Ужасы: Последний пир Арлекина (сборник) - Масси Элизабет - Страница 53

«Если подумать, день прошел не так уж плохо», — сказал себе Дэвид. Все равно редко удается полностью выполнить задуманное. Как правило, все происходит гораздо лучше или намного хуже. Утром он ни за что не поверил бы, что к вечеру у него в руках будет законченная «Летающая крепость», а сейчас он заглядывал в кабину и рассматривал влюбленным взглядом пилотов и пульт управления.

И лучшее еще впереди! Пока мальчик улыбался своим мыслям, двор осветили фары папиной «кортины». Открылась парадная дверь. Что-то шикнул мамин голос, затем папин. Дэвид снова улыбнулся. Вот о чем он мечтал. Он держал в руках доказательство, что ничем не хуже Симона. «Крепость» будет исцеляющим чудом, которое смоет нанесенные смертью раны. Семья снова станет единой, и с дома снимется проклятие.

На лестнице зазвучали тяжелые шаги отца. Он шел прямиком в комнату Виктории. Через минуту заглянул к Дэвиду.

— Все в порядке, младший?

— Да, пап.

— Постарайся не шуметь. Виктория заснула в машине, и я отнес ее в кровать.

Отец закрыл дверь. Дэвид играл с дверцами бомбовых отсеков. Отец совсем не заметил модель. Странно… Хотя, возможно, это доказывает ее исключительность.

Внизу включился телевизор. Дэвид узнал музыкальную заставку «3–2–1». Он медленно поднялся с кровати и оглядел комнату. Отныне это его комната, а не Симона! На лестнице он услышал стоны Виктории во сне. Но это ничего. Теперь все будет хорошо. Мальчик прижимал к себе модель самолета — сбылась его мечта.

Дэвид открыл дверь гостиной. В глазах зарябило от разноцветия шоу вопросов и ответов. Красный, серебряный и золотой, совсем как Рождество. Мама сидела на своем кресле с обычным «телевизионным» выражением лица. Отец растянулся на диване.

Отец посмотрел на него.

— Как дела?

Дэвид выставил перед собой модель. Фюзеляж блестел в свете экрана.

— Я ее собрал.

— Давай посмотрим.

Отец протянул руку, и Дэвид передал ему модель.

— Ну-ка… очень неплохо, младший. Тебе надо немного подкопить и купить что-нибудь посложнее. Держи.

Дэвид взял «Крепость». Одна из дверок распахнулась, и он щелчком закрыл ее.

На экране Стив и Иветта рассказывали Теду Роджерсу о своем медовом месяце. Тед завершил их рассказ непонятной Дэвиду шуткой. Зрители зашлись в хохоте.

Отец почесал живот, просовывая пальцы между пуговицами рубашки.

— Мама хотела с тобой поговорить, — сказал он. Стив и Иветта мучились над вопросом. — Правда, родная? — Отец немного повысил голос. — Ты же хотела с ним поговорить?

Мама медленно отвернулась от экрана.

— Смотри, — сказал Дэвид, делая шаг к ней. — Я…

Мамина голова продолжала поворачиваться. Мимо Дэвида, к отцу.

— Я думала, ты с ним поговоришь, — сказала она.

— Ты их нашла, ты и говори, — пожал плечами отец. — И подвинься, младший. Мне из-за тебя ничего не видно.

Дэвид подвинулся.

Мама покопалась в кармане платья и достала оттуда коробок спичек.

— Я нашла их в мусорном ведре, — сказала она, глядя прямо на Дэвида. Сквозь него. Мальчик с трудом подавил дрожь. — Что ты с ними делал?

— Ничего. — Дэвид вяло улыбнулся. Улыбка примерного мальчика никак не лезла на лицо.

— Ты курил?

— Нет, мам, честное слово.

— Ну ладно, только не вздумай курить.

Мама повернулась обратно к телевизору. Стив и Иветта проиграли. Вместо «Мини-метро» они выиграли «Пыльную корзину». Зрители умирали со смеху. Тед пообещал вернуться после рекламы.

Дэвид стоя смотрел на яркий экран. На него надвигалось серое надгробие. «Вот что вас ждет, если вы заразитесь СПИДом», — угрожал голос.

Отец издал театральный стон, который обернулся кашлем.

— Меня тошнит от этих геев, — откашлявшись, заявил он.

Сам не понимая, что делает, Дэвид взбежал по лестнице в комнату Симона. Там он включил верхний свет и раздвинул занавески. Дерево во дворе замахало ему ветвями в мокрой темноте: дождь из Ветербай наконец дошел и до них. Ползущие по стеклу капли отражали свет уличных фонарей.

