Цветы в пустоте - Сергеева Александра - Страница 69

– Да, милорд. Я понял. Могу я идти?

Аргза вздохнул. Смягчившись, он примирительно коснулся клейма губами, потрепав помощника по волосам. Теперь, когда даже малейших сомнений в том, что перед ним именно его Лиам, не осталось, злость, как и фантомные боли, быстро растворилась.

– Не сердись. У меня есть на то причины.

Сильвенио пожал плечами и отстранился, всё ещё глядя на мёртвые синие обрезки на полу.

– Я просто хотел сказать, что… – на этот раз его улыбка вышла кривой и горькой. – Что рад вашему возвращению, сир. Но, честно говоря, больше я вам этого сказать почему-то не хочу… Хотя я по-прежнему рад, что вы живы.

И он сбежал вглубь корабля, провожаемый десятками сочувственных взглядов и одним – задумчивым.

После, уже вечером, Аргза без стука возник в его комнате и прежде, чем тот успел что-либо спросить, быстро вложил ему в руки футляр, при виде которого у Сильвенио неверяще распахнулись глаза.

– Тебе подарок. Не от меня, но это поправимо.

Лиам прижал футляр к груди, как самое дорогое сокровище, не прерывая зрительного контакта.

– Вы были на Эрлане, – его голос заметно дрогнул от волнения. – Этот материал… оттуда, я знаю…

– Я был там, да. Но не на твоей Эрлане. На другой. И этот подарок тебе передал тот, кто лучше всех тебя знает, так что давай открывай, мне тоже интересно, что там такое.

– Вы поэтому на меня… злились сегодня? Потому что видели там, на другой Эрлане, что-то такое, что вам не понравилось, а я каким-то образом это вам напомнил?

Ох уж этот невыносимый всезнающий умник. Как он жил раньше без этого зануды?

– Открывай уже.

Сильвенио открыл. В футляре оказался упакован одиночный цветок в узком горшке, с изумрудным стеблем и ярко-оранжевым закрытым бутоном. Сильвенио медленно выдохнул и бережно поставил цветок на стол.

И тогда оранжевый бутон распустился сам собой, а Сильвенио вдруг застыл, как загипнотизированный. Спина у него была очень прямая, и Аргза, подойдя ближе, бездумно провёл по ней ладонями.

– Он… он поёт, сир…

Он повернулся к Аргзе, и тот увидел, как по его лицу текут слёзы. Вот же глупый маленький птенец.

– Ты же у нас теперь не плачешь, вроде? Парень-кремень, а? – пират сел на кровать и потянул его за руку на себя.

Сам он ничего такого не слышал – цветок, похоже, пел где-то на телепатическом уровне. Но, видимо, пел он о чём-то таком очень хорошем, потому что Сильвенио тихо прижимался к нему, сидя на его коленях и обнимая его за шею.

– Это от счастья. Я думаю, в этом случае можно, – Аргза почувствовал его мокрую от слёз улыбку на своей шее, и почему-то от этого ощущения по коже побежали мурашки. – Он… он поёт о доме… О том, что нас всех где-то ждут… о том, что всегда есть тот, кто любит нас… о том, что каждый ребёнок рано или поздно вернётся назад… Хотите, я покажу вам? Дам вам услышать?

Аргза с усмешкой кивнул, и холодные тонкие пальчики тут же приникли к его вискам.

И он услышал.

Цветок действительно пел, хотя Аргза не сказал бы, что это был настоящий человеческий голос. Скорее, это было больше похоже на мелодию, но мелодию не бессловесную. Аргза в самом деле различал слова, причём слова своего родного языка.

"О том, что каждый ребёнок рано или поздно вернётся назад." Аргза закрыл глаза, вслушиваясь. Он вспомнил свою собственную мать: она не особенно о нём заботилась, да это и не было в традиции у варваров; она выгнала его из дома, как только он стал достаточно взрослым, чтобы самостоятельно добывать себе еду; он даже не слишком-то помнил её лицо. Нет, цветок пел не о ней, совсем нет. Он пел, скорее, о некой всеобщей Матери. Той, которая будет ждать своих детей всегда, которая примет их в свои объятия, когда они, дети, уже старые и испорченные её дети, придут к ней после своего долгого-долгого пути, усталые, измождённые…

"Отдохни,"

– пели звёзды голосом оранжевого цветка, звёзды над Архаглом из его детства.

Я не устал, возражал он и сам себе не верил.

"Ты прощён,"

– пел далёкий огонёк, мерцающий в бесконечной темноте, и оранжевый цветок качал лепестками в такт.

Я не нуждаюсь в прощении, говорил он и старался не замечать неуместное чувство, коварным теплом пробирающееся под рёбра.

"Тебя ждут дома, несмотря ни на что,"

– пело небо, синее, как на Старой Земле, невообразимо синее.

У меня его нет, вздыхал он отстранённо и понимал, что это не так.

"Тебя любят, каким бы ты ни был,"

– пели ему чьи-то удивительно знакомые лучистые глаза цвета того самого неба.

– Спасибо, – произнёс он вслух и не нашёлся, что ещё он может сказать.

– Сир…

Он моргнул, с трудом возвращаясь в реальность. Реальность, к слову, смотрела на него этими самыми небесными глазами – донельзя удивлёнными. Щекам почему-то было теперь так же мокро, как и шее. Неужели маленький плакса ещё и слёзы об него вытер?

– Вы плачете, сир…

Изумление в его голосе было настолько неподдельным, что Аргза недоверчиво моргнул. И правда: влага каким-то образом скопилась и в его собственных глазах. Он бы не назвал это словом "плакать", скорее, глаза его действовали абсолютно независимо от мозга. Но Сильвенио смотрел на него так, как будто он был каким-нибудь диковинным зверем из сказок – грёбаным единорогом, ага – и Аргза не стал ничего говорить. Такой взгляд, пожалуй, даже стоил того, чтобы позволить своим слёзным железам немного протечь. Песня всё ещё звенела в его голове – и где-то под кожей, в глубине груди.

– Я… вы… честно говоря, я не знал, что вы на это способны, – Лиам светло ему улыбнулся и поцеловал в щёку.

– О? Так мы разобрались с вопросом про бездушного монстра?

Сильвенио потёрся об него носом, как кот, и это было необыкновенно приятно.

– Да, сир. Я думаю, разобрались.

^{note 19}

"Я посмотрел его разум потом, с его разрешения. И… увидел. Что-то такое страшное, как будто далёкий отзвук надвигающейся беды, шевельнулось тогда во мне, и только теперь, когда я знаю, как это может выглядеть со стороны, я задался вопросом: что, если однажды бездушным монстром стану уже я? А ведь я вполне могу им стать…"

^{note 20}

ГЛАВА 11. Астра.

"Седые астры пахнут осенью, промокшим пологом льняным.

Седые астры пахнут озимью, прогорклым инеем лесным.

Поблекший холод увяданья, как забеленное стекло,

Напоминает расставанье с тем, что смеялось и цвело…"

– Сир… Это одеяло нужнее мистеру Ламберту… у него нарушен обмен веществ, и ему сейчас гораздо хуже, чем всем остальным.

– Кто это?

– Ваш главный механик, сир. Вы назначили его после… вы сами знаете, после чего.

– А. Ну да. Точно.

Молчание.

– Так что насчёт одеяла? Мистер Ламберт болен. Ему сейчас нужно быть в тепле больше, чем всем нам.

– Безусловно.

Молчание. Облачка пара, оседающие на стекле.