Раскаты грома (И грянул гром) (Другой перевод) - Смит Уилбур - Страница 5

• Предыдущая
• 5/94
• Следующая

– Понятно.

«Я везу тебя к другому мужчине», – с горечью подумал Шон, но вслух высказался иначе:

– Значит, он в Дурбане сидит и ждет, когда вы перейдете через линию фронта?

– Он в армии Наталя. Неделю назад я получила письмо. Он хотел, чтобы я оставалась в Йоханнесбурге и ждала, пока англичане захватят город. Он говорит, что с такими большими силами они будут там месяца через три.

– Почему же вы не стали ждать?

Она пожала плечами.

– Терпение не относится к числу моих добродетелей. – В ее глазах снова вспыхнуло озорство. – К тому же я решила проветриться – в Йоханнесбурге ужасно скучно.

– Вы его любите? – неожиданно осведомился Шон.

Руфь удивилась, улыбка исчезла с ее губ.

– Он мой муж.

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Вы не имеете права его задавать.

Теперь она рассердилась.

– Вы должны ответить.

– А вы любите свою жену? – выпалила она.

– Любил. Она умерла пять лет назад.

Гнев ее погас так же быстро, как вспыхнул.

– Простите. Я не знала.

– Забудьте. Забудьте обо всем, что я спрашивал.

– Да, так будет лучше. Мы, похоже, попали в переплет.

Ее рука с кольцом на пальце по-прежнему лежала на ковре мягкой листвы. Шон протянул руку и сжал маленькую ладошку.

– Мистер Кортни...

– Шон, если не возражаете.

– ...думаю, нам лучше лечь спать. – Она отняла руку и завернулась в одеяло.

Во второй половине дня их разбудил ветер, прилетевший с востока – он примял траву на холмах и раскачивал ветки деревьев.

Шон посмотрел на небо; ветер трепал его рубашку и спутал бороду. Преодолевая напор ветра, Шон наклонился вперед – он возвышался над Руфью, и она неожиданно поняла, какой он большой. Похож на бога бури – длинные сильные ноги расставлены, под шелком рубашки на груди и руках заметны бугристые мышцы.

– Собирается гроза, – крикнул Шон, перекрывая шум ветра. – Ночью луны не будет.

Руфь быстро встала, но неожиданный порыв ветра сбил ее с ног. Она пошатнулась, прислонилась к Шону, и он невольно обнял ее. На мгновение она прижалась к его груди, почувствовала упругость тела и мужской запах. Эта неожиданная близость стала для обоих потрясением, и, когда Руфь высвободилась, глаза ее широко распахнулись и посерели от страха – она испугалась того, что ощутила.

– Простите, – прошептала она. – Это произошло случайно.

Ветер подхватил ее волосы и закрыл все лицо танцующими черными прядями.

– Поедем, пока еще светло, – решил Шон. – Ночью двигаться будет невозможно.

По небу метались тучи, они меняли форму и опускались все ниже. Серые, лиловые, цвета дыма и старого кровоподтека, тяжелые от дождя, который несли в себе.

Стемнело рано, ветер продолжал досаждать.

– Примерно через час утихнет и начнется дождь. Пока еще что-то видно, попробуем найти убежище.

На другой стороне холма путники обнаружили нависающую скалу и под ее защитой разгрузились. Пока Шон привязывал лошадей, чтобы они не умчались в бурю, Мбежане нарезал травы и устроил под навесом ложе.

Натянув овчинные куртки, люди перекусили сушеным мясом – билтонгом – с черствым просяным хлебом, после чего Мбежане ушел в дальний угол и забрался под одеяло.

– Ну ладно, Дирк. Укутайся потеплее.

– А можно я... – начал шумно протестовать парень.

– Нет, нельзя.

– Я спою тебе, – предложила Руфь.

– Зачем? – удивился Дирк.

– Чтобы ты скорее заснул. Разве тебе не пели колыбельные?

– Нет. – Дирк заинтересовался. – А что ты будешь петь?

– Сперва завернись-ка в одеяло.

Шон сидел рядом в темноте, сознавая громоздкость своего тела и чувствуя прикосновение ее плеча. Глухой рев ветра сопровождал пение Руфи.

Сначала голландские народные песни: «Nooi, nooi» и «Jannie met die Hoepel been», потом старые напевы, вроде «Отца Жака». Для каждого слушателя голос девушки значил что-то особенное.

