Повседневная жизнь российских подводников - Черкашин Николай Андреевич - Страница 58

• Предыдущая
• 58/102
• Следующая

Давал знать о себе и холод. Чтобы занять людей и скоротать время, механик и Тунер организовали замер давления в баллончиках «идашек». Давление в норме. Это слегка успокоило народ. Старпом разыскал «шильницу»(лоская жестяная фляжка для спирта, на языке подводников «шила») и разлил для «сугрева» по 20 граммов на брата. Подводники повеселели.

Потом Кубынин нашел во Втором отсеке коробку с жетонами «За дальний поход». Пришла мысль: вручить их вместе со знаками классности нынче же, прямо здесь, в аварийной лодке, на дне Японского моря. Как-никак, а все они сдавали сейчас самый страшный экзамен - на выживание.

Старпом надел командирскую фуражку с золотыми «дубами» на козырьке и стал выкликивать отличившихся:

- Старшина 2-й статьи Лукьяненко!

-Я!

- Ко мне!

Механик держал пальцами клеммы разбитого аварийного фонаря, направив лучик на старпома.

- От имени главнокомандующего ВМФ награждаю вас жетоном «За дальний поход».

- Служу Советскому Союзу!

- Старший матрос Кириченко.

- Я!

- За смелые и решительные действия объявляю вас специалистом 1-го класса!

Достав из кармана коробочку с корабельной печатью, Кубынин при свете аварийного фонаря вписал в военный билет новую классность и скрепил подпись гербовым оттиском.

Матросы весело загудели. 23 октября. 3.20. Борт С-178. Посовещавшись с механиком, Кубынин решил выпустить третью группу. Соображения были такими:

1. Надо, чтобы вышедшие поторопили спасателей со второй кладкой.

2. Начальнику штаба становилось с каждым часом все хуже и хуже: пока может двигаться -пусть выходит.

3. «Чем меньше народа, тем больше кислорода».

Кроме Каравекова в третью партию включили командира моторной группы лейтенанта-инженера Ямалова (новичок, только что из училища) и акустика матроса Микушина, конченого пьяницу и нытика (взяли его в поход последний раз перед списанием на берег и отправкой домой). Всех троих одели в гидрокомбинезоны, зажгутовали.

- Владимир Яковлевич, - просил старпом, - скажите там, наверху что нам нужно еще шесть «идашек». Пусть ускорят подачу!

Первым в узкую шестиметровую трубу забрался Ямалов, ему в ступни уткнулся головой Микушин, затем вскарабкался Каравеков, но тут же вылез обратно. Он хватался за сердце и быстро переключал аппарат на «атмосферу». Его разжгутовали, дали отдышаться. Начальник штаба был бледен. Капли пота дрожали на стеклах маски.

- Ну, что, Владимир Яковлевич, вперед?!

- Вперед…

Это было последнее его слово…

Каравеков влез в аппарат. За ним. задраили крышку. Дважды раздался троекратный стук. Вышли! И тут же застучали в корпус водолазы. Копались они часа три,затем дали сигнал: «Закрыть переднюю крышку открыть заднюю».

Повернув 42 оборота ключом «розмахом»*, старший торпедист Кириченко распахнул заднюю крышку и отпрянул: из трубы осушенного аппарата торчали ноги Каравекова, обтянутые мокрой резиной. Начальник штаба не подавал признаков жизни.

Снова потухли глаза, поникли головы. Покойник в отсеке…

Из трубы торпедного аппарата достали еще четыре «идашки», два аккумуляторных фонаря и резиновую сумку с консервами и соками. Есть никому не хотелось, несмотря на то что истекали вторые сутки.

- Ешьте, ребята! - настаивал старпом. - Иначе сил не хватит на выход.

После приема второй кладки выяснилось, что теперь «идашек» хватает на всех (нашли еще несколько во Втором отсеке). Теперь можно выходить всем!

Простучали водолазам: «Готовы к выходу». Но те, видимо, не поняли - ответили двумя ударами: «Закрывайте крышку». Разумеется, они не знали, что подводники разыскали в отсеке новые аппараты и теперь у них полный комплект. Как договорились ранее, спасатели намеревались передать третью кладку и потом недоумевали, почему в отсеках готовы к выходу. Водолазы настойчиво требовали закрыть переднюю крышку, а Кубынин с не меньшей настойчивостью отстукивал: «Готовы к выходу». Эта перепалка длилась добрых полчаса. Наконец водолазы стукнули один раз: «Выходите».