Мальчик сел за стол и плюхнул перед собой модель. Один из пропеллеров переломился — он забыл опустить шасси. Но Дэвиду было все равно. Он глубоко дышал, и каждый вдох содрогался у него в горле. В комнате все еще пахло пластмассой. Не тем легким, опрятным запахом, который должен исходить от готовой «Летающей крепости». Нет, с этим запахом он жил неделями. Но теперь желудок не сворачивался от него узлами. Дэвид больше ничего не боялся. Пусть по-своему, но он поднялся на крышу «Летающей крепости», откуда можно было озирать просторы своего детства. Раньше все выпадало из пропорций, но сейчас Дэвид все разглядел, абсолютно все. Масштаб 1/72 — теперь мальчик понимал, что это означает. «Крепость» — огромная, тяжелая и серая, как мир. А он сам — крохотный, один к семидесяти двум.

Он поглядел на модель. Большая, серая и уродливая. От ее вида мальчика тошнило больше, чем от прежней. По-крайней мере ту он сделал своими руками.

Дэвид медленно поднялся. Тихо вышел из комнаты, спустился по лестнице, миновал гостиную и зашел в кухню. Там нашел водонепроницаемый фонарик и вышел в дождливый сад.

Ведро так и не сдвинулось. Мальчик зажал фонарик под локтем, снял кирпичи и поднял ведро. На мгновение ему показалось, что под ведром пусто, но, поводив фонариком, он разглядел самолет. Все-таки он пытался прорыть ход наружу, но слишком ослаб. Хватило сил только немного зарыться во влажную землю.

Модель тихо мяукнула и попыталась подняться на шасси.

На этот раз Дэвид не шарахнулся от нее.

— Пошли, — сказал он. — Пошли обратно в дом.

Дэвид показывал дорогу; он водил луч света из стороны в сторону, как уменьшенным прожектором. Желтый овал света сиял на мокрой, грязной траве впереди. Дождь усиливался: на голову падали тяжелые капли и склеивали волосы в подобие мокрой шапочки для плавания. Модель передвигалась медленно, слабея с каждым движением разлагающегося фюзеляжа. Дэвид сжал зубы и мысленно подгонял ее, вливая собственные силы в раненое создание. Один раз он посмотрел наверх. Затянутое облаками небо над трубами и спутниковыми тарелками кипело. На миг показалось, что видны очертания кружащихся на ветру призраков. Но не людей, а обычных неодушевленных предметов. В ночном небе бессмысленно кувыркались машины и часы, посуда и украшения, игрушки и кубки. Но тут Дэвид сморгнул и больше не увидел ничего — лишь дождь, заливающий его глаза слезами.

Когда они добрались до задней двери, Дэвид промок до нитки. Цементную ступеньку модель осилить не смогла, мальчику пришлось нагнуться и подсадить ее. Он старался не думать о том, на что походило прикосновение к ней.

В свете кухонной люстры он впервые разглядел, насколько велики раны. К блестящим от ожогов крыльям прилипли комья земли, из трещин на фюзеляже вытекал серый пластик. Вонь, которая исходила от модели, сразу наполнила кухню, вытеснив привычный запах рыбных палочек. Она пахла клеем, пластмассой и краской. И еще чем-то предсмертным.

«Крепость» ползла вперед, волоча крылья, постанывая от боли и слабея с каждым дюймом. Было очевидно, что ее короткое существование близится к концу.

— Давай, — прошептал Дэвид, наклонившись. — Уже недалеко. Пожалуйста, попытайся дойти. Не умирай!

Казалось, модель его поняла и сделала последнее усилие. Дэвид открыл для нее дверь кухни, и самолет выполз в холл, к свету и звуку телевизора за стеклянной дверью гостиной.

— Ты сам ее сделал? — раздался с лестницы восхищенный шепот.

Дэвид поднял голову и увидел малышку Викторию. Она смотрела на модель сквозь перила, сжимая их руками, как узник за решеткой. Он кивнул, ощущая странное чувство гордости — ведь он действительно ее сделал! Но гордость могла завести слишком далеко. Модель принадлежала всей семье, а не только ему. И Виктории, которая сидела по ночам на лестнице, и даже разлагающемуся в мокром гробу Симону, и маме, и папе. Вот почему так важно показать ее им. Дэвид — уже большой мальчик; он знал, какими странными бывают взрослые. Если не сунуть им что-то под нос, они тебе просто не поверят.