Колдун из Салема - Хольбайн Вольфганг - Страница 136

— Тогда мы пойдем пешком, — буркнул Говард.

Его голос показался мне раздраженным. Говард явно нервничал, поэтому я решил, что сейчас лучше ни о чем не говорить. Отвернувшись от него, я попытался усесться поудобнее на узком жестком сиденье, а затем стал вглядываться в темноту слева и справа от повозки. Впрочем, я почти ничего не увидел. Дорога была такой узкой, что ее ширины едва хватало для проезда нашей запряженной двумя лошадьми повозки, а ветки и листья кустов проплывали мимо так близко, что я мог дотянуться до них рукой. Кроме того, чтобы нижние ветки деревьев не могли поцарапать нам лица, мы то и дело пригибались. Я на некоторое время прислушался к звуку копыт и колес, и то, что я услышал, мне не понравилось. Темнота не позволяла увидеть поверхность дороги, но я отчетливо слышал, что колеса хлюпают в грязи, человеку там было бы, по меньшей мере, по щиколотку. Звук копыт был приглушенным и чмокающим, а когда лошади поднимали ноги, раздавалось хлюпанье. Если мы даже нигде и не застрянем, наши лошади все равно скоро встанут от изнеможения.

Мы молча ехали дальше. Дождь немного ослаб, да и холод здесь, в лесу, не был таким невыносимым. Тем не менее, мы безостановочно дрожали, а бесформенные черные тени деревьев и кустов по обеим сторонам дороги вселяли в меня какой-то непонятный страх. Мне все время хотелось оглянуться назад, как будто я опасался, что погоня вдруг появится прямо за нашими спинами.

— Ты и правда думаешь, что за нами гонятся? — спросил я.

Говард мрачно кивнул.

— В этом можешь не сомневаться, — сказал он. — Быть может, никто бы за нами не гнался, если бы не было пожара. Но теперь…

Он покачал головой, переложил поводья в одну руку, а второй рукой попытался достать сигару. Я некоторое время смотрел на него, а затем чиркнул спичкой и дал ему прикурить. Он кивнул и тут же выпустил прямо мне в лицо облачко голубовато-белого дыма.

— Давайте будем ехать немного помедленней, — сказала миссис Уинден. — До поворота на Беттихилл уже совсем недалеко.

Поворот на Беттихилл…Черт возьми, я уже где-то слышал эти слова, но никак не мог припомнить, где и по какому поводу.

Говард чуть придержал лошадей и всмотрелся сощуренными глазами в темноту. Повозку, однако, начало раскачивать еще сильнее, и колеса, попадая в выбоины и натыкаясь на бугорки, несколько раз скрипнули так сильно, что я опасался, как бы они не сломались. Но они каким-то чудом уцелели.

Говард вдруг резко потянул поводья назад, причем так сильно, что одна из лошадей встала на дыбы, отчего вся повозка заходила ходуном.

— Что случилось? — испуганно спросил я.

Вместо ответа Говард указал в темноту. Я посмотрел туда, куда он показывал, но не увидел ничего особенного.

— Я ничего не вижу, — сказал я.

Говард кивнул:

— В том то и дело.

В первый момент я ничего не понял. Но затем…

Перед нами простиралась темнота — ничего больше, кроме иссиня-черной безмерной темноты. Впереди не было видно ни теней, ни кустов, ни веток — даже нижних веток деревьев, еще недавно так и норовивших ударить кого-нибудь по лицу.

— О господи, что это? — вырвалось у миссис Уинден.

Говард задумчиво покусал нижнюю губу, пожал плечами и передал ей поводья.

— Мы пойдем посмотрим, — сказал он. — А вы оставайтесь здесь.

Он слез с повозки и подождал меня. Я вдруг заметил, что стало очень тихо. Дождь по-прежнему монотонно поливал листву над нашими головами, но теперь его шума не было слышно. «Даже для дождливой ночи в густом лесу уж что-то здесь больно тихо», — подумал я. Впрочем, мне, может быть, просто так показалось из-за нервного перенапряжения. После пережитого за последние дни совсем неудивительно, что мне начинала мерещиться всякая всячина.

Медленно продвигаясь с Говардом вперед, я пожалел, что у нас нет с собой фонаря. Лошади стали нервничать еще больше, беспокойно топча копытами грязь.