23 октября. 15.00. Борт С-178.

Стали готовить отсек к затоплению. Все надели гидрокомбинезоны. Отсек начал заполняться водой. Это были самые тягостные и самые мучительные часы. И без того плотный воздух сжимался все больше. Дышать стало очень трудно. Вредные газы, наполнявшие в преизбытке отсечный воздух, стали еще токсичнее, еще вреднее. Темнело в глазах, кружилась голова. А вода, обжимая ноги, живот, грудь, медленно подступала к подбородку.

Зыбин подплыл к Кубынину

- Ну что, Серега, давай открывать крышку

За рукоять «розмаха», открывающего переднюю крышку взялся сам старпом, потом его сменил Кириченко, затем Лукьяненко. Надо было сделать 42 оборота, но каждый проворот ключа стоил невероятных сил: градом катил холодный пот, чернело в глазах. Сказывалось отравление углекислотой**. С облегчением убедились, что воздух, сдавленный в отсеке, никуда не травится. Открыли заднюю крышку Теперь отсек сообщался с морем напрямую - через трубу торпедного аппарата № 3.

- Ну пошли, мужики! - скомандовал старпом.

Пошли, как стояли на стеллажной торпеде: Шарыпов, Тунер…

Едва Тунер, окунувшись с головой в воду вполз в торпедную трубу как в маску ему уткнулись ступни Шарыпова. Матрос пятился. Он вылезал обратно. Тунер вынырнул, а вслед за ним в воздушной подушке появилась и голова Шарыпова. Шарыпов переключил аппарат на «атмосферу» и отрывисто выкрикнул:

- Аппарат… завален… «идашками»…

Так вот почему водолазы упорствовали: они сделали третью кладку! Теперь выход в море забит тяжелыми «идашками».

Матрос Киреев не вынес этого известия и потерял сознание. Его не стали разжгутовывать - бесполезно. Вода стоит выше груди. Ему поддули из баллончика гидрокостюм, и Петя Киреев лежал на воде, как резиновый матрас. Старпом подгреб к механику:

- Валера, попробуй стащить «идашки» сюда или вытолкнуть за борт.

Зыбин нырнул в трубу пополз вперед. Из-за положительной плавучести его все время прижимало к своду аппарата. На тренажерах такого не было. Там труба заполнялась чуть выше половины и ползти было куда легче. Подергал первую суму с «идашкой» - ни туда, ни сюда. Неужели все? Конец? Так глупо…

Зыбин уперся ногами, подтянулся за направляющую для торпед и головой - молясь и матерясь - выпихнул все три сумы за борт. В глазах вспыхнули огненные искры. Подумал: «Теряю сознание», но, присмотревшись, догадался - искрит планктон. Возвращаться в отсек не было смысла: воздух в баллончиках на пределе.

Зыбин дал три удара - «выход свободен» и вылез из трубы в нишу торпедного аппарата.

…Услышав три зыбинских удара, в отсеке возликовали и едва не закричали: «Ура!» Путь к жизни свободен! Один за другим подводники приседали и ныряли в трубу Самым последним, как и подобает командиру корабля, покидал отсек старпом. Кубынин посветил фонарем - все ли вышли? Все. Лишь плавал, поддерживаемый надувным костюмом, Петя Киреев. Кубынин попробовал притопить его и впихнуть в аппарат. Матрос не приходил в сознание, а проталкивать бездвижное тело целых шесть метров по затопленной трубе Сергей не решился. Он и без того чувствовал себя на пределе сил. Отравленная кровь гудела в висках и ушах, ныло в груди лопнувшее легкое. С трудом прополз по трубе. Выбрался на надстройку, огляделся: никого нет. (У водолазов как раз была пересменка). Решил добраться до рубки и на ее верхотуре выждать декомпрессионное время, а затем всплыть на поверхность. Потом потерял сознание. Его чудом заметили с катера…

Сергей пришел в себя в барокамере на спасателе «Жигули». В вену правой руки была воткнута игла капельницы, но боли он не ощущал - лежал в полной прострации. Врачи поставили ему семь диагнозов: отравление углекислотой, отравление кислородом, разрыв легкого, обширная гематома, пневмоторакс, двусторонняя пневмония…

По-настоящему он пришел в себя, когда увидел в иллюминаторе барокамеры лица друзей и сослуживцев: они беззвучно что-то кричали, улыбались. Ребята, не боясь строгих медицинских генералов, пробились-таки к барокамере…

• Предыдущая
• 58/102
• Следующая