Признаки жизни - Недоруб Сергей - Страница 31

• Предыдущая
• 31/57
• Следующая

Сталкер склонился почти уголком, продолжая удерживать на себе мифический рюкзак.

— Все, — признался он. — Пружина дальше не гнется.

— Тогда и мой рюкзак понеси.

Плечи мигом заныли — Сенатор положил свой мешок сталкеру на загривок.

— Уй! — возопил Шептун, сгибаясь сильнее. — Это для меня слишком много.

— Удерживай два рюкзака, — говорил Сенатор, стоящий напротив него. — Тяжесть давит на тебя. Чувствуешь, как напрягается позвоночник?

— Еще бы! Я сейчас ходячая аномалия, ёпрст… «трамплин».

— Теперь сбрасывай с себя груз. Быстро!

С иллюзорным рюкзаком сталкер справился быстро, с досады грохнув его о камни, как арбуз, и заставив расколоться. Шептун попытался скинуть рюкзак Сенатора следом, но его на плечах не оказалось.

— Ох, — простонал сталкер.

— Распрямляйся от нижнего позвонка к верхнему.

Шептун выпрямился, чувствуя, как по бокам от позвоночника словно устроились две сытые и довольные змеи, массирующие спину. Ощущение было еще более необычным, чем сравнение.

— Как ты успел свою сумку стащить? — спросил сталкер.

— Я ее и не надевал на тебя. Просто слегка надавил на спину, и ты поверил.

— Ну ты приколист… А для чего все это надо было? Я, честно говоря, в этот урок не совсем вник.

— Ты выдавил из позвоночника залежи солей и всякие застойные явления.

— Что, простым сгибанием?!

— Оно было вовсе не простым. Шептун, неосознанный механический процесс даст тебе крайне низкие результаты. Я тебе показал на простейшем примере, что такое процесс осознанный и чем он отличается. Вот что бы случилось, если бы ты просто разок наклонился и пошел дальше?

— Да ничего бы не было.

— Вот именно. Ничего. Потому что при простом физическом действии не происходит результата. Сталкер, о своем теле ты знаешь меньше, чем твой кот об автомобилях. Вот представь, что его научат водить машину.

— Маркуса? — Шептун задумался, представив себе кучу котов за рулями маршруток, чешущих по кольцу. — В таком случае я только порадуюсь, что он не говорит по-русски.

— Если ты научишь кота водить, то он все равно будет с трудом представлять себе принцип действия стеклоомывателя. Ему будет казаться, что грязное стекло — это неотъемлемый атрибут образа жизни автомобиля, воля великих богов и вечная ноша, с которой нет смысла бороться. Все лишь потому, что ему будет лень нажать на кнопку, о существовании которой он не подозревает.

— Я подозреваю. Ты говоришь о куче скрытых рычагов в человеческом теле, которыми можно им же самим и управлять?

— Что-то вроде этого.

— Погоди, это уже совсем непонятная вещь. — У Шептуна голова кругом пошла от таких сравнений. — Ты мне говоришь, что вся наша медицина, все то, что нам известно о методах лечения и прочее, — сплошной мыльный пузырь? В этом нет необходимости, что ли?

— В твоем сомнении, Шептун, кроется интересная мысль. Следуя твоей логике, медицина — исключительно прикладная наука, основанная на простых статистических данных, — должна лучше знать и уметь лечить тело, нежели естественный механизм регенерации, который предназначен для этого самой природой и дан всем от рождения. И это кажется странным уже для меня. Друг мой, ну объясни мне, почему биологический организм должен быть лишен прекрасной возможности управлять собственным иммунитетом, разгонять его при определенных действиях, пусть даже с большими затратами энергии? Неужели это совсем ненужное для тебя качество, что ты так цепляешься за таблетки и уколы?

— Э, погоди! Когда ты меня нашел, то ведь лечил именно лекарствами.

— Ничего не имею против использования лекарств в нужных случаях. В конце концов, хирургию не заменит даже самое совершенное управление своим телом — можно, конечно, в принципе самому рассасывать опухоли и выращивать оторванные пальцы, но не всем для этого хватит срока жизни. Я говорю о простых вещах вроде восстановления поврежденной печени, падающего зрения или убирании шрамов. О заживлении ножевых и пулевых ран.

— Простые вещи?!

— Ну да. По-твоему, когда про бывшего смертельно раненого говорят, что он выжил благодаря силе воли, это всего лишь пустые слова? Это четкие формулы, Шептун, указания к действию. Кто-то успевает нащупать это состояние в критический момент, кто-то нет. Некоторые даже не начинают искать. Я говорю тебе прямым текстом: регенерацией тела можно управлять. И уже показал тебе несколько упражнений. Они помогут восстановить здоровье, не говоря уже о повышении качества жизни.

— Так в сутках всего двадцать четыре часа. Как повысить качество?

— Именно его и повышать. Я ведь не о количестве говорю. Никто не хочет жить вечно.

— Может, я хочу.

— Не хочешь, поверь мне. Если ты не найдешь себе применения за отпущенные тебе годы, то зачем тебе увеличивать их число?

