Невинное развлечение - Куин Джулия - Страница 49

• Предыдущая
• 49/59
• Следующая

Другого разрешения ему не потребовалось. Одной рукой удерживая ее близко от себя, другой он начал расстегивать обтянутые материей пуговицы на спине ее платья. Они легко проходили сквозь петли, так что уже через минуту платье с шорохом соскользнуло к ее ногам.

Она стояла перед ним в сорочке и корсете, белевшими в лунном свете, проникавшем в комнату через верхнюю веерообразную часть единственного окна. Она выглядела такой прекрасной, такой эфемерной и чистой, что он поймал себя на том, что сейчас следовало бы остановиться, чтобы запечатлеть в своей памяти этот образ, хотя его тело жаждало близости.

Движением плеч он сбросил сюртук, потом ослабил узел галстука. Она молча за ним наблюдала. Ее глаза блестели от возбуждения и удивления.

Он расстегнул верхние пуговицы рубашки, стянул ее через голову и положил на стул, так чтобы она не смялась.

Она тихонько рассмеялась и прикрыла рот ладонью.

— Что?

— Ты такой аккуратный, — смущенно сказала она.

Он посмотрел ей через плечо.

— По ту сторону двери находятся четыреста человек.

— Но ты собираешься погубить мою репутацию.

— Разве я не могу сделать это аккуратно?

Теперь она уже смеялась. Она подняла с пола платье:

— Тебе нетрудно будет сложить и его?

Он стиснул губы, чтобы не расхохотаться, и молча взял у нее платье.

— Если у тебя будет туго с деньгами, — сказала она, наблюдая, как он вешает платье на спинку стула, — ты всегда сможешь найти место добросовестной горничной.

Он постучал пальцем по левому виску около глаза и пробормотал:

— Ты разве не помнишь, что я дальтоник?

— О Боже. — Она стиснула ладони, изображая приличную леди. — Да, это проблема.

Он пожирал ее глазами.

— Я смог бы восполнить этот недостаток за счет исключительной преданности своей хозяйке.

— Верность и преданность всегда ценятся в слугах.

— А в мужьях? — спросил он у самых ее губ.

— В мужьях это ценится особенно высоко.

Его руки уже развязывали шнурки корсета.

— Я очень верный.

— Это хорошо.

Он потянул за шнурок, а потом просунул палец под узелок.

— Я могу сказать слово «преданность» на трех языках.

— Правда?

На самом деле ему было все равно, интересно ли ей это. Он планировал заняться с ней любовью на всех трех языках, но на первый раз он ограничится английским.

— Верность, — прошептал он и поцеловал ее, чтобы она не отвлекалась на вопросы. Он расскажет ей все, но не сейчас. Не сейчас, когда он стоит без рубашки, а ее корсет расшнурован и вот-вот упадет на пол. Не сейчас, когда он снимает с нее сорочку.

— Я люблю тебя.

Он нагнулся и поцеловал ключицу.

— Я люблю тебя.

Он переместился к изящной линии ее шеи.

— Я люблю тебя.

Он снова прошептал это, и она ощутила его горячее дыхание у себя над ухом.

Не переставая целовать ее, он лихорадочно расстегивал брюки. Он уже был в таком состоянии, что не понимал, как ему удалось так быстро снять сапоги, но уже в следующее мгновение он поднял ее на руки и отнес на диван.

— У тебя должна была бы быть приличная кровать с простынями и подушками, — пробормотал он.

Но она просто покачала головой, сцепив пальцы у него на затылке, и притянула его к себе для поцелуя.

— Я сейчас не хочу быть приличной. Я хочу тебя.

Это было неизбежно. Он уже какое-то время об этом догадывался — кажется, с того момента, когда она спросила его, собирается ли он делать ей предложение. Но сейчас случилось что-то такое, что превратило соблазнение в чистой воды безумие.

Он положил ее на спину и тут же накрыл ее своим телом. Их прикосновение друг к другу — кожа к коже — было подобно удару током.

Ему страстно хотелось зарыться в нее, узнать ее, но он не мог себе позволить спешить. Он не знал, сможет ли он довести ее до полного завершения. Никогда раньше он не занимался любовью с девственницей — ему даже в голову не приходило, что такое возможно. Но Бог свидетель, она ни о чем не пожалеет. Когда все кончится, она поймет, что он ее боготворит. Что она любима.

