Замужем за Черным Властелином, или Божественные каникулы - Славачевская Юлия - Страница 61

• Предыдущая
• 61/81
• Следующая

— Что я не могу сделать? — поковыряла я пальцем в ухе.

Дежавю. Когда-то это со мной уже было! Только тогда я была влюблена в объект изведения и очень с ним нежничала. Можно сказать — лелеяла. А сейчас, хоть и сходство практически один в один, никаких чувств, кроме отвращения, мужик не вызывает.

— Ты не можешь без моего ведома покинуть пределы царства мертвых! — пояснили мне прекрасно поставленным голосом с великолепной артикуляцией. Как для глухих… Он бы еще сурдоперевод добавил!

— Почему?! — набычилась я, начиная понимать, какую огромную бяку сама себе подсунула, оставшись по своей воле один на один с сексуальным мужиком. А-а-а, нет, это я одна, а он еще с манией величия! Как же это называется? А-а-а… Тройничок!

А я в тройничках не участвую!

— Потому, что ты мне нравишься, — снова включил киловаттный светильник обаяния Иртихал и кивнул на шампанское. — Выпьем?

Аха! А я вся прям расплылась и поверила!

Щас!!!

— Неа. — Я плюхнулась в другое кресло. — Я только что приняла обет трезвости!

Внимательно поглядела по сторонам:

— И целибат! Вот представь, как бы выглядел мир без мужчин…

— Как?

— Как-как! Ноль преступности, никакого оружия или наркотиков. И много жирных, счастливых женщин без косметики на лице…

— Лучше бы ты приняла обет молчания! — резюмировал красавчик, открывая бутылку и наливая шипучку в два хрустальных тонкостенных бокала.

— Всем. И тебе и мне…

Вот! Я же говорила, что знаю ответ!

— Мне — нет! — хмуро ответила я. — Не лучше. Мне приятнее вернуться назад, на поверхность. И безопасней!

— Не могу тебя отпустить, — мягко заверили меня. — Реалии таковы, что мне выгодней присматривать за тобой здесь.

— Почему? — Сегодня это мой любимый вопрос. Нужно написать на транспаранте и каждый раз показывать, тыкая в зубы!

— Потому что, — с вежливой уклончивостью заявил бог. И добавил, разозлив меня окончательно: — Не стоит забивать пустяками свою очаровательную головку.

Это он МНЕ сказал?! И не с кем не спутал?.. Самоубийца!

А если я ему головку чем-нибудь забью? Это будет считаться обороной в допустимых пределах или сразу запишут в феминистки?

— Итак, — подлетел ко мне брюнет с двумя до краев полными бокалами. — Давай выпьем за нашу встречу!

И мне стало как-то шибко подозрительно.

Чего это он меня так рьяно спаивает? С какой такой радости? Из большой и горячей любви?! Ах, пламенной страсти?.. Какие у него намерения? Вдруг решится покуситься на девичью… ой! — женскую честь?

Нет уж, мы Острожниковы-Дорсетские с честью можем только в глаз дать!

Надо быть поаккуратнее и ничего тут не есть и не пить, чтобы отравы какой не сыпанул, гаденыш. Вижу-вижу, в глазках пакость так и горит, так и светится! Светофор на зеленом.

А то буду потом розовой феей за голубыми слониками по дворцу порхать и конвенцию ООН им цитировать в оригинале. Или с желтыми кониками смысл жизни искать.

Молодцы парфенушки! Хоть первое время от голода тут не помру!

И я немного так… слегонца… ему своей кроссовкой в коленную чашечку — тюк! И глаза сразу такие наивные-наивные, пока он, неловко нагнувшись, после шампанского обтекал, подобной гадости от столь милого существа не ожидая.

Да я сама от себя много чего не ожидаю! У меня внутри вообще все секретно зашифровано. Вот спросите меня: «Илона, ты хочешь сделать гадость ближнему своему?» — я сразу откажусь! Честно! Но гадость все равно обязательно сделаю… чтоб добро не пропадало.

Иртихал вспомнил, что он тут посреди Изумрудного города один такой великий и ужасный Гудвин, и… озверел. Надулся. В размерах увеличился. Из-за черной гривы языки пламени начали выступать.

Это типа он так сушится? Оригинальненько… но страшно! Хотя… язык мой — враг мой. Но замечу — враг любимый!

