Один неверный шаг - Кобен Харлан - Страница 40

• Предыдущая
• 40/59
• Следующая

– Ты ведь в нее влюбился, я угадал?

Вопрос застал Майрона врасплох. Уин никогда раньше не спрашивал его о таких вещах. Более того, он вообще старался избегать этой темы. С точки зрения Уина, рассуждать о любовных отношениях было равносильно обсуждению джазовой музыки с садовым стулом.

– Может быть, – сказал Майрон.

– Это влияет на твою логику, – заметил Уин. – Эмоции превалируют над логикой.

– Я постараюсь этого не допустить.

– Забудь, что ты в нее влюблен. Стал бы тогда продолжать это дело?

– Это имеет значение?

Уин кивнул. Он всегда был понятливым. Гипотетические изыски не имели никакого отношения к реальности.

– Ладно, – предложил он, – давай информацию по стипендиям. Попробую что-нибудь найти.

Оба снова замолчали. Как обычно, Уин выглядел совершенно спокойным и в состоянии полной готовности.

– Есть очень тонкая грань между упорством и глупостью, – заметил он. – Постарайся не перейти черту.

В воскресенье на дорогах оказалось довольно свободно. Через тоннель Линкольна они промчались в одно мгновение. Уин возился с кнопками нового сидиплейера Майрона, выбрав недавно купленный им альбом популярных песен семидесятых. Они послушали «Ночь смерти Чикаго». Потом «Ночь, когда в Джорджии погасли огни». Майрон решил, что в то время ночи были опасным временем суток. Затем передали песню из фильма «Билли Джек». Помните фильмы про Билли Джека? Уин помнил. Пожалуй, даже слишком хорошо.

Последней была душераздирающая «Шаннон», классика семидесятых. Шаннон отдает Богу душу в самом начале песни. На крайне высокой ноте нам сообщают, что Шаннон умерла, и ее унесло в море. Печально. Эта песня всегда трогала Майрона. Мать в отчаянии. Отец теперь вечно подавлен. Шаннон больше нет, и жизнь потеряла смысл.

– А ты знаешь, – спросил Уин, – что Шаннон – собака?

– Шутишь.

Уин покачал головой.

– Если ты прислушаешься к хору, сам поймешь.

– Я разбираю только слова насчет того, что Шаннон умерла, и ее унесло в море.

– А дальше они надеются, что Шаннон найдет остров с тенистым деревом.

– Тенистым деревом?

– Таким, как у нас за домом, – пропел Уин.

– Это не значит, что она – собака. Возможно, Шаннон любила сидеть под этим деревом. Может быть, там висел гамак.

– Может быть, – согласился Уин. – Но есть еще один тонкий намек.

– А именно?

– На диске обозначено, что это песня про собаку.

В этом весь Уин.

– Завезти тебя домой? – спросил Майрон.

– Нет. У меня полно бумажной работы, – объяснил он. – Да и лучше мне держаться поблизости.

Майрон не стал спорить.

– У тебя есть оружие? – спросил Уин.

– Да.

– Еще одну пушку хочешь?

– Нет.

Они припарковались поблизости и вместе поднялись на лифте. В здании было тихо, муравьи уже покинули муравейник. Было даже страшновато, как в тех фильмах про конец света, где на экране показывают брошенные дома, напоминавшие призраки. В полной тишине блямканье лифта напоминало раскаты грома.

Майрон вышел на двенадцатом этаже. Несмотря на воскресенье, Большая Синди сидела на своем месте. Как обычно, все вокруг Большой Синди выглядело миниатюрным, словно в сцене из «Сумеречной зоны», где дом вдруг начал уменьшаться. Еще она напоминала большую плюшевую игрушку, засунутую в розовую коляску Барби. Сегодня на Большой Синди был парик, скорее всего, вытащенный из бабушкиного сундука. Видно, что-то не так с волосами, решил Майрон. Она встала и улыбнулась. Майрон вытаращился на нее и удивился, что не окаменел.

Обычный рост Большой Синди – шесть футов, шесть дюймов, но сегодня на ней были туфли на высоких каблуках. Каблуки взвыли в агонии, когда она поднялась. Одета она была в некое подобие делового костюма. Блуза цветов французской революции, серый жакет, разорванный по шву на плече.

Она подняла руки и покрутилась перед Майроном. Представьте себе Годзиллу, пятящуюся под дулом «Тазера».[20]

– Нравится? – спросила она.

