И возгорится Солнце - Колпаков Александр Лаврентьевич - Страница 9
- Предыдущая
- 9/10
- Следующая
…В башне их встретило подавленное молчание. Михаилу показалось, что Борак язвительно улыбается, но это было не так: Борак и не думал злорадствовать. Кедров подбежал к экрану Командного робота, впился взглядом в зеленые кривые. Электронный ток в Космотроне достиг максимума. Робот издал особый звенящий сигнал. Цыба молниеносно переключил башни аккумуляции на полную мощность.
– Бесполезно, – тихо прогудел Кедров, глядя на экран резонанса Биоробота. – Совпадения не будет…
Побледневшая Аура молча кивнула, не в силах говорить. Она лишь показала подошедшему Михаилу на экран. Две яркие кривые на нем – голубая, космотронная, и красная, Биоробота, – не слились. А они должны были слиться!
И только тогда все поняли, что произошло. Резонанса нет! Значит, последний, самый мощный потенциал тока не достиг максимума. Движение протонного луча в туннеле Космотрона ничтожно замедлилось. Но этого было достаточно: протоны вырвутся из Концевого Параболоида на микросекунду позже, чем их «собратья» на. Титане. Протоны не встретятся в поясе астероидов! Они пройдут мимо друг друга. Солнце не возгорится. Ничего не будет.
– Кривые совпали! – воскликнула вдруг Аура, в ее голосе был слабый отзвук надежды.
Кедров покачал головой:
– Они должны были сделать это секунду назад.
– Но почему?! – закричал Михаил и осекся. Он сам понял, почему: следы разбитых геонов проникли в туннель Космотрона, на исчезающе малую величину замедлили скорость протонов.
– Да, да… – глухо бормотал Кедров, глядя на него пустыми глазами, и медленно опускался на пол, чувствуя, как волна раскалывающей боли охватывает мозг.
Все, кто мог, оставили свои места, бросились поднимать его.
– Всеволод!.. дорогой, – умоляла Аура. – Что с тобой?..
Борак осторожно потряс его за плечо:
– Коллега… Ну, что ты?!. Никто не виноват. Флуктуация Солнца. Спонтанный взрыв. Кто мог предвидеть? – Но голос его дрожал, а взгляд был прикован к раструбу Космотрона. Тот почти скрылся в мерцании энергетических вихрей.
Вдруг космос прорезала ослепительно белая черта.
– Вырвался, – сказал Цыба упавшим голосом. То был протонный луч, способный превратить любую планету Системы в газовую туманность. С горящих равнин Меркурия поднялись невиданные смерчи, на ГАДЭМ обрушились пылевые тучи, металлический град, обломки скал.
– Выключите Космотрон! – умоляла Аура, бессознательно прижимая к груди голову Кедрова. – Остановите!
– А толку что? – мрачно сказал Цыба и потерянно махнул рукой. – Энергия вложена, протоны улетели…
Кедров медленно приходил в себя, шатаясь вставал на ноги. Все услышали его тяжелое, прерывистое дыхание.
– Что с тобой? Что?.. – испуганно спрашивала Аура, пытаясь расстегнуть на нем скафандр.
«Эх, дружище корифей… – с горечью думал Михаил. Его охватило отчаяние. – Неужели все рушится?».
Как заводной манекен, Кедров отстранял руки Ауры, а сам рвался к пульту. Наконец он почти упал в кресло. Поймал руку Михаила:
– Помоги… – прохрипел Кедров. – Скорей… Проектор… Микрофильм «Теория тяготения».
Сознание Кедрова медленно прояснялось, но боль в мозгу не утихала. И он понял, что это возмездие. За расточительство. Перед ним прошла вся его жизнь. Он закрыл глаза, потер виски. Словно наяву увидел строгое, умное лицо друга детства Кристофера, его поблескивающие очки, спокойный голос. Кристофер был врачом духа, избравшим науку с немного смешным названием «церебрология». «Ничего не поделаешь, Сева… Эти приступы будут повторяться. Если не сбавишь нагрузку на свой мозг. Пойми. Ты… Как бы это сказать… Симптом. Нет, иначе. Первая ласточка. Да, да! Первая ласточка. Вестник грядущей расы людей с могучим интеллектом – качественно иным, чем у нас, их несовершенных предшественников. И появятся они неизбежно. Материя, стремясь бесконечно глубоко познать самое себя, создала нас и других разумных… Но это лишь первая ступень… Какая-то флуктуация в саморазвитии мыслящего духа породила тебя, вернее, твой мозг. Преждевременно. На сотню лет. А ты – человек своей эпохи и еще не готов к этому. Недостаточно гармоничен. Не умеешь пользоваться этим благом, Сбавь нагрузку!.. Предупреждаю тебя».