Разбуженному Мбежане он напомнил ветер на холмах Зулуленда и пение юных девушек на полях во время уборки урожая. И мужчина порадовался, что идет домой.

Для Дирка это был голос матери, которую он почти не помнил. Голос, сулящий безопасность – и вскоре мальчик уснул.

– Продолжайте, – прошептал Шон.

И она пела для него одного. Любовную сагу, которой исполнилось две тысячи лет, полную страданий ее народа – но и радости. Пока она пела, ветер стих; замолчала и Руфь. Воцарилась глубокая тишина ночи.

Грянула буря. Прогремел первый гром, змеи молний пробились сквозь тучи. Дирк что-то забормотал, но не проснулся.

В резком голубом свете Шон увидел мокрые от слез щеки Руфи, и когда их снова обступила темнота, Руфь задрожала, прильнув к нему. Он прижал ее, маленькую и теплую, к груди и почувствовал на губах соленый вкус ее слез.

– Шон, нельзя.

Но он подхватил ее и понес в ночь. Снова сверкнула молния, озарив местность, и Шон увидел лошадей с понуренными головами и резкие очертания холма рядом.

Первые капли дождя упали на его плечи и лицо. Дождь был теплый, и Шон продолжал идти, неся Руфь. Потом хлынул ливень, следующая молния подсветила жемчужный туман, и ночь наполнили запахи дождя и земли – запахи чистые и искренние.

Утром воздух был так промыт, что, стоя рядом на вершине холма, путники видели горы, голубые и четко очерченные на южном горизонте.

– Это окраина Дракенсберга. Мы обогнем его милях в двадцати. Вероятность встретить патруль буров здесь очень мала. Можно ехать днем.

Вскоре мы минуем горы и выйдем к железной дороге за линией фронта.

Свежесть утра, красота земли, уходящей вдаль гигантским травяным блюдцем, хорошо знакомые просторы Наталя и присутствие рядом Руфи привели Шона в хорошее расположение духа.

Шон был доволен – впереди завершение пути, а эта женщина, не исключено, станет его постоянной спутницей.

Когда он заговорил, Руфь посмотрела на него, задрав подбородок, – подчеркивая его высокий рост. И Шон неожиданно понял, что его хорошее настроение вовсе не отражается в ее глазах.

– Ты очень красива, – сказал он, но Руфь промолчала. Теперь он читал в ее взгляде печаль и, возможно, что-то еще, более сильное.

– Руфь, ты останешься со мной?

– Нет. – Она медленно, с сожалением покачала головой. Ее волосы толстым черным жгутом свесились через плечо и легли на замшу куртки цвета меда.

– Ты должна.

– Не могу.

– Но вчера ночью...

– Вчерашняя ночь была безумием... это все буря.

– Все было правильно. Ты это знаешь.

– Нет. Это все буря. – Она отвела взгляд и посмотрела на небо. – А теперь буря кончилась.

– Это было гораздо больше, чем буря. С первого мгновения нашей встречи.

– Безумие, рожденное обманом. Мне всю жизнь придется лгать, прикрывая случившееся, подобно тому, как прикрывала это темнота.

– Руфь, ради Бога, не говори об этом так.

– Хорошо, не буду. Я вообще не буду об этом говорить.

– Но мы не можем забыть. Мы оба знаем, что не можем.

В ответ она вытянула левую руку. Сверкнуло золотое кольцо.

– Попрощаемся здесь, в горах, на солнце. Мы еще некоторое время будем ехать вместе, но попрощаемся здесь.

– Руфь, – начал он, но она прикрыла ему рот рукой, и он ощутил губами металл кольца; от этого по спине пробежал холодок, словно от ужасной мысли, что он потеряет ее.

– Нет, – прошептала она. – Поцелуй меня в последний раз и отпусти.

Мбежане увидел все первым и рассказал Шону. Примерно в двух милях сбоку, со складки ближайшего хребта поднялось будто бы пятно коричневого дыма, такое бледное, что Шон не сразу разглядел его. Он тут же повернулся и лихорадочно принялся искать укрытие. Ближайшим оказался выступ красной скалы в полумиле. Слишком далеко.

Руфь заметила его взбудораженность.

– Что это, Шон?

• Предыдущая
• 5/94
• Следующая