Чеченская рапсодия - Иванов-Милюхин Юрий Захарович - Страница 42

• Предыдущая
• 42/87
• Следующая

А лишних денег Захару и правда никогда не хватало, хотя столица поражала дешевизной своих товаров каждого европейца, посетившего ее. Курица тянула на пять копеек, за рубль можно было купить почти полтора пуда телятины, а квартира из восьми или десяти комнат в лучшем районе города стоила не дороже двадцати рублей в месяц. Да что далеко ходить, когда дворец графов Воронцовых, Дашковых или Румянцевых, не уступавших архитектурным величием Шереметевскому на Фонтанке или Потемкинскому "Конногвардейскому дому" на Воскресенском проспекте, больше известному как Таврический, весь можно было снять в наймы за три с половиной — четыре тысячи рублей, пока их владельцы разъезжали по европам. В таком примерно богатом доме, стоящем рядом с Матросской церковью, жила и Ингрид Свендгрен, будущая невеста Захара. Ее родители, подданные шведского короля Жана Батиста Бернадота, занимали в том дворце комнаты, они происходил из древнего рыцарского рода, берущего начало из германских племен, когда те еще населяли территорию Швеции. На острове Святого Духа близ Стокгольма, столицы объединенного с Норвегией королевства, стоял их родовой замок.

Майский теплый день давно перевалил на вторую свою половину. Разговор, произошедший у Захара с невестой, заставил его с большим вниманием оглянуться на события последних дней. И теперь, сидя в своей комнате, он думал о том, что сегодняшним вечером может закончиться все. И учеба, и дружба с любимой девушкой из хорошей семьи, обещавшая плавно перейти в счастливое супружество, и, что самое страшное, может оборваться сама его жизнь. Но отступать уже было некуда. Захар Дарганов, потомок терских казаков, никому не позволял смеяться над собой, хотя отказаться от поединка можно было с легкостью необыкновенной. Дело в том, что среди студентов дуэли считались экзотической редкостью, а если они и происходили, то считались глупым ребячеством, свидетельствовавшим об отсутствии чувства меры и благоразумия. Они приносили лишь хлопоты, связанные с отчислением драчунов из стен альма матер и пожизненным запретом переступать порог любого учебного заведения. Но дело было сделано, поворота назад не предвиделось, тем более что оба дуэлянта успели поучаствовать в настоящих военных кампаниях. Захар дрался с немирными чеченцами и дагестанцами, а его соперник был среди тех, кто усмирял очередное восстание поляков, не хотевших мириться с имперским диктатом.

Стреляться дуэлянты решили в Аничковой слободе, там, где стоял дом Разумовского с церковью за ним. За храмом разместился небольшой сквер с узкими аллеями, напротив него через Неву был переброшен первый в городе мост. Место это находилось в центре, рядом с шумным Невским проспектом. Но именно этот сквер считался любимым местом дуэлей. Если поединки случались здесь, то дуэлянты находили в них ту самую жуткую усладу, о которой говорят, что на миру и смерь красна.

Захар взглянул на часы с маятником в виде двух амуров, заигравшихся друг с другом, висящие на стене. Встав со стула, он принялся мерить комнату нервными шагами. В его голове творилось что-то невообразимое, все мысли перебивал образ противника с холодным грубым лицом, будто вырубленным из камня. Немигающие глаза его как бы промерзли насквозь. Захар пожалел о времени, потраченном на ненужные переживания, и подумал, что лучше бы он перебрал письма матери, написанные по-французски. Все на душе стало бы теплее.

Тут раздался стук в дверь, и на пороге вырос его секундант, представлявший из себя лучшего друга из всех, которые появились у Захара за все время учебы в университете. Звали его Антоном.

— Ты переодеваться не будешь? — спросил он.

— Зачем? — не понял Захар.

— Надел бы черкеску, глядишь, противник заволновался бы и совершил бы какую-какую-нибудь оплошность

— Еще чего, перед каждым хлыщем выставлять на показ нашу славную форму.

