Тень - Колбергс Андрис Леонидович - Страница 47

• Предыдущая
• 47/51
• Следующая

— К сожалению, это уже невозможно. — Женщина опустила голову.

— Простите… понимаем… — Эрик неловко поклонился.

На троллейбусной остановке некуда было спрятаться от колючего ветра, взявшего разгон на просторном перекрестке. Виктор переписал этот адрес на отдельный листок. Один адресок там уже был — женщина уехала работать куда-то далеко, родственники обещали сообщить, если получат от нее весточку. Она вернулась из больницы без ребенка.

— Напрасно стараешься, — заметил Эрик. — Если она жила тут без прописки, то в регистрационном журнале не могло остаться ее адреса.

— Может, не хотела говорить настоящий и назвала этот. Или надеялась, что ее здесь пропишут.

— В больнице предъявляют паспорт.

— А кто паспорт потерял, разве не рожают?

— Серьезно, требуют паспорт.

— Верю, верю.

— Все равно этим адресом мы не сможем воспользоваться!

— Справочному бюро достаточно знать фамилию, имя, отчество и год рождения.

— Ты просто упрямишься. Не хочешь отступиться от своего.

— Ну и ладно.

— Не болтай, где там следующий адрес, ночь на носу. Тебе ничего, будешь дома спать, а мне рано утром на работу!

— Тебе, конечно, труднее, но ты же у нас закаленный и ко всему привычный!

Эрик не расслышал горечи в голосе Виктора, он не знал, что тот весь день размышляет, где бы переночевать, сравнивая себя с бездомным псом.

Позже, проводив Эрика на автобус, Виктор доехал до вокзала, где в одной из автоматических камер хранился его скарб. Надел свитер — что-то знобило, а болеть ему сейчас было совсем некстати. Два предыдущих дня прошли в напрасных поисках комнаты. Правда, он договорился на завтра о встрече с каким-то типом, предлагавшим хибару на взморье. Видимо, тот искал кого-нибудь, кто жил бы на даче зимой.

— Вы только купите калорифер, — сказал он. — И вовсе не обязательно жечь его весь день, комната небольшая, за ночь прогреется. Деньги я согласен получить в два приема. До Нового года — сейчас, остальные после.

Свитер согревал, но дрожь не проходила. Недалеко от вокзала была дыра, где обычно ночевал Коля-Коля.

Там хотя бы теплее, подумал Виктор.

На темной кухне, больше похожей на помойку, Коля-Коля с хозяйкой, грязной старухой, рыдая, пил водку. Виктору он обрадовался как родному.

— На! — он налил, всхлипывая, чайный стакан до краев. — Выпей, друг! За Васю Таракана!

— Не бойсь, доктора спасут! — перебила старуха. — Нынче медицина чудеса вытворяет!

— Взяли Таракана, взяли человека, — продолжал Коля-Коля завывать, как хорошо оплаченная плакальщица. — Замели, проклятущие!

Оказалось, что слезы эти меньше всего относятся к самому аресту. Коля-Коля оплакивал вообще акт неуважения к человеческой личности. По словам очевидцев, пострадавший гражданин, у которого Таракан вытащил кошелек из кармана, зверски его избил. Лежа на земле, Таракан кричал: «Не бейте! В милиции разберутся!» А этот гад поставил его на ноги и опять двинул по морде.

— Вся вывеска в крови! — скулил Коля-Коля. — Совести у людей нету! Вор в законе, весь Север прошел… Там его и пальцем никто не тронул, а тут какой-то фрайер избивает до крови! А ведь Вася инвалид. Туберкулезный он. Выпей, выпей, браток, подрезали вольной птице крылья!

Виктор выпил, но мрачные мысли не отставали. Кто следующий? И что ждет впереди?

Близились Октябрьские праздники, по главной улице разъезжала машина с гидравлическим подъемником, предназначенным для замены перегоревших ламп, — высоко над проезжей частью вывешивались флажки союзных республик. Автомашина службы «Ригасвет» улиткой ползла вдоль осевой разметочной линии. Виктор и Эрик залюбовались рабочим, стоявшим в выдвижной металлической корзине: он брал из стопки флажок и точным движением цеплял его за проплывающий мимо провод или оттяжку.

Братья сидели в «самозваном» скверике, фактически во дворе, заросшем старыми кустами сирени, жасмина, вишневыми деревцами. Детская песочница, качели и скамейки тоже, видимо, появились еще в то время, когда этот двор был скрыт от постороннего взгляда за дощатым забором; но вдруг почему-то возникла необходимость снести забор, и окрестным жителям достался еще один зеленый уголок, сюда стали наведываться в основном дети. Вечерами со всего района в скверик стекались собачники — очень уж нравилось колли, пуделям и прочим псам справлять свои надобности под сенью сиреневых кустов.

