Бумажные книги Лали - Кнорре Федор Федорович - Страница 1

• 1/39
• Следующая

Приближался день рождения Лали, они вытащили календарь, стали сверять цифры, и тут обнаружилось, что им обоим на днях стукнет ровно сто лет. Тогда они решили торжественно отпраздновать день своего столетия.

До того им понравилась эта мысль, что Лали с увлечением принялась копаться в старых ящиках и альбомах, отыскивая подходящую картинку для пригласительного билета.

— Вот эта, я думаю, подойдет! — объявила Лали.

— А что на ней нарисовано?

— Она разноцветная. Тут какие-то крошечные человечки тащат что-то похожее на колбаску. Гномы, наверное. Сгибаются от тяжести, надуваются с натуги, но вид у них очень самодовольный. Ими командует Фея с дирижерской палочкой, наверное, волшебной… Все прекрасно, вот я сейчас немножко замажу золотой краской колбаску… Вот так… А сверху пишу: «100» — получается, как будто человечки тащат громадные, тяжелые буквы. А внизу подпись: «Просьба гостям являться без опоздания, ровно в четверг». Ну как?

Прат сидел в своем глубоком кресле у камина и тихонько смеялся, закинув голову, не оборачиваясь.

— По твоему описанию это лучший пригласительный билет, какой я видел в жизни. Но ведь он только один, а гостей будет несколько!

— Ну и что? Ведь мы их приглашаем в четверг. А по четвергам они и так приходят каждый раз. Я наклею приглашение на дверь снаружи. Они явятся, как всегда, и вдруг увидят, что приглашены. Ведь им будет приятно, правда?

Они вместе вышли на крыльцо, наклеили приглашение на дверь и уселись на ступеньках подышать свежим воздухом.

— Я вот о чем подумала, — задумчиво заговорила Лали. — Что, если все у нас было бы наоборот? Мне было столько лет, сколько тебе, а тебе сколько мне? Ты бы не стал относиться ко мне по-другому? Может быть, тебе стало бы неинтересно со мной?

— Какие глупости. Неужели ты думаешь, что из-за таких пустяков могла бы испортиться наша дружба?.. Но по правде говоря, мне очень не хотелось бы опять стать мальчишкой. Очень!

— Мне тоже кажется, так, как сейчас, лучше. Они сидели, держась за руки, на крылечко маленького домика. Прямо от нижней ступеньки начиналась зеленая лужайка, густо заросшая травами. Узенькая тропинка была протоптана к серебристому возвышению лифта.

— Как хорошо и как по-разному пахнут травы, — проговорил, глубоко вздохнув, Прат.

— Да, и подумать только, что когда-то их называли сорными только за то, что их нельзя съесть. Ведь ты помнишь это время?

— Конечно.

Края лужайки были огорожены прозрачной матовой стеной. Она пропускала свет, но сквозь нее ничего не было видно: ни громадных зеркальных шаров энергоудержателей, ни других шестидесятиэтажных и стоэтажных зданий города, потому что сама хижина с ее красной черепичной крышей, старинной каминной трубой и заросшей лужайкой стояли на плоской крыше стодвадцатиэтажного комплекса Центра Связи «Земля — Космос».

— Они удивятся, когда увидят, что явились по приглашению. Правда?

— Вероятно. Но что же делать. Тут нет никакого жульничества, все правда… Ну может быть, самая малость, несколько недель, чтобы все совпало в точности, к четвергу.

— В конце концов это наше личное дело, когда мы хотим отпраздновать наше столетие. Разве нам не исполняется сто лет?

— Но ведь нам надо заказать торт! — хлопнула себя по лбу Лали и, оглянувшись, позвала: — Робби!

Робби, маленький кухонный робот, самообучающегося типа, по обыкновению прикативший следом за Лали, бездельничал, обмениваясь информацией с единственным слугой Прата, неуклюжим Старым Роботом. По обыкновению, тот был занят самопочинкой. На это у него уходило больше времени, чем на работу, но идти в капитальный ремонт он упрямо отказывался.

