Невинное развлечение - Куин Джулия - Страница 47

• Предыдущая
• 47/59
• Следующая

Такое было невозможно себе представить. Он прекрасно ездил верхом, а вчера она узнала, какой он сильный. Но все же он казался ей больше интеллектуалом, чем атлетом. Возможно, из-за того, что она в течение многих дней видела его за письменным столом, склонившегося над бумагами.

— Чем вы там занимаетесь? — спросила она.

— Что?

— В кабинете? Вы проводите много времени за письменным столом.

Немного поколебавшись, он сказал:

— Главным образом я занят переводами.

— Переводами? — удивилась она.

В первый раз за вечер ей показалось, что он почувствовал себя неловко.

— Я рассказывал вам, что говорю по-французски?

— Я не предполагала, что так хорошо.

— Я же провел на континенте много лет.

Переводы. Боже мой, он еще более умен, чем она думала. Она надеялась, что они будут на равных. Ей нравилось думать, что она гораздо умнее, чем считают многие. Это потому, что она не притворялась, что ее интересует любая тема, и не старалась заниматься тем, к чему у нее не было интереса.

По ее мнению, так вел бы себя любой разумный человек.

— А перевод отличается?

Он, видимо, не понял.

— Я имею в виду — по сравнению с устной речью? Я толком не владею ни одним языком, кроме английского, так что мне трудно судить.

— Отличается, и очень. Только я не могу объяснить. Устная речь — это нечто… подсознательное, а перевод — это почти математика.

— Математика?

— Я же сказал, что не знаю, как объяснить.

— А я думаю, что в этом есть смысл. Вам приходится складывать картинку из кусочков.

— Да, вроде того.

— Мне нравятся картинки-загадки. — Помолчав, она добавила: — Но я ненавижу математику.

— Это то же самое.

— Нет.

— Если вы так говорите, значит, у вас были плохие учителя.

— Ну, это-то точно. Если помните, у меня сменилось пять гувернанток.

Он улыбнулся ей, и у нее в груди потеплело. Если бы кто-нибудь сказал ей сегодня утром, что разговор о математике и картинках-загадках вызовет у нее дрожь восторга, она бы просто расхохоталась. А сейчас, глядя на него, ей хотелось проплыть по воздуху расстояние между ними и оказаться в его объятиях.

Безумие какое-то.

И восторг.

— Я должен вас отпустить, — сказал он.

— Куда? — Она вздохнула.

— Туда, куда вам надо идти.

«К тебе», — хотелось ей сказать. Вместо этого она собралась закрыть окно.

— Встретимся завтра вечером в это же время?

Он поклонился, и у нее перехватило дыхание. Его движения были так точны и экономны, будто он был средневековым рыцарем, а она — принцессой, которая живет в своей башне.

— Почту за честь.

В ту ночь, заползая под одеяло, Оливия все еще улыбалась.

Да, в любви есть много такого, чтобы каждый нашел в ней для себя радость.

Спустя неделю Гарри сидел за своим письменным столом, глядя отсутствующим взглядом на лежавший перед ним чистый лист бумаги.

Не то чтобы у него было желание что-либо писать. Но после того как он, еще лежа в постели, с необыкновенной тщательностью разглядывал потолок в тщетной попытке придумать, как лучше всего сделать предложение Оливии, он решил пойти в кабинет, сесть за письменный стол и положить перед собой чистый лист бумаги в надежде на вдохновение.

Вдохновение не спешило.

— Гарри?

Он поднял голову, обрадовавшись, что его прервали. Это был Эдвард.

— Ты просил меня напомнить тебе, когда надо начинать одеваться, — сказал Эдвард.

Гарри поблагодарил брата кивком. Прошла неделя с того странного и замечательного дня в Радленд-Хаусе. Себастьян просто переехал к нему, заявив, что дом Гарри удобнее (не говоря уж о более приличной еде), чем его собственный. Эдвард стал проводить больше времени дома и ни разу не пришел домой пьяным. А Гарри вообще перестал думать о князе Алексее Гомаровском.

