Бойня - Френсис Дик - Страница 20
- Предыдущая
- 20/59
- Следующая
— И получить ее, — сказал я. — Он в этом абсолютно уверен.
— Да.
— Но ведь дядя Ролан всегда может сказать, что его заставили подписать этот документ силой! — возразила Даниэль. — Он может отказаться признать его, разве не так?
— Аннулировать прошение достаточно просто. С контрактом дело обстоит куда сложнее. Ролан может заявить о том, что ему угрожали и докучали настойчивыми требованиями, но суд вполне способен решить, что, раз уж он сдался, идти на попятный поздно.
— А если он все-таки добьется того, что контракт аннулируют, — задумчиво заметил я, — никто ведь не помешает Анри Нантерру начать все сначала. И так будет продолжаться, пока месье де Бреску не подпишет контракт заново.
— Но ведь теперь контракт должны подписывать все четверо, — сказала Даниэль. — А если мы скажем, что не согласны?
— Я думаю, что если твой дядя согласится подписать контракт, то и вы все тоже подпишете, — ответил я. Литси кивнул.
— Да, это лишь позволит оттянуть время. Но это не выход.
— А где же выход? — с тоской спросила Даниэль. Литси посмотрел на меня.
— Предоставьте это Киту, — улыбнулся он. — Даниэль рассказывала, что в том ноябре вы скрутили в бараний рог целую когорту весьма серьезных противников. Неужели вы не сможете сделать это теперь?
— Там ситуация была несколько другая, — возразил я.
— А что, собственно, произошло? — спросил Литси. — Даниэль не рассказывала мне подробностей.
— Одна газета развязала кампанию против моей сестры Холли и ее мужа.
Это грозило им крупными неприятностями: муж Холли тренирует скаковых лошадей, а в газете говорилось, что он находится на грани банкротства. Ну, и в конце концов мне удалось заставить газету напечатать опровержение и выплатить Бобби компенсацию.
— И еще этот жуткий папаша Бобби, — сказала Даниэль. — Расскажи про него, Кит.
Сейчас она смотрела на меня так, словно между нами все было по-прежнему. Я попытался скрыть, как меня тревожат наши пошатнувшиеся отношения, боюсь, мне это плохо удалось, — и принялся рассказывать.
— На самом деле, эти нападки на Бобби были нацелены против его отца, который пытался захватить газету в свои руки. Отец Бобби, Мейнард Аллардек, рассчитывал получить рыцарский титул, а газета стремилась скомпрометировать его. Этот Мейнард настоящий мерзавец и сильно отравлял Бобби жизнь. Ну, и... в общем, мне удалось от него избавиться.
— Каким образом? — с любопытством спросил Литси.
— Мейнард сделал состояние на том, что одалживал крупные суммы предприятиям, находящимся в сложном положении. Он выжидал, пока они встанут на ноги, а потом требовал деньги обратно. Владельцы так сразу вернуть деньги не могли, и тогда он забирал в уплату само предприятие и через некоторое время его перепродавал. Улыбающаяся акула глотала благодарных рыбешек с потрохами, а они понимали, в чем дело, только когда оказывались в брюхе.
— И что же вы сделали? — спросил Литси.
— Ну... я взял интервью кое у кого из тех, кого он разорит, и заснял их на пленку. Зрелище было весьма впечатляющее. Пожилая пара, у которых он обманом выманил великолепную скаковую лошадь, человек, чей сын покончил жизнь самоубийством, когда его предприятие разорилось, мальчишка, которого Мейнард втянул в игру на тотализаторе, и парень продул половину своего наследства...
— Я видела этот фильм, — сказала Даниэль. — Меня словно обухом огрели... Я плакала горючими слезами. Кит пригрозил отправить копии кассеты всем официальным лицам, если Мейнард предпримет еще что-нибудь. И ты еще забыл сказать, — обратилась она ко мне, — что Мейнард пытался заставить Бобби убить тебя.
Литси вскинул брови.
— Убить?..
— Хм... — сказал я. — Видите ли, Мейнарда бесит то, что Бобби женился на моей сестре. Он с рождения ненавидит всех Филдингов. Его так воспитывали. Когда Бобби был маленьким, Мейнард пугал его Филдингами.
И я рассказал о древней вражде между нашими семействами.
