Художник и его мамзель - Клюкина Ольга - Страница 3
- Предыдущая
- 3/26
- Следующая
– …да и стоять с непривычки трудно, – продолжал терпеливо, учительским тоном объяснять Павлуша.
– Мне хоть бы сколько заплатили! – перебила его Люба. – Я сейчас на любую работу согласна. Может, у вас за это еще общежитие дают? Раз говорите, что с натурщицами дефицит…
– Нет, общежитие не дают. У нас и своих студентов расселить проблема.
– Все равно – мне такая непыльная работенка подходит. А вы меня туда сможете устроить?
Только вчера вечером Люба размышляла о том, где найти такую работу, чтобы не слишком надрываться, но хоть какие-то деньги получать. А тут как раз подворачивался такой случай. Разделась – и стой себе спокойно, думай, сколько хочешь, о жизни и любви.
– Проще простого, – пожал плечами Павлуша. – А все-таки, какая у тебя основная специальность?
Люба опустила глаза и зачем-то многозначительно вздохнула.
Но почему, собственно, она должна говорить Павлуше правду? Разве ему интересно будет слушать о том, как она училась в кулинарном училище? Может, рассказать ему еще о заводской столовке в Петровске, где она начинала работать поваром? Кошмар, ад наяву…
Он снова кивнет равнодушно и с тоской посмотрит в окно.
– Последние полгода я была содержанкой, – помолчав, ответила Люба.
– Это что же, работа такая? – удивился Павлуша.
Нет, все-таки он явно принадлежал к другому поколению или на самом деле был наивным дурачком.
– А почему нет? Между прочим, не из легких. Не так-то просто богатому мужику угодить.
– Надо же – содержанка… Звучит почти как служанка, – покачал головой художник.
– Ничего подобного! – возмутилась Люба. – Денис меня любил, баловал, всегда самую дорогую косметику покупал и вообще… Он говорил, что я для него – все равно что ребенок. Вот так.
– Старый, наверное?
– Ну да… Сами вы – старый! Всего на семь лет меня старше. А знаете, как мой Денис стильно одевается? Он бы в таких грязных ботинках под расстрелом на улицу не вышел.
Художник спрятал под стул свои ноги и смущенно улыбнулся.
– А теперь что же? – спросил он.
– Да так… сложная история. Нам все вокруг дико завидовали. Слишком хорошо долго не бывает. Всемирный закон подлости.
– Неужели выгнал? – ахнул Павлуша.
Люба помотала головой, отвернулась к окну и изо всех сил сощурила глаза, пытаясь сосчитать дождевые капли на стекле. Если вовремя отвлечь внимание или сильно сощуриться, можно суметь не расплакаться. Раз – капля, два – капля, три…
Дождь ведь тоже похож на слезы – из чьих-то огромных невидимых глаз. Лучше бы сейчас светило солнце или хотя бы не капало с неба.
– А я сразу догадался, что тебе идти некуда, – помолчав, вдруг спокойно сказал Павлуша.
– Что, на бомжиху похожа? – огрызнулась Люба. Знал бы, какое он сам произвел на нее впечатление своими дырками на локтях!
– Да нет, не на бомжиху, – ответил художник. – Но все равно – жалко тебя стало. Гляжу, такая молодая – и уже такие глаза… Как будто тебе ночевать негде. Или обидел кто-то.
Люба еще сильнее вытянула шею: капельки на стекле стали подозрительно дрожать и сливаться в одну большую каплю. Еще немного – и у нее тоже из глаз начнет переливаться, и тогда ее трудно будет остановить.
– …Но у меня здесь тоже приютиться негде. Я сам сейчас не дома, а в мастерской временно живу. Вдвоем нам здесь никак не уместиться.
И Павлуша растерянно оглядел свою комнатку, сплошь заставленную картинами, книгами, какими-то длинными палками. Из мебели в уголке еле-еле приткнулся низкий топчан, на котором свободно мог уместиться разве что ребенок, а возле окна стоял маленький стол для чаепитий, где как раз сидела Люба.
– Что, тоже выгнали? – спросила она мстительно.
– Близко к тому, – вздохнул Павлуша. – Сложная история. Я пока и сам ничего не понимаю. Сижу в мастерской, как в окопе.
В другое время Люба сказала бы: «Да я к вам, между прочим, и не напрашиваюсь!» Или еще что-нибудь в этом роде. Но вместо этого она молча пялилась в окно и тяжело, подавленно молчала.
