Ласковые псы ада - Брук Мелджин - Страница 45

Он прищурился, став невероятно похожим на джентльмена-пирата, героя моих любимых дамских романов.

— Что у тебя там еще в голове хранится?

— Разные мелочи. Помню первое, что ты вообще мне сказал. Вот когда перенес меня из телеги в ванну, где твоя мать должна была взяться за мое лечение.

— Наверное, что-то было очень романтичное, — сказал он. — Что-то вроде «Наконец-то ты со мной» или «Я не дам тебе умереть».

— Я лежала в ванне, истекая кровью, пытаясь сопоставить поломанные кости, и у меня гиеновые железы от боли опорожнились. И ты мне сказал: «Ты не волнуйся, у нас тут система фильтрации отличная».

За такое выражение лица никаких денег не жалко было бы.

— Не могло это быть первой фразой.

— Было.

Какое-то время мы ехали молча.

— Так насчет лубриканта, — сказал Рафаэль.

— Не хочу слышать!

— Однажды я его смывал с волос…

— Рафаэль, ты зачем так делаешь?

— Хочу, чтобы ты снова сказала «фу!».

— Да за каким чертом тебе это нужно?

— Чисто мужской импульс, неудержимый. Нужно — и все тут. Так вот, когда его смыл…

— Рафаэль!

— Да нет, погоди, дальше тебе понравится.

Когда мы подъехали к дому Паучихи Линн, мое терпение было на грани срыва.

Она жила в небольшом домике стиля ранчо, стоящем в стороне от дороги и скрытом за шестифутовым деревянным забором. Я открыла мусорный бак — в нос ударило облако едкой вони. Грязно, но пусто.

Рафаэль осмотрел забор, разбежался и перелетел, перевернувшись в воздухе как гимнаст. Я поступила более старомодно: разбежалась, прыгнула, схватилась за край, подтянулась и перелезла. Рафаэль достал пару отмычек и вставил их в замок. Дверь щелкнула, мы вошли в темный пустой гараж. Я проморгалась, приспосабливаясь к полумраку, и у меня включилось ночное зрение. У многих гараж похож на дворовую распродажу, попавшую под бомбежку. А у Паучихи в гараже царил порядок, все на своем месте, по стенам аккуратно развешаны инструменты и уборочный инвентарь. Пол чисто выметен. Вот если бы у меня был гараж, он бы точно такой был.

Дверь, ведущая из гаража в дом, была, как и следовало ожидать, заперта, и Рафаэлю пришлось десять секунд с ней повозиться. За ней оказалась отличная кухня загородного дома с утварью нержавеющей стали и новенькой фирменной мебелью. Идеально чистая раковина. Никакого запаха от выброшенного мусора.

И все запаховые метки старые. Ее не было дома уже два дня, не меньше.

— Интересно, — произнес Рафаэль.

Я подошла и встала рядом с ним.

На стене гостиной, как раз под картиной с изображением каких-то геометрических фигур, красовалась большая вмятина. Вокруг нее расходилось пятно. Ниже среди увядающих зеленых стеблей блестели осколки разбитого стекла, тускло подхватывающие свет из окон. Кто-то запустил в стену вазой.

— Какого она роста? — спросил Рафаэль.

— На два дюйма выше меня.

— Наверное, это она. Я бы попал куда выше.

Мы разглядывали пятно.

— Разозлилась, наверное, — сказала я.

— И еще как.

— Не любовное послание.

Рафаэль кивнул:

— Цветы белые.

Я втянула воздух, сортируя запахи пыльцы: едва заметный след белых лилий, легкий аромат гвоздики, сладкий запах львиного зева, сухость перекати-поля…

— Выражение сочувствия, — сказали мы одновременно.

Я присела над кучкой стеблей и стала перебирать ее. Пальцы наткнулись на влажный прямоугольник. Это оказался конвертик с логотипом: змея, оплетающая чашу. Надпись:

Клиника «Яркий свет», Колледж Чудотворцев Атланты.

Я открыла конверт и прочла вложенную открытку:

«Мои глубочайшие соболезнования. Бен Родни, ДМ, ДММ».

Доктор медицины, дипломированный медицинский маг.

Рафаэль нагнулся, постучал по открытке пальцем:

— Алекс был там пациентом, я знаю, что это такое. Когда они ничего не могут для тебя сделать, посылают тебе такой вот букет «Приведите свои дела в порядок».

— Она оказалась безнадежно больной?

— Похоже на то.