— Нам с Бобби удалось уладить это дело, и теперь мы друзья, но для его отца это нож острый.
— Бобби думает, — сказала мне Даниэль, — что для Мейнарда нож острый еще и то, что ты добился успеха. Если бы ты был паршивым жокеем, он бы так не злился.
— Мейнард — член Жокейского клуба, — объяснил я Литси. — И теперь он довольно часто бывает распорядителем. Он был бы очень рад, если бы я лишился лицензии.
— А добиться этого нечестным путем он не может, потому что существует фильм, — задумчиво сказал Литси.
— Это ничья, — спокойно согласился я.
— Ну ладно, — сказал Литси, — а как насчет того, чтобы добиться ничьей с Анри Нантерром?
— Я про него слишком мало знаю, — возразил я. — Мейнарда-то я знаю с детства. А об оружии и о тех, кто им торгует, у меня нет никакой информации.
Литси задумчиво поджал губы.
— Полагаю, это можно уладить... — сказал он.
Глава 8
Днем я позвонил Уайкему. Голос у него был усталый. Этот день был сплошной вереницей сложностей и горестей, которые к тому же еще не кончились. Нанятый сторож сидел на кухне вместе со своим псом, пил чай и жаловался на холод. Уайкем боялся, что охранять он будет исключительно кухню.
— А что, в самом деле морозит? — спросил я. Это было бы неприятно: в мороз грунт делается твердым, скользким и опасным, и скачки обычно отменяются.
— Да нет, плюс два на улице.
Уайкем держали термометр на улице, над водопроводными кранами. В мороз он включал подогрев, чтобы вода не замерзала. За годы работы он успел оборудовать свою конюшню всяческими полезными приспособлениями, вроде инфракрасных ламп в денниках, чтобы лошади не мерзли и не простужались.
— Приходил полицейский, — сказал Уайкем. — Детектив. Он сказал, что, возможно, это подростки нашалили. Представляешь? Я сказал, что умело пристрелить двух лошадей — это не детская шалость. Но он ответил, что мальчишки способны на такое, что иной раз только диву даешься. Он, мол, видывал вещи и похуже. Например, пони, которым хулиганы выкалывали глаза.
П-психи ненормальные! Я сказал, что Котопакси не пони, что он был одним из фаворитов Большого национального, а констебль сказал, что... что очень жаль и он с-сочувствует владельцу...
— Но он обещал что-нибудь предпринять?
— Он обещал вернуться завтра и взять показания у конюхов, но вряд ли они что-то знают. Пит, который ухаживал за Котопакси, разрыдался. Все остальные были в возмущении. Для них это даже хуже, чем когда лошадь получает травму и ее приходится пристрелить...
— Это для всех хуже, — сказал я.
— Да, — вздохнул Уайкем. — А потом еще приехали живодеры и битый час вытаскивали их из денников... Я не мог на это смотреть. Я... я их так любил обеих...
Разумеется, для живодеров убитые лошади — всего-навсего падаль. Возможно, это самый разумный взгляд на вещи, не отягощенный излишними эмоциями, но для Уайкема, который любил лошадей, разговаривал с ними, строил планы, жил их жизнью, это было неприемлемо. Тренеры стиплеров обычно держат своих питомцев дольше, чем тренеры лошадей, участвующих в гладких скачках: не три-четыре года, а лет десять, а то и больше. И когда Уайкем говорил, что любит лошадь, это действительно было правдой.
Я подумал, что к Кинли он еще не успел так привязаться. Кинли был восходящей звездой, яркой и ослепительной. Кинли пока был новой игрушкой, а не старым другом.
— Берегите Кинли, — сказал я.
— Я его перевел. Он теперь в угловом деннике.
Угловые денники обычно занимали в последнюю очередь. В них входили не через двор, а через соседний денник. Это было очень неудобно для конюхов, — но зато это самое безопасное место во всей конюшне.
— Замечательно! — с облегчением сказал я. — А теперь, что гам насчет завтрашних скачек?
— Завтрашних скачек?
— Ну да, в Пламптоне.
Уайкем некоторое время молчал, собираясь с мыслями. На крупные скачки в Пламптон он всегда посылал много лошадей, потому что это был один из ближайших ипподромов. Насколько я знал, завтра мне предстояло шесть заездов.
- Предыдущая
- 20/59
- Следующая