— Скажи мне, чего бы ты хотела? — спросил он.

— Что ты имеешь в виду?

Он обхватил ладонью одну грудь.

— Это тебе нравится?

Он услышал, как она задержала дыхание.

— Нравится? — тихо сказал он, целуя ее в шею.

Она кивнула:

— Да.

— Скажи мне, что тебе нравится, — повторил он, и его губы скользнули к соску. Он слегка дунул на него, провел вокруг него языком, а потом захватил губами.

— Это мне нравится, — выдохнула она.

«Мне тоже», — подумал он и передвинулся к другому соску — для соблюдения баланса, сказал он самому себе. На самом же деле он не мог вынести того, чтобы хотя бы один дюйм ее тела остался без поцелуя.

Она выгнулась ему навстречу, а он одной рукой обхватил ее за ягодицы, а пальцами другой начал гладить нежную кожу внутренней части бедра. В следующее мгновение пальцы оказались так близко к самому центру ее женского естества, что он почувствовал его жар.

Он не переставал целовать ее, а его пальцы ласкали ее и гладили, а потом оказались внутри.

— Гарри! — вскрикнула она в изумлении. Но расстроена она явно не была.

— Тебе это нравится?

— Да, да, — пролепетала она, — но я не…

Его пальцы вошли глубже. Влажные, горячие лепестки сводили его с ума. Он еле сдерживался.

— Что ты не?..

— Я не знаю.

Он улыбнулся:

— Ты не знаешь — чего?

— Я не знаю, чего я не знаю, — довольно резко ответила она.

Он удержался от смешка, но его пальцы на мгновение замерли.

— Не останавливайся, — закричала она. И он не остановился.

Не остановился, когда она простонала его имя. Когда она так впилась ногтями в его плечи, что он был уверен, что у него останутся царапины. И он уж точно решил не останавливаться, когда она содрогнулась с такой силой, что чуть было не вытолкнула его из себя.

Джентльмен мог бы в этот момент остановиться. Она испытала наслаждение и при этом осталась девственницей, а он, наверное, животное, если хочет овладеть ею по-настоящему. Но он просто… не мог.

Она уже принадлежит ему.

Но не так, как он принадлежит ей.

И прежде чем она успела отойти от того, что с ней произошло, а тем более — осознать, он вынул пальцы и устроился у нее между ног.

— Я люблю тебя. — Его голос был хриплым от обуревавших его эмоций. — Я должен тебе об этом сказать. Я хочу, чтобы ты об этом знала. Прямо сейчас.

После этого он приподнялся и легко вошел в нее. Он думал, что она начнет сопротивляться, но она все еще была так возбуждена, что приняла все как должное. Он содрогнулся от наслаждения, от волшебного соединения их тел. У него было такое чувство, что он еще никогда не испытывал ничего подобного. Желание взяло верх, и он потерял контроль.

Если бы он уже только что не доставил ей наслаждения, могло бы показаться, что он слишком торопится, что эта поспешность постыдна. Но он напрягся, вскрикнул и в изнеможении упал на нее.

Оливия уехала первой.

Она не помнила, как долго они пролежали на диване, пытаясь сначала прийти в себя, а потом — нормально дышать, но у них ушло немало времени на то, чтобы привести себя в порядок. Гарри не смог так же хорошо завязать шейный платок, как это делал его камердинер, а Оливия поняла, что одного носового платка недостаточно, чтобы устранить…

Господи, она не могла произнести эти слова даже про себя. Она не жалела о том, что сделала. Это был самый замечательный, великолепный, изумительный опыт в ее жизни.

Наконец, оглядев друг друга, они нашли, что выглядят достаточно респектабельно, чтобы появиться на публике. Они решили, что Оливия уйдет первой, а Гарри последует за ней через пять минут.

— Ты уверен, что с моей прической все в порядке? — спросила она, готовясь открыть дверь.

— Нет, — признался он.

Она посмотрела на него в ужасе.

— Но она выглядит неплохо, — сказал он с типичной для мужчины неуверенностью, когда надо было описать прическу дамы, — но я не думаю, что она такая же, как была, когда ты приехала. — Он криво улыбнулся, понимая, что не выдержал экзамена.

• Предыдущая
• 49/59
• Следующая