— Ну, хотя бы мы установили связь между ней и Алексом, — сказала я, глядя на открытку.

Мы осмотрели весь дом и в кабинете нашли ящик, набитый медицинскими записями. У Паучихи нашли болезнь Ниманна-Пика, тип «С». Прогрессирующее неизлечимое заболевание, поражающее селезенку, печень и мозг. Для нее стали трудными такие простые действия, как ходить или глотать. Начали слабеть зрение и слух, опустить или поднять глаза становилось невозможно. Вскоре ей предстояло оказаться узницей в собственном теле, а затем — смерть.

— Посмотри сюда, — позвал Рафаэль.

Я пошла за ним в библиотеку. Пол устилали открытые книги. Рафаэль поднял одну из них и прочел:

— …и Аид схватил Персефону и увез в своей колеснице в темное царство мертвых. Напрасно мать ее, щедрая Деметра, искала дочь повсюду. Одинокая, бродила по миру богиня урожая, одетая в рубище как простолюдинка, и в скорби своей забыла лелеять почву и взращивать всходы. Лишенные ее бесценных даров, увядали на стеблях цветы, деревья сбрасывали в трауре листву, и все, что было зеленым и живым, желтело и умирало. Пришла в мир зима, и возопили люди от голода. Даже золотые яблоки в саду Геры упали с обнажившихся ветвей священного дерева.

— Жизнеутверждающе. — Я посмотрела еще пару книг. — То же самое.

— А вот эта по-гречески. — Рафаэль поднял большой и пыльный том, показывая на страницу. Там было нарисовано яблоко.

— Значит, она одержима Аидом и яблоками. Что мы знаем про эти яблоки?

— Вот тут про одно из них, — ответил Рафаэль. — «Эриду, богиню раздора, единственную среди богинь не пригласили на свадьбу. Затаив злобу, снедаемая жаждой мести, она взяла золотое яблоко, написала на нем «каллистри», что означает «прекраснейшей» и подбросила пирующим богам. Вот так и началась Троянская война…»

— Ага, ловкий был ход. Но нам это не по теме. — Я поискала у себя в книге. — А вот одиннадцатый подвиг Геракла. Добыть золотые яблоки бессмертия из сада Геры…

Я запнулась и посмотрела на Рафаэля.

— Яблоки бессмертия, — повторил он. — Есть о чем подумать.

Я постучала по книге пальцами:

— Итак, что нам известно? Паучиха Линн смертельно больна. Она одержима мыслью о яблоках бессмертия, считая, что они ее исцелят. Она для неизвестных целей держит в заложниках тень Алекса Дулоса. Алекс был жрецом Аида.

— Аид похитил Персефону, дочь Деметры, богини урожая, правящей временами года. Это сказалось на яблоках бессмертия из сада Геры. Похоже «на гипотезу шести шагов» — от любого факта до любого другого. — Рафаэль полистал свою книжку. — Вот тут говорится, что эти яблоки — пища богов. Они вместе с амброзией дают богам вечную юность и бессмертие. Как ты думаешь, что будет, если эта зараза их съест?

— Ничего хорошего.

Нам обоим в период вспышки случалось иметь дело с теми, кто хотел уподобиться богам. Мне до сих пор кошмары снятся. По лицу Рафаэля я видела, что ему тоже не хочется повторять этот опыт.

— Нам придется проникать в тот дом. — Да — Рафаэль был мрачен.

Дом, охраняемый гигантским псом ада, окруженный электрической изгородью и защищенный сильным охранным заклинанием, а в нем нас ждут три вампира, и пилотирует их женщина, одержимая яростью и страхом смерти.

Хорошо, что я Бабахалку взяла.

Мы стояли, прислонившись к джипу, на самом краю территории Цербера, ожидая, чтобы магия схлынула из мира. Стоящий рядом со мной Рафаэль все еще был погружен в книгу греческих мифов и читал, поигрывая ножиком, рассеянно подхватывая пальцами конец, указывающий вниз. Острие, рукоять, острие, рукоять. Садилось солнце, заливая оранжевой кровью бледное небо. Я втягивала вечерний воздух, поглаживая свое великанское оружие.

Быть профессионалом — значит лелеять свой страх. С ужасом ты борешься, пока не укротишь его и не заставишь себе служить. Он обостряет чувства и реакции и помогает остаться в живых. Но страх, каким бы ни был уже укрощенным, душу тебе грызет все равно. Я не хотела входить в дом, набитый вампирами. Я не хотела, чтобы мог пострадать Рафаэль.