— Нет-нет, — ворчливо похрипывал он навестившему его Робби. — Они мне уже предлагали заменить левую ногу. «А зачем?» — спрашиваю я их. «Она у тебя поскрипывает». — «Ах, поскрипывает? — говорю я им. — Так замените мне прокладки!» — «Теперь таких уже не выпускают!» — «А ноги выпускают?» — «Нет, мы тебе поставим новые, гораздо лучшие!» — «Ах вот оно что!.. А руки?» — «Руки мы тебе тоже заменим». Ну, тут я все понял… Они доберутся до меня, присобачат мне руки-ноги новомодной модели, а потом отключат, доберутся до моих запоминающих устройств, поставят новые пустые кассеты, и я позабуду все, что запомнил за те годы, что ухаживаю за хозяином: его привычки, наши разговоры, шуточки, и как он болел, и я один ухаживал за ним, и то, как он совсем ослеп, и я один это знал, и как я ему читал газеты и книги!.. Нет, новый шарнир, прокладка, это куда ни шло, даже нога! Я все-таки остаюсь я! А дай им добраться до запоминающих узлов, и я уже буду не я. Нет уж. Большое спасибо. Не позволю я копаться в моих кассетах, которые всю жизнь понемногу записываю… Когда меня отправят в переплавку, лучшие кассеты я оставлю на память о себе хозяину. И он будет меня вспоминать, проигрывать наши общие воспоминания…

— Да, кассеты памяти — это все богатство нашего брата-робота, — сочувственно поддакнул Робби.

И тут его окликнула Лали. Он с облегчением помчался, избавившись от брюзжания старика. — Готов к приему! — бодро выпалил малыш Робби.

Стремительно подкатив к крыльцу на своем бесшумном каучуковом вездеходе, он был похож на мальчишку, скользящего на коньках.

— Робби, — сказала Лали, — нам к четвергу нужен торт. Самый торжественный, парадный торт.

— Праздничный?

— Самый большой, самый праздничный! Столетний юбилей!

— Ясно. — Робби полсекунды жужжал, прорабатывая задачу, затем взлетел на крыльцо, зачем-то занялся измерением дверного проема наискосок по диагонали, забулькал, записывая цифры или свои соображения, это было похоже на подавленный смешок, заиграл где-то подхваченную мазурку, умчался к лифту.

Только на следующий день, в четверг, все объяснилось, когда Робби притащил заказанный ему торт. Его пришлось протаскивать через входную дверь наискосок, наклонив набок, точно крышку круглого стола, купленного на мебельном складе, не подумав, влезет ли он в тесную квартиру.

Как только Робби установил торт посреди комнаты, запахло праздником и стало торжественно.

— Торт «Византийский». Тесто образца «Мечта», слегка подсушенная, лимонно-ананасно-апельсино-ореховая прокладка, крем клубнично-банановый на тертых орехах. Цифры — шоколад, — доложил Робби.

— Отлично! Настоящий «Византийский», пышный, величественный, юбилейный торт. Спасибо!

— Хорошо сказано! — самодовольно мурлыкнул Робби и укатил, не торопясь, то и дело оглядываясь.

Старый Робот, громко скрипя, вошел в столовую и включил камин — так как было лето, он правильно поставил на «слабое тепло» и «веселый огонь».

По всей комнате в воздухе плыли волны ароматов клубники, ананаса, ванильного крема, тертых орехов и бананово-шоколадной смеси. Шоколадная цифра «100» красовалась посредине, вся в завитушках из разноцветного крема, глядя на нее, можно было себе легко представить, как это обычно и получается на юбилеях, что вся прожитая юбилярами жизнь была легкой прогулкой по волнам взбитых сливок среди клубничных островов и ананасных берегов, поросших мармеладными кустиками.

— Ты надела голубое платье! — заметил Прат, коснувшись ее рукава.

— Голубое с золотыми пчелками. Бывает сто разных голубых… Этот цвет очень легко получить, если знать правильный рецепт краски. Стоит взять кусочек настоящего голубого льда, вылить на него кувшинчик горячего синего чистого неба и, когда все закипит, окунуть туда платье. Пчелок нашивают уже потом. Теперь ты его видишь?

— Так ясно, как будто я его сам красил.

— Я люблю это платье. Вероятно, оно очень модное. Во всяком случае нарядные дамы на картинках в старых рыцарских сказках носили такие.

Во время разговора Прат доставал из коробки маленькие свечи и передавал их в руки Лали. Она осторожно втыкала их в мягкую поверхность торта. Сначала выстроила из них частокол по самому краю, потом повела по спирали к середине. Надо было очень аккуратно рассчитывать, чтоб уместились все сто штук и расстояния между свечками, выходили ровные. Но это не очень-то у нее получалось.

• 1/39
• Следующая