Вдова в январе - Колбергс Андрис Леонидович - Страница 23
- Предыдущая
- 23/70
- Следующая
Маргита думала, что теперь Сэм переберется к ней, но этого не произошло. Зато он забегал сюда два-три раза на дню, чаще всего в ее отсутствие, и приводил с собой гостей. Иногда одного, иногда нескольких. Это видно было по кофейным чашкам в раковине. Если Маргита была дома, Сэм просил ее сварить кофе и подать печенье. Сам он тем временем демонстрировал гостям чудеса строительства и рассказывал, что скоро проведет сюда телефон. А некоторых просил не рассказывать о виденном — это была верная гарантия, что те разтрезвонят по Риге. Если же оставался ночевать, то принимал много снотворного, иначе не мог заснуть, чего раньше с ним не случалось. И вообще Маргите казалось, что, обычно полный энергии и сообразительности днем, вечером он сникал, точно под нечеловеческим грузом. В контору забегал только на несколько минут, видимо, улаживая какие-то другие дела, но по телефону его спрашивали непрерывно, и Маргите больше приходилось проводить время в его кабинете, чем в своей бухгалтерии.
— Будет позднее… Вышел… Позвоните часа через два…
А что она еще могла ответить? Разве что записать номер телефона, куда Сэма просили непременно позвонить, когда появится.
Но вот как-то Сэм пропал совсем. Ни в конторе его не было, ни к ней не появлялся. Она начала тревожиться, хотела уже попросить кого-нибудь позвонить ему домой, не заболел ли. Не мог же он уехать, не сказавшись?
В обеденный перерыв Маргита пошла домой взглянуть, не появлялся ли Сэм. Если даже и не оставит записки, она увидит это по посуде на кухне.
Проходя через двор, она поздоровалась с дворничихой, которая беседовала с тремя молодыми мужчинами. На одном была наглухо закрытая на «молнию» нейлоновая куртка, словно он был простужен. Дворничиха кивком ответила ей и продолжала разговаривать.
Не успела Маргита запереть за собой дверь, как снаружи кто-то нажал кнопку звонка — и мягко ударил электрический гонг.
На пороге стоял человек в наглухо застегнутой куртке.
— Это вы будете… — Он отчетливо произнес ее фамилию, имя и отчество.
— Да.
Тогда он предъявил служебное удостоверение и ордер на обыск. Тут появились двое других с дворничихой. Последняя теперь держалась весьма официально: можно было подумать, что она Маргиту даже и не знает.
Дворничиху попросили найти понятых, Те все время обыска просидели, ни слова не сказав, подписались и ушли.
Главным, видимо, был в куртке, потому что он задавал Маргите вопросы и вписывал все в специальный бланк.
— Есть ли у вас в квартире деньги и драгоценности?
Маргита выдвинула ящик старомодного буфета — там было рублей тридцать, потом другой, под зеркалом, — несколько стандартных колечек и серебряный браслет.
— Есть ли в квартире деньги и драгоценности, которые передало вам на хранение другое лицо?
Маргита покачала головой.
— Да? Нет? Жесты я протоколировать не могу.
— Нет.
Подчиненные его перебирали и разглядывали флакончики с парфюмерией и тюбики с кремом, смотрели, как у стульев приклеены ножки, щупали обивку дивана, легко, кончиками пальцев, проводили по релину — нет ли чего под ним. Работали они чрезвычайно медленно и методично.
— Начальник, надо все-таки аппарат, тут только что делали ремонт. — И один из них постучал по стене. — Пустота в нескольких местах, но, может быть, стены такие — дом-то уже не новый. Жалко ломать.
— И если можно женщину какую-нибудь, — подхватил второй. — В грязном женском белье рыться…
— Может быть, вообще другую бригаду? — с издевкой спросил главный. Вид у него был такой, будто его донимает язва желудка.
— У кого еще есть ключи от квартиры и кто сюда может попадать в ваше отсутствие?
Маргита замялась, потом сказала.
За буфетом, плотно прижатом к стене, нашли завернутую в бумагу толстую пачку денег. Ровно две тысячи рублей.
— Что это за деньги?
— Не знаю.
— Значит, не ваши, и вы на них не претендуете?
— Нет, — испуганно выдохнула Маргита.