Через несколько шагов Говард остановился и молча указал вперед. Несмотря на отсутствие какого-либо освещения, я увидел, на что он указывал.

Впереди нас, всего в нескольких шагах от дороги, виднелись три дерева, которые по прихоти природы выросли так близко друг от друга, что между их стволами мог протиснуться разве что очень худенький ребенок. Ветки деревьев переплелись друг с другом, в результате чего на высоте ярдов восьми от земли образовалась единая раскидистая крона.

А ниже кроны деревья были голыми. Абсолютно голыми.

— Черт побери, что это значит? — пробормотал я.

Не обращая внимания на Говарда, я пошел вперед. Шаги по влажному грунту сопровождались хлюпающими звуками: ноги по щиколотку утопали в жидкой грязи. Взглянув вниз, я увидел, что между поверхностью дороги и лесным грунтом больше нет никакой разницы. Линия, отделяющая наезженную дорогу от нетронутой земли, исчезла. Под ногами у меня не было не только никакой растительности, но и вообще ничего, кроме голого грунта: не было ни обломанных веток, ни листвы, ни множества других предметов, которые обычно покрывают лесную почву и хрустят под ногами.

— Посмотри на деревья, — пробормотал Говард.

Его голос дрожал. Он шел рядом со мной. Протянув руку в сторону одного из стволов, он все же не коснулся его.

Когда я поближе рассмотрел ствол, у меня по спине побежали ледяные мурашки. Он был гладким. Абсолютно гладким. До высоты в семь или восемь ярдов на нем не было ни веток, ни коры, и кто-то — или что-то— так отполировал древесину, что она блестела. Я нерешительно протянул руку и дотронулся пальцами до одного из стволов. На ощупь он действительно был как полированный.

— О господи, что же это такое? — пробормотал я. Мой взгляд стал искать другие деревья, кусты, ветки — что-нибудь естественное, живое— но я не видел ничего, кроме отполированных стволов деревьев, возвышавшихся вокруг нас, словно колонны собора.

Голыми были не только эти три дерева. Оправившись от испуга, мы осмотрелись по сторонам и увидели, что здесь словно пронесся опустошительный смерч: через лес был проложен своего рода туннель — прямой как стрела, ярдов восемь в высоту, округлой формы, ярдов двадцать в диаметре. Он простирался с севера на юг, исчезая в темноте. И в этом туннеле не осталось ни малейших признаков жизни. В кронах стоящих возле туннеля деревьев зияли просветы. Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидел поразительную картину: у некоторых деревьев крона осталась на месте, поддерживаемая кронами соседних деревьев, тогда как стволы — внутри пространства, очерченного воображаемым полукругом в восемь ярдов высотой — отсутствовали. От некоторых деревьев остались лишь обрубки стволов, не попавшие в зону всеобщего разрушения.

Это была странная, можно сказать, абсурдная картина. Она наводила на меня неописуемый ужас.

— Что здесь произошло? — испуганно прошептал я. — О господи, Говард, кто это всесделал?

— Не знаю, — ответил Говард. Его голос был очень напряженным. Казалось, он держится из последних сил. — Знаю только, что мне не хотелось бы перейти ему дорогу.

Он вздохнул, присел на корточки и потрогал рукой грунт. Когда он поднял руку, по его пальцам стекала влажная земляная жижа, похожая на темно-коричневую слизь.

— Мертвая, — пробормотал он. — Мертвая земля, Роберт. Здесь больше нет жизни. Совсем нет.

— Да нет, есть, — тихо возразил я. — Кое-кто здесь живет, Говард. А именно то существо, которое это все натворило.

Говард некоторое время смотрел на меня широко раскрытыми от страха глазами. Затем он встал, вытер ладонь о брюки и посмотрел на север.

— Быть может, оно поползло к морю, — сказал он.

— Или, наоборот, приползло оттуда, — возразил я.

Он ничего не ответил, но мы, возможно, оба подумали в тот момент об одном и том же. Тогда, в гавани, Говард видел все так же отчетливо, как и я: чудовищные, перекошенные тени, полившиеся жутким потоком из трещины в небе, похожей на рану, и исчезнувшие в море…

— Пошли, — вдруг сказал он. — Нам нужно убираться отсюда, и как можно быстрее.