— В смысле, если ты надуешься побольше, то станешь страшнее? А тебе никогда не говорили, что лучшее враг хорошего? — поинтересовалась я, нагло глядя в глаза Иртихалу и сжимая кадуцей до побелевших костяшек. И только еле заметная дрожь в голосе выдавала мое бешенство.

— Женщина!!! — навис он надо мной, пыхтя как паровоз.

Я с умилением вспомнила Кондрада в замке Лайе в первые дни нашего знакомства и даже помечтала немножко.

Но недолго.

— Да! — не стала отказываться. — Но не твоими стараниями! Так что упоминание об этом факте считаю неэтичным!

— Стерва!!! — не остался в долгу бог смерти.

— Опять же не твоими молитвами! — вернула ему подачу. — Это семейное достояние!

— Заткнись! — чуть ли не визжал красавчик.

— Не получится! — гордо парировала я. — Мне есть что сказать! И вообще! Меня с детства приучили: противную сторону надо выслушать, как бы она ни была противна! — И отставила ногу с драными джинсами, левую руку закладывая внутрь жилетки и принимая любимую позу Наполеона.

Иномирец позу не оценил.

— Не могу больше! — признался Иртихал, отлипая от меня и падая в соседнее кресло.

Простонал:

— Это не женщина, это наказание божье! Как тебя муж выдерживал?!

— Вот и радуйся, что не твое! — широко улыбнулась я, гордо оставляя последнее слово за собой. — А муж меня не только выдерживал, но еще и удерживал! Обеими руками! Вот так! — Я визуально изобразила единение двух любящих сердец.

У Иртихала ртом пошла пена.

— Посидишь в своей комнате — одумаешься! — произнес он фразу из арсенала всех классических злодеев. «Оскаром» ему в печень, паразиту!

Гневно поджав губы и стиснув кулаки, я молча зыркнула в его сторону, абсолютно не собираясь уточнять тот важный факт, что если я и буду думать, то уж явно не о нем!

Бог смерти вскочил, как чем-то припаленный в заднюю точку, и рванул к двери, замаскированной в стене. Дернул на себя и только заорал:

— Ко…

Не знаю, что именно он имел в виду под «ко»… но дверь распахнулась, и в ту же секунду в гостиную ворвалась стая неизвестных науке существ. По богу радостным галопом протопотало стадо белоснежных высокорослых «пуфиков» с длинной, до пола, шерстью. И топотало это стадо прямиком ко мне! Лично мне, как девушке осторожной, это нашествие животных со внешностью мебели весьма не понравилось. Я вскочила на кресло, выставив вперед кадуцей.

— Куда? — заорал очухавшийся брюнет. — А ну пошли отсюда!

Животинки развернулись и протопотали по нему в обратную сторону. Я такое благородное начинание отпустить на самотек спокойно не могла и на свой страх и риск свистнула, позвав:

— Красавчики!

«Пуфики» сноровисто проделали свой путь в третий раз по распятому на полу телу, чем вызвали у меня несказанный прилив любви ко всему живому!

Как выглядел черный бархатный костюм красного от злости Иртихала после их променада рассказывать нужно? Белая шерсть на черном бархате — как раз то, чего для полной представительности мужчине и не хватало. Я возлюбила «пуфики» неимоверно, со страшной силой!

— Гав-в-в! — сказал мне передний «пуфик», после чего я признала в нем собаку. И полез «целоваться». Делал он это качественно, со смаком, елозя по моему лицу шершавым влажным языком. Фу-у!

— Может, не стоит так фамильярно? — уперлась я в массивную грудь широко улыбающегося песика. Ну хотелось мне верить, что это мужчина!

Лохматый пес тихо гавкнул, заверяя: мол, ничего страшного, он не в обиде. И белоснежный «персидский коврик» на четырех лапах опять набросился на меня с поцелуями. О! Вспомнила! Вы когда-нибудь южноукраинскую овчарку вживую видели? Песик был точь-в-точь! Глазок и прочего не видно точно так же. Наружу торчит один нос плюс гора белого меха на крепких лапах. Ростом мне по грудь.

— Проклятые аралёзы! [21]— этот стон песней можно было назвать с большой натяжкой. Скорее, звуком скрипучей двери, разваливающейся от старости.

Фонтанирующая энергия смертоносного бога внезапно иссякла. Лишившись ее, лицо Иртихала значительно подрастеряло прежнюю привлекательность, и он перестал в точности походить на моего мужа.

• Предыдущая
• 61/81
• Следующая