– Очень, – ответил Майрон. «Парк Юрского периода IIL показ мод».

– Я купила его в магазине «У Бенни».

– «У Бенни»?

– В пригороде, – объяснила Большая Синди. – Это магазин одежды для трансвеститов. Но крупные девушки там тоже одеваются.

– Весьма практично, – заметил Майрон.

Большая Синди шмыгнула носом и вдруг расплакалась. На ней было слишком много косметики, отнюдь не водозащитного свойства, и вскоре она напоминала кусок лавы, забытый в микроволновке.

– Ох, мистер Болитар.

Она бросилась к нему с распростертыми объятиями, и пол застонал под ее шагами. Перед глазами возникла картинка из мультфильма, где герои проваливаются сквозь пол, оставляя на каждом этаже дыры в форме контуров своих тел.

Майрон поднял руки. Нет! Майрон хороший! Майрон любить Синди! Синди не обижать Майрон!

Она обняла его, обхватив руками и оторвав от пола. Впечатление было такое, будто ожил водяной матрас и напал на него. Майрон закрыл глаза и отдался на волю провидения.

– Спасибо вам, – прошептала она сквозь слезы.

Краем глаза он заметил Эсперанцу. Она наблюдала за сценой, сложив руки на груди и слегка улыбаясь. Майрон внезапно вспомнил: она благодарит его за то, что они взяли ее на постоянную работу.

– Не за что, – удалось ему произнести.

– Я вас не подведу.

– А не могла бы ты меня поставить на пол?

Большая Синди издала звук, который отдаленно можно было принять за хихиканье. Дети в ближайших трех штатах взвизгнули от страха и ухватились за мамины руки.

Она бережно опустила его на пол. Так осторожно ребенок кладет последний кубик на вершину пирамиды.

– Вы не пожалеете. Я буду работать денно и нощно. И в выходные тоже. Я буду относить белье в стирку. Варить кофе. Я куплю «Йо-хо». Я даже могу делать массаж спины.

В его голове промелькнул образ парового катка, надвигающегося на надкусанный персик.

– Гм, насчет «Йо-хо» ты здорово придумала.

– Будет сделано. – Большая Синди рванулась к холодильнику.

– Она и в самом деле делает прекрасный массаж спины, – заметила Эсперанца.

– Верю на слово.

– Я сказала ей, что это ты настоял, чтобы мы взяли ее на постоянную работу.

– В следующий раз, – сказал Майрон, – позволь мне вытащить у нее из лапы занозу, ладно?

Большая Синди протянула ему банку «Йо-хо».

– Хотите я встряхну, мистер Болитар?

– Спасибо, Синди, я сам справлюсь.

– Да, мистер Болитар. – Она подпрыгнула на одной ноге, напомнив Майрону сцену из «Приключений Посейдона», в которой переворачивается корабль. Протянув ему банку, улыбнулась. И Боги прикрыли глаза ладошками.

Майрон обратился к Эсперанце:

– Что-нибудь новенькое по поводу Лестера?

– Нет.

– Соедини меня с Роном Диксоном. Попробуй домашний номер.

За дело взялась Синди.

– Одну секунду, мистер Болитар.

Эсперанца пожала плечами. Большая Синди набрала номер и заговорила с английским акцентом. Напоминала она Мэгги Смит из пьесы Ноэла Коуарда. Майрон и Эсперанца прошли в офис. Синди переключила туда телефон.

– Рон? Это Майрон Болитар. Как поживаешь?

– Да я знаю, кто это, урод. Твоя секретарша сообщила. Сегодня же воскресенье, Майрон. У меня выходной. Я посвящаю его семье. Это мое личное время. Шанс поближе узнать детей. Почему ты звонишь в воскресенье?

– Ты продаешь Лестера Эллиса?

– И ради этого ты звонишь мне домой в выходной день?

– Это правда?

– Без комментариев.

– Ты же говорил мне, что не станешь его продавать.

– Неверно. Если припоминаешь, мистер суперагент, ты хотел включить в контракт статью о необходимости его согласия на перепродажу. Я отказался, в противном случае он получал бы на пятьдесят кусков меньше. Ты на это не согласился. Теперь это тебе как гвоздь в задницу, верно, выскочка?

Майрон поерзал в кресле. Видно, больная задница беспокоит.

• Предыдущая
• 40/59
• Следующая