И Кедров понял истину. Он стал рабом собственного мозга, данного ему преждевременно. Всю жизнь его увлекал этот дьявольский поток развивающейся мысли, не оставляя ни времени, ни сил для простых радостей бытия. Его сердце не хотело знать иных эмоций, кроме ненасытной потребности мыслить, проникать в бесконечность еще не освоенных глубин познания.
Разумом он понимал все: и красоту природы, и движения сердец людей, которые окружали его. И Ауру. Да, он виноват перед ней. Слишком долго испытывал ее терпение. Он ничего не мог ей дать, не мог любить ее. Хотел, но не мог. Этот мозг отнял у него все. А она не хотела понять. Просто ей было непонятно это. И ничего тут не поделаешь. А сейчас надо сделать все, чтобы помочь этим славным, милым ребятам.
Михаил тронул его за плечо!
– Вот это?
Кедров лихорадочно переворошил груду микрофильмов. Выхватив одну из катушек, вложил в проектор. На экране возникли строки.
– Читай! – сказал Кедров. Его голос окреп. Боль, невыносимая боль, проходила.
– Если сообщить телу скорость, предельно близкую к световой, его масса бесконечно возрастет. Оно станет подобным мощному центру тяготения: Солнцу, звезде либо крупной планете, – прочел Михаил и непонимающе посмотрел на Кедрова, на Борака, стоявшего рядом.
– Вот именно, – подтвердил Кедров. – Такое тело может оттянуть на себя протонный луч. Исправить его отклонение. Тогда встреча состоится! – Он потер виски.
– Но это ведь теория, – выразил сомнение Борак, напряженно слушавший все, что говорил Кедров. – Где взять такое тело?
– Универсон, – сказал Кедров.
Словно вспоминая что-то давно забытое, он мельком посмотрел на дисковидный корабль, который стоял на площадке перед башней.
– Универсон?.. – машинально повторил Борак. – Да!.. Конечно! Его можно разогнать до любой скорости! Лишь бы была энергия.
– Ее даст Космотрон! – Кедров взглянул на приборы. – Столько, что хватит на разгон целой планеты. Садись, рассчитывай!.. Я дам уравнение.
– Что рассчитывать? – не понял Борак.
– Сколько нужно энергии! – нетерпеливо прогудел Кедров. – Режим разгона, траекторию преследования. И главное – время! Когда стартовать, чтобы Универсон догнал протоны?..
– Что ты говоришь? – ужаснулся Борак. – Нет! Нет!.. Это невозможно! Это лишь теория!.. Я подумаю…
– Время! – прервал его Кедров, показывая на часы. – Прошло четыре минуты с тех пор, как вырвался протонный луч. Ждать больше нельзя!
Борак послушно сел за пульт. Три долгие, томительные минуты решал электронный вычислитель систему тензорных уравнений, составленных гением Кедрова. Михаил, крупными шагами мерявший зал, от волнения пощелкивал пальцами. Этот сухой звук странно гармонировал с внутренними шумами вычислителя.
Аура, поднявшая голову при первых словах Кедрова, настороженно переводила взгляд то на Михаила, то на Борака и не могла понять, о чем идет речь.
– Что ты задумал? Что? – спрашивала она Кедрова, но тот молчал.
Загорелся оранжевый круг на панели вычислителя, машина выбросила готовое решение. Кедров схватил бланк, жадно прочел.
– Еще не поздно! – воскликнул он. – В нашем распоряжении семь минут… Сосредоточивайте энергию! – Он резко встал и ринулся к выходу, застегивая скафандр. У выхода остановился, обернулся, сказал Михаилу:
– Помоги подготовить Универсон, Захвати аварийный запас космонавта.
Аура глянула на Универсон, на Концевой Параболоид. Углядела в глубине космоса радужные волны, просвечивающие сквозь вихревое клокотание материи. Эти волны оставлял после себя протонный луч. И поняла все.
– Нет! – вскрикнула она, бросаясь к Кедрову, – Что ты задумал?! Нет!..
Кедров взял ее руки, ласково прогудел:
– Успокойся. Я знаю, что делаю. – А сам смотрел поверх се головы на протонную «воронку», «высверленную» в космосе. И думал о том, что протонный луч с Титана, разминувшись с меркурианским, может задеть Меркурий. Он опустил руки Ауры, быстро надел шлем.
- Предыдущая
- 9/10
- Следующая