— Ну, тебе видней.

Они сбежали по мраморным ступенькам к выходу из здания, поймали извозчика и поехали в сторону Аничкова моста. Поджарая лошадь вынесла коляску на Невский проспект и зацокала подковами по булыжной мостовой. Вечерело, сквозь чугунные решетки ограждения вода в Неве отливала расплавленным серебром, по широким тротуарам, обсаженным деревьями, уже потянулись вереницы отдыхающих. Женщины были в длинных платьях с высокими прическами, их шляпки, кокетливо сдвинутые набок, украшали цветы, в руках они покручивали зонтики и лорнеты на коротких деревянных ручках. Мужчины щеголяли в высоких цилиндрах, во фраках с фалдами ниже коленок и с галстуками бантом под накрахмаленными воротничками белых рубашек. Высший свет Санкт-Петербурга готовился совершить вечерний променад с обязательным соблюдением субординации. Важные поклоны и долгие остановки с разговорами ни о чем были здесь привычны для всех, даже те интимные моменты, кто упал в глазах императора, а кто поднялся, не являлись секретом., но вид праздной публики теперь вызывал у Захара только раздражение. Ему хотелось объехать другой дорогой эту толпу, пахнущую французскими духами и состоящую из сытых и богатых людей, и поскорее встретиться лицом к лицу с опасностью, поджидавшей его в сквере. Там, позади шикарного дворца Разумовского, таилось сразу все — и настоящее, и будущее.

Наконец коляска остановилась, извозчик получил свой пятак и отправился искать новых седоков. Захар с секундантом прошли вдоль фронтона дворца с квадригой лошадей над парадным подъездом и многими статуями на крыше, завернули в глубь квартала. Они знали, что зимой Николай Первый обычно покидает Зимний дворец и перебирается на жительство в этот дом. Наверное, здесь ему было удобнее, да и детство свое он провел именно в нем. Началось все после того, как несколько лет назад в Зимнем произошел страшный пожар, из-за которого погибли многие ценности мирового уровня. Но сейчас просторные комнаты дворца Разумовского занимала только прислуга.

Пройдя в глубь квартала, друзья обогнули несколько зданий, между которыми стояла церковь с золотой маковкой. Глянув на купол, Захар осенил себя крестным знамением и со спокойной душой вступил на пустынную аллею. Он подумал о том, что не зря дуэлянты часто выбирали для проведения поединка этот тихий уголок, как бы прикрытый императорской мантией. Полиция знала о дуэлях, но не в силах была перешагнуть психологического барьера, посты ее так и остались торчать по Невскому проспекту и на Фонтанке. Армейские же караулы были размещены в полосатых будках лишь по периметру дворца.

Аллеи сквера были чисто подметены, в середине его возвышалась каменная чаша фонтана с фигурой женщины в облегающем платье, на поднятую руку которой присел голубь. Друзей уже ждали, на краю чаши сидели два молодых человека, вокруг нее нервно вышагивал еще один. Поодаль, за стволами деревьев, виднелась фигура лекаря в пенсне и с портфельчиком. До захода солнца оставалось не так уж много времени. Сквозь листву еще виднелся шпиль Адмиралтейства с золотым корабликом на самом верху, еще отблескивали серебром крыши дворцов, стоящих вокруг. Захар вышел на маленькую площадь, с которой разбегались дорожки, присыпанные каменным крошевом, и остановился, широко расставив ноги. Друг Антон прошел к фонтану, деловито отвернул край ткани на одной из половинок плоского футляра, в который были уложены дуэльные пистолеты.

Пока он занимался их проверкой, студент, принявший на себя обязанности распорядителя дуэли, подозвал соперников к себе и, переводя взгляд с одного на другого, с надеждой спросил:

— Господа, вы не передумали драться? — он облизал губы, неловко одернул рукава кителя. — Ведь мы находимся не в каком-либо армейском полку, а в центре цивилизованной столицы великой империи.

• Предыдущая
• 42/87
• Следующая