке был, гостинчик тебе привез.

Распахнул Пушок дверь перед другом. Обрадовался ему:

— Давно не видел тебя. Где пропадаешь?

— Да так, по роще все бегаю. Можно заночевать у тебя? Поздно к себе идти.

— Неужто нет! Ночуй, пожалуйста.

Сложили зайцы сено в сенях. Придавили сверху санками и полезли на печку. Лежали, шептались. Перед утром сказал Пушок:

— Оставайся у меня жить.

— Ну, если тебе так хочется, останусь, — сказал Рваный Бок. — Я ведь всегда делаю все, о чем ты меня просишь.

И первый раз за всю зиму согрелся и уснул спокойно.

ЧЕРТИ БАБУШКИ СТЕПАНИДЫ

Дня через три решили зайцы побывать в Марьевке, поглядеть, что в селе делается.

Ночь была теплая, и ветер дул. А пока бродили зайцы по Марьевке, метель началась. Сыпучая. Все сверху донизу снегом занавесила.

Чувствуют зайцы — не дойти им до дому: темно и ветер встречный. А еще хуже — спрятаться негде. Пробираются вдоль плетня, загораживаются лапками, а метель хлещет по глазам, идти не дает. И дышать трудно.

• Предыдущая
• 6/19
• Следующая