Невинное развлечение - Куин Джулия - Страница 2
- Предыдущая
- 2/59
- Следующая
Так что Гарри не мог объяснить, почему он продолжал убирать за отцом, хотя это могли делать другие. Может быть, он не хотел, чтобы слуги знали, как часто это случается. А может, где-то на уровне интуиции это было предупреждением о вреде алкоголя. Он слышал, что и отец его отца тоже был алкоголиком. «Неужели этот порок передается по наследству?» — размышлял Гарри.
Но слишком углубляться в проблему ему не хотелось.
А потом, совершенно неожиданно, умерла бабушка. Конечно, не во время сна. Ольга Петровна Оболенская-Делл никогда не покинула бы этот мир незаметно. Она сидела за обеденным столом, собираясь зачерпнуть ложкой суп из тарелки, и вдруг схватилась за грудь, несколько раз судорожно вздохнула и умерла. Позже говорили, что прежде, чем ее голова упала на стол, бабушка, вероятно, была еще в сознании, потому что она не попала лицом в тарелку с супом, а каким-то образом ударила по ней ложкой, так что солидная порция обжигающей жидкости перелетела через стол и угодила прямо в сэра Лайонела, который был слишком пьян, чтобы увернуться.
Гарри не был свидетелем этого происшествия; ему было двенадцать лет, и ему не разрешалось обедать со взрослыми. Но Энн была за столом и подробно все ему описала.
— И тогда он сорвал с шеи галстук!
— Прямо за столом?
— Да, прямо за столом. Так что стал виден ожог! Вот такое красное пятно! — С помощью большого и указательного пальцев Энн показала размер пятна.
— А бабушка?
Энн опомнилась, но всего на мгновение.
— Я думаю, что она умерла.
Гарри сглотнул и кивнул.
— Она была очень старая.
— Не меньше девяноста лет!
— Я не думаю, что ей было девяносто.
— Но она выглядела на девяносто, — буркнула Энн.
Гарри промолчал. Он не знал, как выглядит девяностолетняя женщина, но у бабушки действительно было больше морщин, чем у всех его знакомых.
— Но я еще не рассказала тебе о самом странном, — сказала Энн, подавшись вперед. — О маме.
Гарри заморгал.
— А что она сделала?
— Ничего. Совершенно ничего.
— Она сидела рядом с бабушкой?
— Нет, я не это имею в виду. Она сидела напротив и по диагонали — слишком далеко, чтобы помочь.
— Тогда…
— Она просто осталась сидеть, — оборвала его Энн. — Даже не пошевелилась. Даже не попыталась встать.
Гарри задумался, но не слишком удивился.
— У нее не дрогнул ни один мускул на лице. Она просто сидела. Вот так.
Лицо Энн приняло выражение полного безразличия и отстраненности, и Гарри пришлось признать, что именно так могла выглядеть их мать.
— Знаешь, что я тебе скажу, — продолжала Энн, — если бы бабушка умерла, сидя напротив меня, я по крайней мере не выглядела бы равнодушной. — Энн покачала головой. — Они такие странные, наши родители. Оба. Отец только и знает, что пить, а мама вообще ничего не делает. Я просто не могу дождаться своего дня рождения. Мне все равно, что мы будем вынуждены носить траур. Я выйду замуж за Уильяма Форбуша, и никто не сможет мне в этом помешать. Ни он, ни она.
— По-моему, тебе незачем об этом беспокоиться, — сказал Гарри. — У мамы не будет никакого мнения на этот счет, а отец будет слишком пьян, чтобы вообще что-либо заметить.
— Хм. Ты, наверное, прав. — Губы Энн искривила печальная улыбка, а потом с не свойственным ей проявлением сестринской любви она сжала плечо Гарри. — Ты тоже сможешь скоро уехать. Не беспокойся.
Гарри кивнул. Через несколько недель он должен был уехать в колледж.
Он чувствовал себя немного виноватым за то, что он уедет, а Энн и Эдвард должны будут остаться дома. Но когда он в первый раз отправился в колледж, чувство вины сменилось ощущением облегчения и свободы.
Как же хорошо, что он уехал! При всем уважении к бабушке и ее любимым российским монархам он мог бы назвать свое освобождение великим событием в своей жизни.
Школьная жизнь оказалась именно такой, как и ожидал Гарри. Такой же интересной и полезной. Он учился в колледже Хесслуайт — умеренно строгой школе для мальчиков, родители которых не имели достаточных средств (а в случае Гарри — элементарного интереса), чтобы послать своих сыновей в более престижные Итон или Харроу.