— А если найду?

— Тогда можно рассчитывать на возвращение в другой инкарнации.

— Совсем уже какая-то мистика пошла.

— Кот на автомобиле, Шептун. Всего лишь кот на автомобиле.

Маркус лежал на спине, задрав все четыре лапы кверху, и дрых. В такой позе он напоминал перевернутый столик, если только существовали столики с такими мохнатыми скатертями. Столик то и дело пошевеливал хвостом.

Шептун сидел рядом с ним, наблюдая. Кот пребывал в такой безмятежности, что хотелось прикоснуться к ней, взять чуточку — у животного ведь не убудет. Но животное в данный момент могло поделиться разве что электростатическим разрядом.

— Да, малыш, жизнь повернулась в интересную сторону, — признался Шептун, латая свитер вытащенной из него же ниткой при помощи отломанного куска шила. — Сидим мы тут и во всех отношениях лечимся. Делаем то, что нам говорит неизвестный человек. Мороженого вот воображаемого наелись, да так, что чуть простуду не подхватили.

Кот всхрапнул немного и вывернул голову так, что сталкеру стало больно на это смотреть.

— И ведь верю я ему, вот в чем дело, — говорил сталкер. — Самому бы сказал кто, пусть даже месяц назад, так не поверил бы. Не поверил бы, что буду общаться с мужиком в плаще, которого знаю несколько дней, на темы, о которых даже с самим собой не говорил и с лучшими друзьями тоже. Впрочем, где они сейчас, эти друзья? Разбежались все. Боялся я, котяра, с ними о сокровенном беседовать, потому как распугать всех не хотел. Ну зачем все свои болячки на других выплескивать, скажи? А теперь вижу я, что и не болячки это вовсе, а так — естественные жизненные этапы, которые бывают у каждого. Причем я все равно оказался болен, но вовсе не тем, чем думал. Гордился я своими болезнями, кот. Неспособностью себя на место другого человека поставить, например. Я же типа как крутой дядя. Ну да, пусть я никому об этом не говорил, так ведь все равно думал.

Перевернув свитер, сталкер начал чинить прореху на боку. Именно здесь оказалась дырка от арматуры. Зашивая ее, Шептун всеми силами попытался вообразить, что прямо сейчас зашивает себя самого. Сложнее всего было создать образ выздоровления, а не иголки, пронзающей плоть.

— Сенатор, — проговорил он. — Кот, ты его не боишься, как я посмотрю. В первый раз ты, помню, глядел на него как на самого архангела Гавриила. Да, я заметил, несмотря на то, что был совсем плохой. А затем все устаканилось. Может, ты поверил Сенатору, потому что это сделал я?

Маркус ни опроверг, ни подтвердил высказывание. Но Шептун все равно знал, что кот на его мнение о людях клал без зазрения совести.

— Нравится мне, как ты молчишь, приятель. — Шептун случайно распорол уже сделанные стежки и начал заново, другим способом. — Нравится, что у тебя есть обо всем свое мнение, очень простое и, как всегда оказывается, верное. Мне бы у тебя поучиться. Но вот только ты этого не оценишь и меня все равно не похвалишь. Должно быть, старина, мне нужно, чтоб меня хвалили, рукоплескали. Я сам не знаю, чего хочу от жизни.

Сталкер вздохнул.

— Знаешь, почему я поверил Сенатору, котлета? Потому что все время, что я в клане, я добивался того, чтобы люди верили мне. Здравствуйте. Мир тебе, сталкер. Я Шептун из клана «Набат». А я Дункан Маклауд из клана Маклаудов. Меч из-под плаща, и давай драться. Или не драться, как повезет. Ведь не всегда меня выслушивали до конца. Чаще всего сбегали — под каким-то предлогом или после легкого взаимного мордобоя. И, что самое смешное, котяра, не от меня они сбегали, понимаешь? От слова моего. «Набат». Каждый воображал то, что отвечало его представлениям о Зоне. Мощную военизированную группировку. Бригаду хлопцев с автоматами. Сборище отбросов в оборванных одеждах. Многое зависело от моего внешнего вида и того, как хорошо с утра я поел. Так что они верили тому, во что хотели верить. И убегали. А знаешь, старик, как я сам на это реагировал? Нравилось мне, вот как. Мне нравилось, что «Набат» окрутел настолько, что многие люди разбегаются от одного упоминания о клане. И ни разу я не задумался, что это вовсе не из-за репутации клана, а потому, что люди уже пришли сюда напуганными. Для них сталкер какого-либо клана, агитирующий за вступление, — такая же аномалия, как «жарка» или «карусель». И когда я говорил Грачу, дескать, нашел человека, но он отказался, то шеф ругался, а я радовался, понимаешь? Мне было приятно, что сегодня удалось на кого-то нагнать страху. Я верил, будто укрепляю этим клан. Ведь клан — это не просто группа сталкеров. За долгое время я и не понял, что такое «Набат». Знаю лишь, что это безусловная сила.

• Предыдущая
• 31/57
• Следующая