До этого момента. В этот вечер ему предстояло присутствовать на вечере, посвященном русской культуре. На самом деле Гарри ждал этого вечера с нетерпением. Он любил русскую культуру, и ему нравилась русская еда. Он не пробовал настоящей русской еды с той поры, когда еще была жива его бабушка, которая гоняла поваров на кухне в доме Валентайнов. Вряд ли на сегодняшнем вечере будут подавать икру, но кто знает…

И на этом приеме будет Оливия.

Он собирался сделать ей предложение. Завтра. Он еще не продумал детали, но ждать он больше не мог. Вся эта неделя была сплошным восторгом и мучением, сосредоточенным в этой светловолосой голубоглазой женщине.

Она скорее всего догадывалась о его намерениях. Всю неделю он совершенно открыто за ней ухаживал — приличествующие случаю прогулки в парке и разговоры с ее родителями, а в промежутках украдкой сорванные поцелуи и долгие полночные разговоры из окна в окно.

Он был влюблен. Он уже давно это понял. Оставалось лишь сделать предложение.

А ей — его принять. Но он все же думал, что она примет. Она не говорила ему, что любит его, но и не должна была, не так ли? Это джентльмен должен первым признаваться в любви, а он этого пока не сделал.

Он просто ждал подходящего момента. Когда они останутся наедине. Это должно произойти днем, потому что он хотел как следует разглядеть ее лицо, запечатлеть в памяти эмоции, которые на нем отразятся. Он скажет ей о своей любви и попросит ее выйти за него замуж. А потом он зацелует ее до беспамятства. Возможно, он и сам будет в таком же состоянии.

Кто бы мог подумать, что он такой романтик?

Гарри рассмеялся про себя и подошел к окну. Окно Оливии было открыто, занавески раздвинуты. Это его заинтересовало, и он открыл свое окно и высунулся, подставив голову теплому весеннему ветерку. Он немного подождал на тот случай, если она услышала, что он открыл окно.

Не прошло и нескольких секунд, как она действительно появилась.

— Добрый день! — крикнула она.

— Вы меня ждали? — спросил он.

— Раз уж я в своей комнате, я решила оставить окно открытым. Уже пора одеваться для раута, — сказала она.

— А что вы наденете?

Господи, он стал похож на этих ее подруг-сплетниц. Какая разница, в чем она будет? Ему просто было слишком приятно смотреть на нее, чтобы думать о таких пустяках.

— Мама настаивает на красном бархате, а мне хотелось бы что-то такое, чтобы вы могли различить цвет.

Это было смешно, но ему было приятно, что ради него она решила воздержаться от красного и зеленого.

— Может, голубое? — размышляла она вслух.

— В голубом вы выглядите потрясающе.

— Вы щедры на комплименты сегодня утром.

Он все так же улыбался.

— Я в чрезвычайно хорошем настроении.

— Независимо от того, что вам придется провести вечер с князем Алексеем?

— На приеме будет три сотни гостей. Следовательно, на меня у князя не будет времени.

— Мне казалось, что в последнее время он стал вам нравиться немного больше, — засмеялась она.

Так, наверное, и было. Он все еще думал, что князь глуповат, но он вправил Себастьяну плечо. Если быть точным, он заставил сделать это своего телохранителя, но это, в общем, одно и то же.

Но важнее всего было то, что он признал свое поражение и перестал наносить визиты Оливии.

К сожалению для Гарри, увлечение Оливией сменилось у князя дружеским сочувствием к Себастьяну. Князь решил, что Себастьян должен стать его новым лучшим другом, а потому приезжал каждый день, чтобы справиться о том, как идет выздоровление. Во время этих визитов Гарри уходил в свой кабинет, а потом делился с Оливией подробностями, которые ему передавал Себастьян. Так что все было довольно весело и свидетельствовало о том, что князь Алексей в общем-то безобиден.

— О! Меня зовет мама. Мне надо идти.

— Увидимся вечером.

— Не могу дождаться, — улыбнулась она.

К тому времени как Гарри приехал в особняк посла, бал уже был в полном разгаре. Он не мог точно определить, какие стороны русской культуры отмечались. Музыка была немецкой, еда — французской. Но никого это не удивляло. Водка текла рекой, и настроение у публики было веселым.

• Предыдущая
• 47/59
• Следующая