Четырехэтажный дом смотрел из глубины двора на эти перемены.

— Что поделываешь на праздники? — спросил Виктор.

— Поведу жену на бал.

— Для тех, кому за тридцать? Слышал, теперь только два вида вечеров. Для тех, кому за тридцать и кому нет еще пятнадцати.

— Мы сняли столовую. В складчину. С оркестром.

— Лучше бы в ресторане.

— Не все могут сколачивать тару в подсобках и зарабатывать три сотни в месяц.

Виктор невольно взглянул на свои ладони. Фаланги пальцев в ссадинах, кожа растрескалась, полно заноз. Неприятно ныли мелкие незаживающие ранки, которые он по неопытности наживал, работая с металлической лентой.

— Идет! — Виктор локтем подтолкнул Эрика.

Женщина свернула в скверик. Усыпанная гравием дорожка вела к дому. Над дверью горела лампочка без плафона — несколько ступенек парадной лестницы она освещала ярко, как сцену. Женщина была хорошо видна. Независимый вид, лицо ухоженное, элегантная сумочка. Удерживая в памяти облик проходящей женщины, они затем впивались взглядом в окно на третьем этаже, второе от угла. Из этой она комнаты или нет? Если из этой, то сейчас в ней вспыхнет свет, если нет… Если не из той, то им все равно. Они тут для того, чтобы дождаться женщину, которая зажжет огонь во втором окне от угла. В окне с белыми накрахмаленными занавесками, расшитыми светло-зеленым орнаментом, идущим плотными горизонтальными рядами, — при дневном свете удалось различить и эти мелочи…

— Не она, — вздохнул Виктор, едва осветилось другое окно.

— Что ты ей скажешь? — спросил Эрик.

— Почему я?

— Потому что ты старше, тебе и карты в руки.

— Я старше только по документам!

— Ну, потому что из-за тебя мы начали.

— Еще не сказано, она ли это будет.

— Почти наверняка. Время совпадает, место совпадает… Семейное положение совпадает… Слишком много совпадений для одного человека.

— Кроме одного: родила ли она двойню? Пока нам это неизвестно.

— Раз уж тебя взяли Вазовы-Войские, нигде в документах двойня фигурировать не может. В документах значусь один я. — Эрик приумолк, затем продолжал: — Много адресов осталось?

— Восемнадцать и дама с улицы Пиена.

Они уселись спиной к дому, глядеть на улицу было веселее, и принялись болтать о всякой всячине, чтобы разрядиться. Слишком долго ждут они своей минуты, которая тем не менее неотвратимо близится, — так истощается струйка в песочных часах. Хотя эта женщина может вообще не прийти, соседи предупреждали: с работы она возвращается затемно.

— Черная икра не нужна? Мне утром предлагали, а я не взял. Куда девать? Чай иногда дома завариваю, и все. Ветчина и рулет сегодня были. Если что-нибудь надо, я возьму.

Эрик покачал головой.

— Не беспокойся, мне вовсе не трудно.

— Ты не понял.

— Дурак!

— Какой уж есть, не взыщи.

— Это потому, что ты… Ты даже не представляешь себе, как люди живут. Но я, к сожалению, так жил, и, может быть, моя беда именно в том, что копыта и ребра меня уже не удовлетворяют, я тоже хочу кусок вырезки!

И Виктор принялся выкладывать свои наблюдения за несколько недель работы. Он рассказывал посмеиваясь, а Эрик отчего-то краснел, будто это он, а не кто-то другой пользовался всяческими лазейками, чтобы подкармливаться. Он с радостью возразил бы, если бы мог. Виктор быстро освоился с торговой атмосферой, продавщицы ему симпатизировали, так как он никогда не отказывался перетащить мешок или ящик во время отлучки подсобника. В головном магазине работали почти исключительно женщины в возрасте. Сами они на Виктора не заглядывались, но женить обещали — в каждой женщине, затаившись, живет сваха. Если выпадал юбилей и в честь него устраивалось кофепитие, обязательно приглашали и «того парня с молоточком». Ничто не предвещало, что над его головой сгущаются тучи, однако два дня назад директор имел неприятный телефонный разговор, после которого стал смотреть на Виктора другими глазами.

• Предыдущая
• 47/51
• Следующая