Гарри нравился колледж. Он любил уроки, любил спорт, а особенно то, что ему не приходилось перед тем, как лечь спать, обшаривать каждый уголок дома, разыскивая отца и молясь о том, чтобы тот успел уснуть до того, как его вырвет. Из общей комнаты он прямиком направлялся в свою спальню, радуясь тому, что по пути не встречалось ничего непредвиденного.
Но все хорошее когда-то кончается, и в возрасте девятнадцати лет Гарри окончил колледж вместе со всем классом, в котором учился и его кузен и близкий друг Себастьян Грей. В колледже был выпускной вечер, и большинство мальчиков хотело отметить это событие, но Гарри «забыл» известить об этом родителей.
— Где твоя мама? — спросила его сестра матери тетя Анна. Она так же, как Катарина, говорила по-английски без всякого акцента, хотя в детстве Ольга заставляла их говорить только по-русски. Анна вышла замуж удачнее Катарины — ее мужем стал второй сын графа. Это не стало причиной разрыва между сестрами; в конце концов, сэр Лайонел был баронетом, так что Катарину называли «ваша милость». Но у Анны были связи и деньги и, что было, вероятно, еще важнее у нее был муж (до своей смерти, случившейся двумя годами раньше), который никогда не пил за ужином больше одного бокала вина.
Так что когда Гарри пробормотал что-то насчет того, что его мать очень устала, Анна сразу поняла, что он имел в виду, — если приедет мать, за ней непременно притащится отец. После того как в 1807 году, присутствуя на совете колледжа и желая блеснуть красноречием, он, будучи пьян, не смог связать двух слов, Гарри больше не желал приглашать его на какие-либо школьные мероприятия.
Будучи пьяным, сэр Лайонел обычно проглатывал многие буквы, особенно букву «с», и Гарри не был уверен, что сможет пережить еще одно выступление отца, тем более что в тот вечер отец решил произнести речь, взгромоздившись на стул в тот момент, когда наступила абсолютная тишина.
Гарри постарался стянуть отца со стула, и, возможно, ему это и удалось бы, если бы его мать, сидевшая на стуле рядом, захотела бы помочь сыну. Но она, по своему обыкновению, смотрела в таких случаях строго перед собой, притворяясь, что ничего не видит и не слышит. А это означало, что Гарри пришлось тянуть отца с одной стороны. В результате сэр Лайонел потерял равновесие и с грохотом рухнул на пол, ударившись щекой о спинку стоявшего впереди стула.
Такое событие могло бы привести в замешательство любого, но не сэра Лайонела. Он глупо ухмыльнулся, назвал Гарри «мой шмышленый штарший шынок» и выплюнул зуб.
Гарри сохранил этот зуб. Но он больше не разрешал своему отцу появляться на территории колледжа. Даже если это означало, что он будет на выпускном вечере единственным учеником, к которому не приехали родители.
Тетя Анна настояла на том, чтобы отвезти его домой, за что Гарри был ей благодарен. Он не любил гостей, но Анна и Себастьян уже все знали про его отца. Во всяком случае, почти все. Он не рассказал им о недавней утрате любимого бабушкиного самовара.
Дело в том, что сэр Лайонел споткнулся о стул и в неудачной попытке сохранить равновесие совершил прыжок, приземлившись животом на сервант. Самовар упал, серебряный бок покорежился, а эмаль внутри пошла трещинами и вообще почти вся отвалилась.
В то утро на полу оказались также три тарелки с яйцами и несколько ломтиков поджаренного бекона.
Но если взглянуть на вещи оптимистически, собак еще никогда так хорошо не кормили.
Колледж Хесслуайт был выбран еще и по причине того, что он находился не очень далеко от дома Валентайнов. Так что они доехали до дома всего за полтора часа.
— В этом году много зелени, — заметила тетя Анна, — а розы, наверное, цветут вовсю.
Гарри рассеянно кивнул, стараясь понять, какое сейчас время: еще конец дня или уже начало вечера? Если бы уже было ближе к вечеру, подумал он, ему пришлось бы пригласить тетю и кузена на ужин. Впрочем, пригласить их надо было в любом случае; потому что тетя Анна, конечно, захочет повидаться с сестрой. Но если еще день, они скорее всего рассчитывают только на пятичасовой чай. А это означало, что можно было избежать встречи с Лайонелом.
- Предыдущая
- 2/59
- Следующая