Вечером, когда обыск кончился, ей пришлось поехать в управление милиции. Через час Маргиту вызвал в кабинет майор, которого она раньше не видала. Он спрашивал ее подробно и бесстрастно. Ничего из сказанного Маргитой он не опровергал, только записывал и записывал. Во время допроса несколько раз открывалась дверь, его куда-то вызывали, но он отказывался идти — раньше надо закончить разговор с этой гражданкой.
Вопросов у него хватало. Когда познакомилась с Сэмом? Кто был при этом? Где? Из какого города был Валериан? Кем работает? В какой гостинице жил? Кто это может знать? Лидка? Фамилию, пожалуйста. Адрес не знаете? Спасибо, достаточно места работы. У каких друзей Сэма вы бывали дома? Он вам давал деньги? Вы записывали телефоны, по которым он должен был позвонить? На чем записывали? На листочках календаря? Один момент!
Майор снял трубку и позвонил в контору. Хотя была уже поздняя ночь, там находились люди, так что майор попросил продиктовать ему записанные Маргитой телефоны.
Уходя, она столкнулась с Миервалдом. Оказывается, милиционеры его только что подняли с постели. Он был взлохмаченный и сонный, но кинул взгляд на идущую навстречу Маргиту и выпалил:
— На Сэма объявлен всесоюзный розыск!
На другой день в контору явились ревизоры. Но самая тщательная проверка технической документации и бухгалтерских документов не дала желаемых результатов. Не считая кое-каких мелочей, ревизоры ничего не обнаружили, и Маргите показалось, что уходили они несколько раздосадованные.
В правлении кооператива, где наверняка знали об их отношениях с Сэмом, ей предложили подать заявление. Разумеется, она могла бы отказаться и даже судиться, но не сделала этого — зарплата здесь маленькая, бухгалтеры везде требуются. Спустя две недели, когда пришло известие об аресте Сэма в далеком волжском городе, Маргита уже работала в отделе зарплаты большого завода. В похожей на зал комнате стояли десять столов, все время кто-то разговаривал по телефону, стучали счеты и жужжал арифмометр, когда начальница проверяла расчеты, сделанные предварительно на маленькой электронно-счетной машине.
Работали здесь только женщины, все уже давно замужние, с детьми, так что разговоры были всегда чисто семейные: о месте в пионерском лагере, о том, что сегодня есть в кулинарном столе столовой, об одежде, необходимой на зиму, о детях, которые хорошо учатся или не хотят учиться, и, конечно, об отношениях с мужьями. После широкого диапазона разговоров, обсуждения глобальных проблем, взлета мысли Сэма, после всего блеска, который ее окружал, — ведь среди их знакомых никому и в голову не пришло бы даже упоминать какую-то десятирублевую премию, не то чтобы ссориться из-за того, что не всем она достается, — Маргита чувствовала себя отброшенной назад, из центра на окраину. Она презрительно посмеивалась в душе над сослуживицами, так как считала себя явлением более высокого порядка, почти аристократкой, работала стиснув зубы, но порученное ей выполняла. Она еще ждала. Ждала, что Сэм выпутается из неприятностей, так как верила в его звезду. Ведь он же умнее этих следователей, по кабинетам которых ей теперь приходилось ходить. И потому внутренний голос говорил ей, что Сэм скоро будет на свободе. Кроме того, судя по вопросам следователей, в смертных грехах Сэм не обвинялся, хотя явно был не без вины, так что Маргита старалась ему помочь, в пределах возможного, отвечала на вопросы следователей главным образом «не знаю» или «не помню». Следователи все это как будто принимали на веру, записывали, но потом задавали такие окольные вопросы, на которые уже невозможно было отвечать «не знаю» и «не помню». В большинстве случаев Маргита не понимала, к чему этот вопрос ведет, какое звено в цепи проясняет, поэтому думала, что вышла из положения победительницей. Она была так уверена в превосходстве Сэма над этими следователями, костюмы которых говорили о том, что зарплата у них не шибко большая и связей никаких нету, что даже ожидала вопросов об их интимных отношениях, чтобы высокомерно и вызывающе бросить им в лицо: «Он был настоящий мужчина! Я его люблю и буду любить, что бы вы мне о нем ни говорили!» Но вопросов этих не задавали — следователи интересовались только мелочами.
- Предыдущая
- 23/70
- Следующая