Неужели все-таки придется идти за билетом на автобус? К ночи она как раз доберется… Не ждали, молодые?
– Вот что я подумал, – прервал мрачное молчание Павлуша. – У Сережи Маркелова в мастерской часто всякий приезжий народ останавливается. Кто на конференцию в город приезжает, кто по своим делам. Вообще-то он обычно разрешает. Но неделя – это максимум.
– Неделя? Это же очень много… – пробормотала Люба, и у нее от неожиданности сразу прояснилось в голове, и даже в глазах щипать перестало. – Целая неделя! А дальше я что-нибудь придумаю.
– Я так и понял, – кивнул Павлуша. – Пойду Сергею позвоню, предупрежу. Ключ запасной от его мастерской у меня есть. Ничего, если я скажу, что ты тоже на конференцию приехала из…
– Из Петровска, – подсказала Люба.
Она вспомнила, что в сумочке у нее лежит сотовый телефон, по которому тоже вполне можно было бы позвонить хозяину мастерской, но испугалась, как бы Павлуша в последний момент не передумал ей помогать.
Решит еще, что она и так богатая, и передумает. А Любе просто в последнее время звонить было некому, вот деньги и остались на счету.
Да и зачем нужен этот дурацкий мобильник, если в трудную минуту по нему некому позвонить?
Как только Павлуша вышел за дверь, она едва не издала громкий победный клич.
Позиция первая. На целую неделю у нее есть крыша над головой.
Позиция вторая. Можно хоть с завтрашнего дня начинать непыльную работу натурщицы – на кофе с бутербродом в любом случае хватит.
Позиция третья. Не перевелись еще добрые люди на земле русской. Не зря бабушка любила говорить, что бедняк бедняка видит издалека. Виват! Виват! Виват! Или она говорила: дурак – дурака? Но в любом случае сейчас это не важно.
Мастерские художников располагались в старой коммуналке и на самом деле были приблизительно похожи на человеческое жилье.
В полутемном коридоре в углах громоздились какие-то пеньки.
– Тут кто-то дровами печку топит? – спросила Люба, пробираясь по коммунальному лабиринту вслед за Павлушей. – Вот бы погреться! Люблю печку топить.
– Да нет, тут у нас еще скульпторы, – отозвался он. – Из дерева режут.
Здесь все было так таинственно и необычно, что Люба поневоле почувствовала приятное возбуждение.
Так бывает перед тем, как прыгнуть в незнакомую воду. Сначала вроде бы холодно, зябко, но потом – ныряешь в набежавшую морскую волну и плывешь, наслаждаясь собственной силой. Но в долгие минуты перед прыжком всегда почему-то дрожь берет.
Что-то похожее Люба испытала, когда познакомилась с Денисом. И страх, и удивление, и счастье… Не верилось, что все это происходит именно с ней, на самом деле.
А вначале тоже было похожее ощущение, как будто Денис крепко взял ее за руку и подвел к обрыву над морем.
И Люба, зажмурившись, прыгнула в его жизнь, забыв обо всем, что было до этой встречи…
А очнулась уже на берегу, у разбитого корыта.
Да и корыта, честно говоря, никакого не было, и кусочка мыла тоже.
Здесь, в этой обшарпанной коммуналке, было странно и даже как-то дико вспоминать об их романтических ужинах при свечах, шикарной двуспальной кровати в «ведомственной квартире», о домашнем кинотеатре с экраном на полстены, по которому они с Денисом вечерами смотрели фильмы, в том числе – эротические.
Сон какой-то… Другая вода.
Павлуша пошевелил ключом в замке и впустил Любу в скромно обставленную, но вполне уютную комнату, чем-то напоминающую гостиничный номер.
Диван, стол, маленький телевизор, холодильник – почти как в сельской гостинице. С той только разницей, что повсюду на стенах здесь висели картины разных размеров, в красивых, аккуратных рамочках.
По крайней мере они не занимали все жизненное пространство, как в мастерской у Павлуши. За занавеской угадывалась еще одна небольшая комнатка.
Люба огляделась: очень даже пригодное место для жизни.
– Ой, спасибо… – сказала она и в порыве благодарности схватила Павлушу за руку. – Я вот что хочу сказать… Можно было бы нам отметить новоселье, расслабиться, вина выпить.
- Предыдущая
- 3/26
- Следующая
