Последний поединок - Халемский Наум Абрамович - Страница 25

• Предыдущая
• 25/61
• Следующая

Не пытаясь скрыть радость, судья властным жестом указал на центр поля. Русевич с озлоблением выбросил мяч, и до его слуха донесся дружный возглас:

— Снимите с киевлян кандалы!

Трижды над стадионом прогремела эта фраза, и Русевич подумал, что, в сущности, она целиком соответствовала действительности: в истории мирового спорта это был, очевидно, единственный матч, когда одна из команд, по сути дела, вела игру в кандалах.

По-видимому, смысл фразы немцы не сразу поняли, так как игра продолжалась. Но вот к левым секторам промаршировала цепь полицейских с собаками. Диктор приказал через репродуктор прекратить игру.

— Среди зрителей сегодняшнего матча, — объявил диктор, — появились красные агитаторы, сеющие смуту, попирающие священные законы Райха. Германское командование предупреждает, что всякая попытка нарушения порядка будет караться по законам военного времени.

Игра продолжалась.

Окрыленное успехом, нападение «Люфтваффе», совершенно не связанное в своих действиях контролем судьи, под торжественные звуки гармоник снова начало штурм ворот киевлян. Часто перемещаясь по краям, Функе то и дело уходил от опекающего и, обыгрывая полузащитников, прорывался к штрафной.

Каждый его рейд к воротам таил большую опасность, так как он владел точным и чрезвычайно сильным ударом. Искалеченный Свиридов уже не мог играть во всю силу. Климко и Макухе приходилось сдерживать всю пятерку нападающих. Вот и сейчас Макуха самоотверженно отобрал мяч у замешкавшегося центрального нападающего немцев и мгновенно отпасовал его Климко. Тот сильно пробил по краю, но мячом завладел полузащитник «Люфтваффе».

— Эх, Алеша, неточно! — невольно вырвалось у Русевича. — Непростительная потеря мяча…

Полузащитник передал мяч левому крайнему Шницлеру, тот в одно касание — Кнопфу. Свиридов оттянулся к воротам, ожидая удара. Но центральный нападающий перепрыгнул через мяч, а следовавший за ним Вуфгарт пробил по воротам. Русевич метнулся в правый угол и с мячом, зажатым в руках, упал у ворот.

Шницлер, бежавший с большой скоростью, своевременно не мог остановиться, — споткнувшись о ноги Русевича, он упал и ударился о штангу.

Отряхиваясь, Николай поднялся. Шницлер продолжал лежать, распластав руки. Казалось, он был мертв. Вся команда «Люфтваффе» бросилась к нему; судья прекратил игру. На поле появился встревоженный тренер, за ним бежали несколько офицеров, даже полковник. Выхватив пистолеты, они бросились к Русевичу. Грязные, усталые, с окровавленными лицами Свиридов, Климко, Кузенко, Макуха, Тюрин прикрыли собой товарища. Полковник с размаху ударил Макуху в лицо кулаком, но тот не двинулся с места. Судья метался у ворот, бледный и беспомощный, и пытался отчаянными свистками унять разбушевавшиеся страсти. Шницлер уже поднялся с земли, но эсесовские офицеры все еще требовали выдачи им Русевича и, лишь узнав, что судья назначил одиннадцатиметровый удар, удалились с поля.

Васька уже успел сообщить Русевичу, что площадь и улицы у стадиона запружены народом, что полицейские бьют прикладами всех, кто пытается пробраться на стадион.

Там, за воротами, какой-то мальчишка крикнул: «Люфтваффе» — капут!» За мальчишкой погнались полицаи, но эти слова подхватили в толпе десятки голосов, а теперь их уже повторяли на трибунах.

— Не беспокойтесь, дядя Коля, — торопливо шептал Васька, — мальчишка успел удрать, ему ничего не будет. А взрослые, я слышал, одобряли: мол, правильно предсказывает!

Тем более горько было Николаю при мысли, что вот сейчас ему снова придется вынуть мяч из сетки ворот. Пожалуй, только вратарь может понять те острые и сложные чувства, которые испытывает его товарищ по спортивной профессии, когда один на один с игроком, нацелившимся пробить верный гол, он стоит в воротах в ожидании решающей секунды. Русевичу удавалось чаще, чем другим знаменитым вратарям, брать одиннадцатиметровый. Однако тогда он играл не при таких трагических обстоятельствах. В эти минуты почему-то в памяти всплыло радостное воспоминание, когда на стадионе «Стад де Пари» Антон Идзковский взял одиннадцатиметровый в матче с командой клуба «Ред Стар». Боже, что тогда творилось на этом огромном парижском стадионе! Зрители забросали Идзковского цветами, а все вечерние и утренние газеты Парижа напечатали его портреты. Конечно, ему, Русевичу, в данных обстоятельствах не приходилось надеяться на восхищение немцев; возьми он одиннадцатиметровый, его наградили бы не аплодисментами, нет — яростью эсесовской солдатни. Однако еще никогда в жизни, ни в одной игре, у него не было такого несокрушимого желания взять «мертвый» мяч, как сейчас. От волнения его немного лихорадило. Он призвал на помощь всю свою волю и самообладание. Безотчетно Николай отбросил в сторону перчатки, поплевал на ладони и весь напрягся, как вытянутая до предела струна. Многотысячная масса зрителей затаила дыхание. Кто-то из киевских игроков, видимо на счастье, перешел дорогу бьющему одиннадцатиметровый, и, хотя Русевич всегда был далек от веры в приметы, этот мимолетный эпизод неожиданно приободрил его. Только сейчас он заметил, что одиннадцатиметровый готовился бить сильнейший игрок немцев — Функе. Немец не спеша установил на отметке мяч, поднялся, оглянулся по сторонам, снова наклонился и поправил мяч, а затем отошел метра на три. Николай вдруг почувствовал, что на него с надеждой смотрят тысячи глаз, что тысячи людей в эти отчаянные минуты страстно желают ему успеха, и, когда до его слуха донесся издалека, приглушенный людским гомоном, свисток судьи, он метнулся в правый нижний угол и выбил мяч на угловой.

Тысячи людей вскочили с мест, кепки замелькали в воздухе, неистовые крики разнеслись над трибунами, а капельмейстер военного оркестра, уже было поднявший палочку, чтобы исполнить очередной туш, растерянно развел руками и опустился на скамейку.

Сначала в одном, затем в другом, в третьем секторах сотни голосов дружно скандировали:

— Бей «Люфтваффе»! Бей «Люфтваффе»!!! Бей! Бей-бей!..

С подачи углового мяч перехватил Климко и с ходу продольным ударом послал Макаренко. Низкорослый и внешне неповоротливый Макаренко несся по самой границе поля с удивительной быстротой. За ним устремились полузащитники «Люфтваффе», но Макаренко, словно шарик, пущенный с горы, катился к воротам противника все быстрее и быстрее. У самой угловой отметки, когда два защитника бросились на него, он точно через все поле подал мяч переместившемуся на левый край Баланде. Тот, видя бегущего к штрафной площадке Кузенко, перебросил мяч через голову набежавшего полузащитника и сам же подал его Кузенко на выход. Ваня лишь на миг притушил мяч правой ногой, чуть отвел влево от набежавших защитников и пушечным ударом пробил по воротам. Краус даже не пытался взять мяч; он не успел сделать ни единого движения, да и Русевич, напряженно следивший за рейдом Кузенко, не уловил самого решительного мгновения, когда Иван ударил по воротам. Он услышал торжествующий рев стадиона, увидел замелькавшие в воздухе головные уборы. Рукоплескания и весь этот гул и свист показались ему подобными грохоту огромного заряда взрывчатки.

— Есть одна штука! — бросился к нему Макуха. Свиридов показал Русевичу большой палец, продолжая массировать распухшую от удара ногу.

Николай едва сдерживал ликование, хотелось обнимать и целовать друзей, однако он понимал, что торжествовать победу еще рано. Скрытое значение этого первого успеха заключалось в том, что он должен был вернуть команду в ее обычное русло.

Пока сменили мяч, так как судья признал его недостаточно упругим, общее внимание привлекли крики в одном из левых секторов. С особенной тревогой за происходящим наблюдал Алексей Климко. Он знал, что именно там сидел его брат Григорий с женой. Зная горячий нрав Григория, отчаянный характер и недюжинную силу, он очень беспокоился за брата, тот мог наделать беды. Алексей видел, как по головам, буквально по головам, из самых верхних рядов катилась какая-то фигура. Наконец она свалилась прямо под ноги гестаповской охране, занимавшей весь первый ряд.

• Предыдущая
• 25/61
• Следующая